Николай Пунин родился в Гельсингфорсе (Хельсинки), где служил его отец – военный врач Николай Михайлович Пунин. Вскоре доктор Пунин был переведен в Гвардейскую конноартиллерийскую бригаду, расквартированную в Павловске, в 1902 г. назначен старшим лейб-врачом лейб-гвардии 1-го стрелкового Его Величества батальона в Царском Селе. Именно с Павловском и Царским Селом связаны детство и отрочество будущего искусствоведа. Это время не было безоблачным – Пунин, три его младших брата (Леонид, Александр, Лев) и сестра Зинаида рано остались без матери, однако в их жизни было главное: семья, любовь, учеба в гимназии, чтение книг, познание прекрасного. Именно здесь «произошла» роковая невстреча с той, с кем через десятилетия он волею судеб будет связан до конца дней и с нею же войдет в вечность. Он запишет в своем дневнике слова, сказанные однажды «Ан.» (поэтом Анной Ахматовой), и свои мысли об этой «невстрече»:
«Я тебе не могу простить, – сказала Ан., – что дважды ты прошел мимо: в XVIII веке и в начале XX.
Как, действительно, случилось, что в Царском мы не встретились, когда еще были в гимназии, как случилось и потом, что, будучи у Ан. раза три (у Гумилевых), прошел мимо – мало бывал оттого, что…
В 1890 г. осенью мы, может быть, тоже встречались в колясках в Павловском парке – мы тогда постоянно жили в Павловске; Ан., если она верно высчитала, тогда привезли в Павловск, и они жили там до Рождества, ей было несколько месяцев».
Анна Ахматова в 1900–1905 гг. училась в Царскосельской Мариинской женской гимназии, в 1899–1907 гг. в Царскосельской Николаевской мужской гимназии учился и Николай Пунин. В гимназические годы они знакомы не были, их близкое общение началось через полтора десятилетия – в 1920-е гг. Их драматичный бессмертный роман, начавшись в 1922-м, угас осенью 1938-го. Она не сразу, но постепенно (по ее собственным словам), начала жить в его квартире 44 в Фонтанном Доме (бывшем доме графа С.Д. Шереметева) – вместе с его первой семьей, бывшей женой А.Е. Пуниной-Аренс и их дочерью Ириной. Коммунальный советский быт, вторгшийся в интеллигентский уклад жизни респектабельной профессорской квартиры, постоянная материальная неустроенность не смогли стать препятствием для влюбленных. Они долгое время не умели дышать, смотреть, понимать не вместе: «Мне трудно жить и смотреть без тебя; не то чтобы ты видела больше, чем я, но ты все понимаешь лучше меня, поэтому, когда я без тебя – все вижу наполовину» (из письма Пунина Ахматовой. 12 августа 1925 г.). Пунин войдет в историю литературы как «адресат и герой лирики» великого русского поэта: «Небывалая осень построила купол высокий», «Последний тост» («Я пью за разоренный дом…»), «Колыбельная» («Я над этой колыбелью / Наклонилась черной елью»), «И сердце то уже не отзовется» – в этих и многих других стихотворениях ахматовское обращение к нему. Сама Анна Андреевна даже после охлаждения их чувств осталась в ближнем круге Пунина и его родных. Сейчас в квартире Н.Н. Пунина в Фонтанном Доме стараниями его дочери Ирины Николаевны и ее единомышленников открыт Музей Анны Ахматовой, а на доме установлена мемориальная доска в память Николая Николаевича – неугасимые «судеб скрещенья».
В 1907 г. Н.Н. Пунин поступил на юридический, а затем на историко-филологический факультеты Петербургского университета, который окончил в 1914 г., в первый месяц Первой мировой войны. С началом войны Николай Пунин был зачислен в резерв, однако в 1916 г. освобожден от мобилизации по состоянию здоровья. Его младший брат Леонид командовал известным, овеянным былями и небылицами, партизанским Отрядом особой важности при штабе Северного фронта и умер от ран, полученных во время одной из вылазок в тыл противника. В отряде, названном после гибели командира Отрядом имени атамана Пунина, воевали Александр и Лев Пунины. Сестра Зинаида в годы войны была сестрой милосердия.
