Захват пленных и заложников на Кавказе был обыденным событием задолго до Кавказской войны и тем более во время войны. Многие офицеры и солдаты Кавказской армии побывали в плену, потом были выкуплены, обменены, бежали или сгинули на чужбине. К этому привыкли, как к природному явлению. Однако одно пленение привлекло пристальное внимание всей России и даже Европы. Он нем писали многие, например, Александр Дюма. Во-первых, интерес был вызван злодейским захватом многих женщин и детей. Во-вторых, в числе пленных оказались представительницы самых знатных фамилий, и в-третьих, и это, наверное, самое главное – освобождения пленных стало результатом сложной дипломатической игры, потребовавшей вмешательства российского императора.
После того как пленницы обрели долгожданную свободу, всех участниц этих событий расспросил чиновник и литератор, редактор газеты «Кавказ» Евграф Вердеревский. Он тщательно записал их рассказы и опубликовал их, снабдив рядом официальных документов, дополняющих повествование. Эти рассказы особенно любопытны, поскольку пленницы провели восемь месяцев в серале Шамиля и имели случай увидеть то, что было скрыто от глаз посторонних людей, включая ближайших соратников имама и даже его родственников мужского пола. Итак, начнем.
Чудесным теплым вечером 6 июля 1854 года за рекой Алазань поднялось багровое зарево. За грозными всполохами наблюдали несколько молодых женщин, расположившихся на обширном бельведере, с которого открывался величественный вид на долину реки, древний монастырь и заснеженные вершины Кавказского хребта. Непосредственно перед бельведером расстилался ухоженный регулярный парк. А еще имение славилось винодельней, которую устроил знаменитый грузинский поэт Александр Чавчавадзе. Имение называлось Цинандали и вино, которое готовилось из сочного винограда, тоже носило это название. Сюда, чтобы насладиться вином и изысканной беседой с хозяином имения, в разные годы приезжали Пушкин, Лермонтов, Александр Дюма. Одной из дочерей князя – Нине Чавчавадзе давал уроки музыки Александр Грибоедов, а потом поэт и дипломат влюбился в княжну и сделал ей предложение. Во время венчания Грибоедов уронил на пол обручальное кольцо, что считалось дурной приметой. Всего через полгода молодая жена получила печальное известие о том, что ее муж зверски убит фанатиками, ворвавшимися в здание русской миссии в Тегеране. Вдова поэта Нина Грибоедова, урожденная Чавчавадзе, обычно отдыхала в имении Цинандали. Но тем летом она по счастливой случайности предпочла посетить свою сестру, вдовствующую правительницу Мингрелии.
Цинандали. Дом-музей Александра Чавчавадзе. Современный вид. Дом был полностью разрушен во время набега, а потом восстановлен Давидом Чавчавадзе
Подполковник Давид Чавчавадзе, унаследовавший имение после своего отца Александра Чавчавадзе, был в отъезде по служебным делам. Он отправился проверять аванпосты в горах , поскольку носились слухи, что предводитель горцев Шамиль что-то задумал, только никто не знал, что именно. В поместье отдыхала его супруга Анна, урожденная светлейшая княжна Багратион-Грузинская, внучка последнего царя Картли-Кахетии Георгия XII. В возрасте двадцати восьми лет она уже являлась матерью многочисленного семейства и держала на руках своего шестого ребенка – грудную дочь Лидию.
Княгиня Анна пригласила погостить в имении свою младшую сестру – княгиню Варвару Орбелиани. «Принцесса Барби», как ее называли в светском обществе, была облачена в черное траурное платье. Совсем недавно её постигло двойное горе. Ее муж - генерал майор Илико Орбелиани участвовал в самых опасных сражениях Каказской войны, побывал в плену у горцев, заслужил Георгиевский крест за храбрость. Всего за полгода до описываемых событий у супружеской пары родилась двойня. По такому случаю муж получил кратковременным отпуск, но узнав о предстоящем сражении с турками вернулся с дороги в свой полк и повел его на турецкую батарею. Его насмерть сразили неприятельские пули. Молодая вдова похоронила в одной могиле убитого мужа и скончавшегося от болезни годовалого сына, одного из близнецов, своих первенцев.