Значительное влияние на формирование профессиональных интересов оказал профессор университета, доктор теории и истории искусств Дмитрий Власьевич Айналов, в семинариях и просеминариях которого участвовал Пунин. Еще во время обучения в университете Пунина пригласили на должность регистратора в только что открывшееся Отделение древнерусской иконописи Русского музея (1913–1917). Вскоре он стал членом и секретарем Общества изучения древней русской иконописи (1914–1917). Пунин не ограничивался исключительно изучением истории древнерусского искусства, ему были интересны работы молодых художников, искусствоведческая полемика 1910-х гг., художественные выставки. С 1914 г. примкнул к молодежному кружку, собиравшемуся в мастерской Л.А. Бруни в квартире его отчима – скульптора и искусствоведа К.С. Исакова в здании Имп. Академии художеств (художественное объединение «Квартира № 5»). Там Пунин познакомился с художниками Н.И. Альтманом, В.В. Лебедевым, П.В. Митуричем, В.Е. Татлиным, композитором А.С. Лурье, поэтами О.Э. Мандельштамом, В.В. Маяковским, В.В. Хлебниковым и др. Для журналов «Аполлон», «Северные цветы», сборника «Русская икона» он писал статьи, заметки, рецензии о византийском и древнерусском искусстве, проблемах сочетания традиций эллинизма и Востока в русской иконописи, творчестве М.А. Врубеля, Б.Д. Григорьева, П.В. Кузнецова, В.А. Серова, Н.Н. Сапунова и др. (1913–1917). «Аполлоном» в качестве самостоятельных иллюстрированных изданий были опубликованы его статья «Японская гравюра» (1915) и очерк «Андрей Рублев» (1916).
Революцию 1917 г. воспринял восторженно. В 1917 г. принимал активное участие в работе Союза деятелей искусств. На период реорганизации 31 июня 1918 г. был назначен временно исполняющим обязанности комиссара Эрмитажа, благодаря его усилиям коллекция музея полностью возвратилась в Петроград после эвакуации в Москву. В январе 1919 г. назначен комиссаром Русского музея, был членом Коллегии ИЗО Наркомпроса и Коллегии по делам музеев и охране памятников, заместителем наркома просвещения А.В. Луначарского по делам музеев. В июле 1919 г. приглашен в качестве профессора Петроградских свободных государственных мастерских (бывшей Имп. Академии художеств), где до 1925 г. читал курс лекций по истории художественных форм. С осени 1919 г. до 1921 г. занимал должность заведующего Петроградским отделом ИЗО Наркомпроса. Был членом редакционного совета газеты «Искусство коммуны» (вместе с В.В. Маяковским, О.М. Бриком и Э.Е. Шталбергом), где были напечатаны его статьи об охране памятников, о коммунизме и футуризме, пролетарском искусстве (1918–1919). В послереволюционные годы увлекался футуризмом и другими новейшими течениями. В это время были изданы работы Н.Н. Пунина: книга «Против цивилизации» (в соавторстве с Е.А. Полетаевым, 1918), цикл лекций по современному искусству, читанный на краткосрочных курсах для учителей рисования (1920), статья «Татлин (против кубизма)» (1921).
Н.Н. Пунин полагал, что одним из качеств революции является то, что «жизнь становится риском». Его жизнь на грань смертельного риска была поставлена 2 августа 1921 г., когда он был арестован и до 6 сентября находился под следствием по так называемому делу «Петроградской боевой организации»; почти 100 человек были расстреляны, в их числе его близкий знакомый – муж А.А. Ахматовой, поэт Н.С. Гумилев. За Пунина поехала хлопотать в Москву его первая жена – А.Е. Аренс-Пунина – через А.В. Луначарского и О.М. Брика. Скорее всего, именно ходатайство Луначарского повлияло на освобождение Пунина.
После снятия всех обвинений Н.Н. Пунин, «новатор, футурист, гроза буржуазной обывательщины, первый в городе скандалист, непримиримый» (так со значительной долей иронии он характеризовал сам себя в дневниковой записи от 6 июля 1923 г.), блестящий искусствовед и талантливый лектор, вернулся к многогранной научной, преподавательской и музейной деятельности.
В 1921–1923 гг. Н.Н. Пунин состоял членом художественного совета Музея художественной культуры, после реорганизации которого в Государственный институт художественной культуры (ГИНХУК) стал его действительным членом и заведующим отделом общей методологии до слияния в 1927 г. с Государственным институтом истории искусств. Стараниями Пунина богатейшая коллекция современного искусства, собранная в ГИНХУК, была передана в Государственный Русский музей (ГРМ) и составила основу отдела новейших течений в русском искусстве.