Вместе с княгиней Варварой в имение Цинандали приехала ее племянница – восемнадцатилетняя княжна Нина Баратова. В доме также жила семидесятилетняя старушка княгиня Тиния Орбелиани. Надо упомянуть еще одну женщину – француженку мадам Дрансе, воспитательницу княжеских детей. Всего за две недели до этого она потупила гувернанткой в княжеский дом, не подозревая, что станет участницей трагедии, которая, впрочем, превратит её в европейскую знаменитость после опубликования ее воспоминаний "Французская пленница Шамиля". Александр Дюма настоятельно рекомендовал своим поклонникам эти воспоминания, говоря что они написаны "с той поразительной простотой, точностью и деталями, на что способны лишь женщины из-за их удивительной способности быть наблюдательными".
Варвара Орбелиани и Анна Чавчавадзе. Иллюстрация из открытого источника в Интернете.
Трудно сказать, что думала, глядя на зарево, уроженка Франции, но для грузинских княгинь это было привычным зрелищем. Время от времени отряды немирных горцев совершали нападение на Алазанскую долину. Однако хозяйка имения и ее родственницы не слишком беспокоились, так как еще ни разу не было случая, чтобы горцы дерзнули переправиться через реку. Княгини не подозревали, что на сей раз все обстоит гораздо серьезнее. Шла война, которую в России принято называть Крымской, а в западной литературе – Восточной. На самом деле и то и другое название не совсем точное, потому что боевые действия развернулись на огромном пространстве, затронув Соловецкие острова в Белом море, Балтику, Камчатку, Сахалин и Курилы. И конечно война пришла на Кавказ и в Закавказье. Северный Кавказ еще не был покорен, Дагестан и Чечня находились под властью имама Шамиля, провозгласившего газават (священную войну) против неверных. Его поддерживали союзные державы, воюющие против России, в особенности Османская империя. Султан возлагал на имама большие надежды, присвоив ему звание генералиссимуса. Для содействие туркам Шамиль собрал большую армию из подвластных ему горцев и двинулся на Грузию, входившую в ту пору в состав Российской империи.
"Лезгинка" худ. Г.Гагарин. Предположительно на картине изображены Александер Чавчавадзе и его дочери, в их числе Нина Чавчавадзе (Грибоедова)Иллюстрация из открытого источника в Интернете..
Шамиль остановился на одной из гор, выслав передовой отряд под командованием своего сына Гази-Мухаммеда. Этот отряд проник через Лезгинскую кордонную линию – систему башен и укреплений, ограждавших российские владения, и перешел вброд реку Алазань. Когда до Цинандали дошли слухи о прорыве кордонной линии, окрестные крестьяне поспешили укрыться в густом лесу. Но в княжеском доме не верили слухам, а старая княгиня Тиния, много повидавшая на своем веку, просто смеялась над трусами и говорила, что у страха глаза велики.
Прошла ночь, рассвело и все обитатели имения окончательно успокоились, зная, что набеги совершаются в темное время. Но тут раздался выстрел и крик «Идут!». В дом ворвались горцы. Им понадобилось немало времени, чтобы разграбить комнаты, которых только в нижнем этаже насчитывалось двадцать две. Позже княгини узнали, что грабители были ошеломлены роскошной обстановкой и отказывались верить, что такие палаты предназначены всего для одной семьи. Наконец, они добрались до бельведера. Кто-то обрадованно воскликнул: «Ханша», и все ринулись к княгине Анне Чавчавадзе, обнажив шашки и устроив между собой свалку за самую ценную добычу во дворце. Потом горцы схватили других женщин. Ускользнула только старая княгиня Тиния, у которой хватило духа закрыться в каком-то чулане.