Одновременно в феврале 1922 г. был назначен научным сотрудником по разряду изобразительных искусств Государственного института истории искусств, а с февраля 1927 г. стал его действительным членом. В 1925–1930 гг. читал курс по истории западного искусства XIX в. на Высших курсах искусствознания при институте. Уволен с 1 февраля 1931 г. в связи с сокращением штатов.
В 1923–1925 гг. читал лекции и вел учебные занятия на отделении археологии и истории искусств факультета общественных наук и на историческом факультете ЛГУ. Заведуя в эти же годы художественной частью Государственного фарфорового завода, был инициатором выпуска известной серии агитфарфора по рисункам В.Е. Татлина, К.С. Малевича, О.А. Судейкиной, С.В. Чехонина.
В 1926 г. Н.Н. Пунин был приглашен в ГРМ на должность хранителя, с 1927 г. заведовал отделением новейшего искусства. В марте 1927 г. назначен комиссаром выставки «Искусство новой России», организованной Всесоюзным обществом культурных связей с заграницей и Наркопросом РСФСР, и командирован на 6 месяцев в Японию (Токио, Осака, Нагоя). Н.Н. Пунин участвовал в создании музейной экспозиции новейших течений в искусстве; в 1931–1933 гг. руководил отделением рисунков. В 1932 г. был одним из организаторов крупнейшей художественной выставки «Художники РСФСР за 15 лет» в Ленинграде - залах ГРМ - и в Москве, на которой демонстрировались более 2500 произведений живописи, графики, скульптуры, декоративно-прикладного искусства, созданные за 15 лет советской власти. В конце 1934 г., с началом репрессий после убийства С.М. Кирова, в результате доноса был вынужден уйти из музея.
Однако уход из ГРМ не предотвратил ареста Н.Н. Пунина 22 октября 1935 г. вместе с Л.Н. Гумилевым, сыном А.А. Ахматовой, студентом ЛГУ, – по обвинению в том, что «являлся участником и вдохновителем контрреволюционной, террористической группы студентов». Начались хлопоты об освобождении – после личного обращения А.А. Ахматовой и Б.Л. Пастернака к И.В. Сталину 3 ноября «контрреволюционеры» были освобождены, а дело прекращено.
В 1932–1937 гг. был профессором кафедры всеобщей истории искусств Научно-исследовательского института живописи, скульптуры и архитектуры, заведовал кафедрой истории искусств (1933–1935), кабинетом живописи (с 1935). После реорганизации института во Всероссийскую Академию художеств (ВАХ, с 1947 г. Академия художеств СССР) продолжил работу в академии. В 1939 г. Н.Н. Пунину была присуждена ученая степень кандидата исторических наук. В 1937–1942 гг. также читал лекции по истории западноевропейского искусства на архитектурном факультете Ленинградского института инженеров коммунального строительства.
В конце 1920-х – начале 1940-х гг. были опубликованы работы Н.Н. Пунина «Новейшие течения в русском искусстве» (Ч. 1: Традиции новейшего русского искусства, 1927; Ч. 2: Предмет и культура, 1928), «Владимир Васильевич Лебедев» (1928), «Искусство примитива и современный рисунок» (в сборнике «Искусство народностей Сибири»), «Нико Пиросманишвили» (1930), «Павел Кузнецов» (1936), был одним из авторов и редактором учебного пособия для вузов «История западно-европейского искусства (III–XX вв.): Краткий курс» (1940) и др., в 1931 г. по заказу Госиздата написал мемуары «Искусство и революция», не изданные по цензурным соображениям (опубликованы в 2018 г.).
До февраля 1942 г. оставался в блокадном Ленинграде, до 1944 г. находился в эвакуации в Самарканде и был заведующим кафедрой западноевропейского искусства ВАХ. После возвращения в Ленинград продолжил преподавательскую деятельность в ВАХ и на кафедре истории искусств исторического факультета ЛГУ, работал над докторской диссертацией «Александр Иванов и проблема традиций» (отдельные главы опубликованы в 1976 г.). С 1944 по 1947 г. был членом Ленинградского отделения Союза советских художников (ЛОССХ). В апреле 1945 г. выступил на собрании ЛОССХ с докладом «Импрессионизм и проблемы картины», в котором рассматривал основные принципы живописи Э. Мане, К. Моне, Э. Дега и О. Ренуара в сравнении с работами художников эпохи Ренессанса (Тициан, Джорджоне, Веласкес) и называл импрессионизм современным искусством. Этот доклад чуть позже был включен в следственное дело Пунина, став одним из главных аргументов в доказательстве его антисоветской деятельности.