Всех вывели во двор, откуда они могли наблюдать, как из дома выносят вещи и поспешно грузят добычу на лошадей. Брали все подряд, начиная с драгоценностей и кончая перинами и подушками. С четырехмесячной малютки Лидии сорвали пеленки, украшенные кружевами. Хозяйка Цинандали лишилась обручального кольца и бриллиантовых сережек. Много позже, уже в Чечне, пленницам предложили выкупить их же драгоценности. Но все украшения были безнадежно испорчены, на кольцах, брошах и перстнях виднелись глубокие царапины от кинжалов, которыми горцы проверяли золотая вещь или позолоченная. Анна Чавчавадзе особенно сожалела о семейной реликвии – бриллиантовом букете, подаренном императрицей Екатериной Великой одному из ее предков. Букет был варварски изломан, самые крупные бриллианты выломаны.
Обыскав комнаты, горцы нашли шифры сестер. Шифр представлял собой золотую брошь с бриллиантовым вензелем, увенчанным императорской короной. Но его ценность заключалась не в бриллиантах. Любая красавица с радостью заплатила бы в сто или даже в тысячу раз больше того, что стоили камни и драгоценный металл. Но шифр, крепившийся к корсету на голубом Андреевском банте, нельзя было купить. Шифр был предметом зависти, страстей, интриг и злословия. Вспомним пушкинские строки о некоем господине, сердитом на все на свете : «На толки про роман туманный, На вензель, двум сестрицам данный». Шифр даровался только фрейлинам императрицы. Грабители не понимали, что попало в их руки. Однако позже, когда приближенные Шамиля выяснили, что означает бриллиантовый вензель, это очень осложнило жизнь сестер.
Княжной Баратовой завладел безбородый юнец, судя по оружию, из знатных чеченцев. Никто из горцев не пытался отбить у него добычу. Но он был мал ростом и худ, а статная княжна отличалась силой и здоровьем. Не надеясь справиться с девушкой, юный воин заломил ей руки за спину и связал под локтями. В таком положении девушку посадили в седло. Мадам Дрансе потеряла во время борьбы юбку и осталась в одном нижнем белье и корсете. В этом неловком виде гувернантка не забывала о своем преподавательском ремесле: «Я вспомнила мою старушку-мать и моего десятилетнего сына, оставшихся во Франции, и сказала себе, что мне нужно только каких-нибудь три года, чтоб успеть научить французскому языку одного из этих чудовищ, чтоб заставить его понять меня и помочь мне возвратиться на милую родину».
Княгиня Анна Чавчавадзе просила, чтобы к ней привели детей. Горцы сначала не поверили, что у такой молодой женщины могло быть шесть детей, наверное, потому что в их краях мать подобного семейства обычно выглядела старухой. Детей, прислугу, не успевших убежать крестьян – всех согнали вместе. Княгинь посадили на спины лошадей за всадниками, остальных погнали пешком. Последнее, что они увидели в Цинандали, это пламя и дым, поднявшиеся над подожженным имением.
По дороге они встречали горцев, облаченных в женские платки и платья, у других на папахах красовались детские шляпки. Некоторые держали в руках серебряные вилки, у многих за поясом блестели серебряные ложки. С княгини Анны тоже содрали платья, ее прикрывали лишь длинные роскошные волосы до пят. Кстати сказать, у горцев были свои понятия о стыдливости. То, что дамы ехали полуголыми, их не заботило, однако они настаивали, чтобы пленницы прикрыли лица платками, как полагалась в их родных аулах.
Когда процессия хищников и их пленниц огибала Концехскую гору, внезапно раздался пушечный залп. То была засада, устроенная капитаном Хитрово. Самое трагичное заключалось в том, что капитан устроил засаду по приказу подполковника Давида Чавчавадзе, чтобы перехватить нападавших. Князь не знал, что под град ядер и пуль попадет его собственная семья. После первых выстрелов горцы повернули назад и пустились в бешенную скачку. Анна Чавчавадзе не удержала грудного ребенка. Девочка выскользнула из ее ослабевших рук и упала на дорогу. Княгиня кричала горцу, за спиной которого она была привязана к седлу, умоляла его остановиться, но всадник, спасая свою жизнь, не обращал внимание на ее отчаянные крики.
Анна Чавчавадзе долго лелеяла надежду, что девочка выжила после падения и ее кто-то подобрал. Весь путь до Чечни она разыскивала ребенка, бросалась проверять каждую партию пленных, верила слухам о том, что в каком-то дальнем ауле появилась маленькая девочка, за которого требуют выкуп. Увы, солдаты капитана Хитрово нашли на дороге мертвое тело Лидии. На вид она была совершенно невредимой, только на виске синело пятно. Младенца похоронили в Цинандали.
Княгиню привезли на вершину горы, где стояла полуразрушенная Похальская башня. Верх башни был снесен ядрами горцев. Башню безуспешно пыталась защитить грузинская милиция. Защитники в числе тридцати крестьян во главе с хорунжим Иваном Чавчавадзе были взяты в плен. Молодой князь встретил свою дальнюю родственницу, которая выглядела ужасно: «Почти в одной, и то разорванной, рубашке; с грудью, распухшею от прилива молока; с распущенными и запутанными волосами, в которые вплелись колючие растения; с запекшеюся кровью на плечах, с окровавленными и опухшими ногами, почти лишенными кожи».
Анне Чавчавадзе пришлось собраться с силами и гнать от себя мысли о потерянном ребенке. Её заботы требовали пять детей, причем один из них – малолетний Александр ослабел до такой степени, что мать боялась его потерять. Мальчик был без сознания, голова запрокинута, глаза закрыты. Но случилось настоящее чудо – ребенок поправился. В башню привезли «принцессу Барби» с полуторогодовалым сыном, княжну Баратову и мадам Дрансе. Француженку уже сторговали за три рубля, интересуясь более всего тем, умеет ли она шить рубахи. Но "принцесса Барби" вмешалась и стала уверять горцев, что гувернантка - дочь французского генерала, который заплатит за нее большой выкуп. Находчивость Варвары Орбалиани расстроила сделку.
Кроме обитательниц Цинандали в башню заперли множество пленниц и пленников, взятых в других местах. Там были милиционеры, прислуга, простые крестьяне и крестьянки. Простолюдинки причитали нараспев: «До чего мы дожили! Цвет и свет нашей Кахетии в руках у ненавистных лезгин!» Здесь следует сделать одно уточнения. В ту эпоху под лезгинами подразумевали вообще все горские племена, которых на Кавказе обитало великое множество. Этот собирательный термин не относился к конкретному этносу. Войско Шамиля, кроме чеченцев, включало разные горские народы, которых все пленницы называли лезгинами. Анна Чавчавадзе заметила внешнюю разницу между горцами: «Чеченцы отличались ростом, статностью, красотой, богатством одежды и вооружения; лезгины же были приземисты, широкоплечи, некрасивы, бедно одеты, но вооружены хорошо, чрезвычайно грубы, даже свирепы на вид. По выражению г-жи Дрансе, «c’etaient des gens durs….» («они были жестокими людьми»). Очевидно, они составляли массу войска, тогда как чеченцы принадлежали, так-сказать, к избранному классу, к аристократии шамилевых скопищ и, по всей вероятности, были употребляемы имамом для отважнейших и опаснейших предприятий.»
За недолгое время, прошедшее с момента похищения, пленницам пришлось пережить много страданий. Особенно досталось мадам Дрансе, которую по дороге подгоняли нагайками, игнорируя отчаянные стенания на французском языке. Одна только княжна Нина Баратова чувствовала себя бодро по сравнению с остальными. Она, единственная из знатных пленниц, была облачена в национальное грузинское платье, которое вкупе с ее красотой сразило наповал юного чеченца, захватившего ее в плен. На привале ей развязали руки и усадили на ковер, похищенный из комнаты Нины Грибоедовой. Чеченец обращался со своей добычей почтительно и трепетно как с принцессой. Она даже подарила ему дамские часики с цепочкой в знак признательности. Под бдительной охраной чеченца она ко всеобщему изумлению сохранила все свои кольца и перстни. Даже драгоценные камни, украшавшие грузинский головной убор, остались целыми и невредимыми. Княжна происходила из знатного, но обедневшего рода. Её мать умерла, разбитый параличом отец жил очень стесненно. Все уверяли девушку, что именно это сейчас и составляет ее счастье, потому что, узнав ее положении, Шамиль непременно отпустит её за самый ничтожный выкуп. Богатые княгини не могли на рассчитывать на подобное снисхождение.