Результатом дискредитации Пунина весной 1949 г. в печати (статьи В.А. Серова «За дальнейший расцвет искусства» и К.С. Джакова «Формалисты и эстеты в роли критиков») в контексте всеобщей кампании по борьбе с формализмом в искусстве стал приказ по Главному управлению университетов Министерства высшего образования СССР от 15 апреля 1949 г. об освобождении от должности профессора кафедры всеобщего искусства ЛГУ Н.Н. Пунина, а также изъятие из университетских библиотек и уничтожение бóльшей части экземпляров учебника по истории западноевропейского искусства. В начале июля Пунин начал хлопотать о назначении пенсии, но 26 августа того же года он был арестован, обвинен в «подстрекательстве к террористическому акту, антисоветской агитации и пропаганде, организационной деятельности, направленной к совершению контрреволюционного преступления» и приговорен Особым совещанием при Министерстве государственной безопасности СССР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Наказание отбывал в Абезьском лагере для нетрудоспособных заключенных в Коми АССР, где умер 21 августа 1953 г. Реабилитирован посмертно в 1957 г., полностью реабилитирован постановлением Прокуратуры РФ 29 декабря 2001 г.
* * *
Небольшой архивный фонд Н.Н. Пунина (Ф. 2633, 52 ед. хр., 1888–1968 гг.) был передан в ЦГАЛИ СССР (РГАЛИ) в 1966 г. его дочерью Ириной Николаевной. В фонде хранятся автографы его работ «Японская гравюра» (1915) и «Павел Кузнецов» (1930-е), автобиографий (1919–1942); свидетельства о рождении (1888) и об отсрочке от воинской службы до 1916 г. (1914); удостоверения о признании его по состоянию здоровья негодным к службе в войсках и оставлении его в составе ополчения (1916), об эвакуации из Ленинграда и о возвращении в город (1942, 1944); справка о его реабилитации, выданная И.Н. Пуниной (1957) и др. В числе корреспондентов Пунина, чьи письма оказались в его фонде в РГАЛИ, – художники Г.С. Верейский, П.П. Кончаловский, П.В. Кузнецов, И.С. Остроухов, искусствоведы И.Э Грабарь, Б.Н. Терновец, поэт Б.Л. Пастернак и др. В 1977 г. в фонд была включена ксерокопия автографа дневника Пунина за 1924–1926 гг., полученная из Техасского университета.
Подлинными жемчужинами фонда являются 8 телеграмм и 27 писем и записок А.А. Ахматовой к Н.Н. Пунину периода их великого романа (1925–1938). В этот эпистолярный комплекс входит автограф стихотворения «Я пью за разоренный дом», адресованного Николаю Николаевичу (1934).
В числе фотографий, хранящихся в фонде, три любительские фото Н.Н. Пунина и А.А. Ахматовой в саду Фонтанного дома. Они были сделаны в 1927 г. самим Пуниным с помощью автоспуска.
Значительную и уникальнейшую часть фонда составляют рисунки Бориса Дмитриевича Григорьева – свыше 80 листов графических работ раннего периода (1905–1907, 1900-е), художника, которого Пунин называл «мастером линии», «знающим силу самого рисунка».
Автографы статей, докладов Н.Н. Пунина, его письма вошли в состав известной коллекции Н.И. Харджиев (Ф. 3145), личных фондов художников А.Н. Бенуа (Ф. 938), Б.Н. Терновца (Ф. 2701), Р.Р. Фалька (Ф. 3018), М.М. Цехановского (Ф. 2627), поэтов А.А. Ахматовой (Ф. 13) и В.В. Маяковского (Ф. 336), литературоведов О.М. Брика (Ф. 2852), М.А. и Т.Г. Цявловских (Ф. 2558) и др.
Документы из личного архива Н.Н. Пунина также хранятся в семье его потомков, в библиотеке Центра Гарри Рэнсома (до 1983 г. Центре гуманитарных исследований) Техасского университета в Остине (США), Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме (Петербург). Документы к биографии искусствоведа выявлены в Центральном архиве ФСБ России, Объединенном архиве Петербургского государственного университета, ОР ГТГ, ЦГАЛИ С.-Петербурга и др.
Е.В. Бронникова, главный специалист РГАЛИ