Вскоре отворилась дверь и в башню вступил сын имама Гази-Мухаммед в сопровождении отцовских наибов. Некоторые из них хорошо говорили по-русски и начали расспрашивать княгиню о ее здоровье, советуя покориться воле Аллаха. Наибы уверяли, что русскому владычеству пришел конец и вся Кахетия готова перейти под милостивую руку имама. В доказательство они показывали письма с изъявлениями покорности, якобы полученные от кахетинских князей. Анна Чавчавадзе просмотрела бумаги и только усмехнулась – то были листы, выдранные из счетных книг ее имения. «Почему ты знаешь?» - удивился один из наибов, очевидно, не допускавший мысли, что женщина может быть грамотной. Поняв, что их хитрость не удалась, наибы смутились и удалились из башни.
На следующий день пленниц отправили в Чечню, а вскоре за ними последовала вся армия Шамиля. Следует задаться вопросом, почему Шамиль решил вернуться. На успех его похода очень надеялись в Лондоне, Париже и Стамбуле. Перед выступлением Шамиль принял меры предосторожности. Он вычислил двух горцев, сообщавших русским властям о его передвижении, и приказал их обезглавить. На несколько дней его армия была потеряна из вида. Позже лазутчики получили такие сведения: "Шамиль следовал к Кахетии по ужасным дорогам и потерял 30 человек, свалившихся в кручу; он бы и не мог достичь своей цели, если бы не передался ему тушинский пристав Булло, который указал ему дорогу".
Горцы появились там, где их не ждали, прорвали кордонную линию и переправились через реку в Грузию. Путь для основного войска Шамиля был открыт. Опасались, что горцы перережут Военно-Грузинскую дорогу. Более того, высказывалось основательное предположение, что имам двинется на соединение с турецой армией. В "весьма секретном" рапорте начальника Лезгинского отряда генерал-майора Меликова говорилось: "По полученным мною достоверным сведениям, на днях должен пробраться из гор в Турцию какой-то армянин с письмом от Шамиля, в котором последний приглашает турецкого главнокомандующего двинуться вперед и обещает ему, что в таковом случае он, т. е. Шамиль, дойдет до самого Тифлиса". В добавлению к секретному рапорту сообщалось, что письмо Шамиля уже доставлено турецкому командованию.
Однако армия Шамиля осталась на склонах хребта. Впоследствии говорили, что имам не пошел на соединение с турками, подступившим к российским владениям с юга, потому что ответное письмо турецкого командующего было написано в третьем лице, как было принято обращаться к подчиненным. Якобы Шамиль оскорбился, не сдвинулся с места, а через несколько дней вообще увел свое войско назад в горы. Восточный этикет, конечно, дело тонкое. Но все же послание в третьем лице – это скорее пустой предлог для оправдания решения имама, продиктованного совсем иными мотивами.
Процитированные выше секретные документы взяты из сборника, опубликованного в советское время и озаглавленного "Шамиль - ставленник султанской Турции и английских колонизаторов". Тбилиси, Госиздат, 1953 год. Однако Шамиль все же являлся слишком крупной и самостоятельной фигурой, чтобы его можно было записать в чьи-то ставленники. Его не мало заботили планы, разработанные в Стамбуле. У него был свой собственный план. Для него настоящая цель похода заключалась вовсе не в том, чтобы помочь турецкой армии или получить большой выкуп за пленных, как могло показаться на первый взгляд. Захват двух знатных княгинь позволил имаму приступить к выполнению своего замысла, который он обдумывал на протяжении пятнадцати лет.
Литература:
Плен у Шамиля. Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном (в 1854-1855 г.) пребывании в плену у Шамиля семейств: покойного генерал-маиора князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии. СПб. 1856