Не будем тянуть и постараемся покончить с допросом и медосмотром Максима:
«— Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, причем с очень короткой дистанции, но не сорок семь дней назад, а по меньшей мере сто сорок семь… Где пули? — спросил он вдруг Максима.»
Хм-м… «Господин ротмистр Чачу так и не решился подойти вплотную. Он произвел контрольный выстрел с десяти шагов». Там ещё дополнительный метр был, он на два шага подошёл перед выстрелом. Итого, выстрел примерно с шести метров.
«Где пули? — спросил он вдруг Максима.
— Они вышли, и я их выбросил.»
А что за пистолет был у Чачу? Аналог Макарова? Ой, сомнительно. Но даже ПМ с 5-7 метров только в 50% случаев не пробивает тело. А вот ТТ и с 50 метров прошьет навылет в 99% случаев. А теперь вопросы:
Какие пистолеты стояли на вооружении армии СНО, если пули из пистолета с 5-7 метров не дали сквозного ранения?
Как доктор определил дистанцию выстрела при осмотре следов от попаданий, учитывая, что ранения были получены 47 дней назад? А с учетом ускоренной регенерации – без малого, полгода назад. (Для справки: выстрел в упор диагностируется по характерному кольцевому ожогу, выстрел с короткой дистанции – по следам пороховых газов. Сколько от этих признаков останется спустя 47 дней ускоренной регенерации?)
«Пуля в сердце, пуля в позвоночнике и две пули в печени...»
Откуда он это взял? Определил по зажившему шраму траекторию пули? Не зная раневого канала и положения тела? Откуда он всё это может знать? Он же доктор, а не гадалка. Тут или аппаратный осмотр после ранения, или вскрытие. Пожалуй, только про печень доктор мог бы сказать точно, но он ещё и про пулю в позвоночнике говорит. Хотя… Он мог это узнать от Чачу, например. Если допустить, что Чачу потом вернулся и осмотрел тело.
«Ночью я пришел в себя» – Максима расстреляли примерно в 19:30 – 20:00. Сколько ротмистру нужно времени, чтобы отправить машину за телом? Давайте вообще вникнем, что произошло: офицер расстрелял рядового. Он просто обязан обеспечить охраной место преступления и вызвать военную полицию. А если это невозможно – увезти тело. Но никак не бросать его одного на несколько часов. Ещё один залёт ротмистра. И вот такое уже стоило бы ему головы, в смысле погон, если не свободы.
Так, что… Всё вкупе говорит, что идёт какая-то игра. Причём куда более запутанная, чем просто внедрение агента в подполье. И Максим в этой игре играет одну из ключевых ролей. Тем более, заметьте: Чачу кучно влепил пули в Максима «от бедра», а прицельно, с пяти метров, не попал в голову. А насколько тяжёлыми были ранения Максима? Мы об этом знаем только со слов доктора, который без рентгена, спустя полтора месяца со значительным видом говорит, что ранения были смертельными.
Кстати, Гай-то к телу не подходил, даже близко, более того, Чачу его быстренько убрал. Гай был от Максима дальше, чем Чачу, и не видел вблизи тело: «У Гая всё поплыло перед глазами, и он опустился на подножку машины». И что более достоверно: то, что Максим в считанные часы отремонтировал себе сердце и восстановил разрушенную и развороченную печень, удалил себе пулю из позвоночника и восстановил его – или то, что всё это спектакль? А если припомнить все странности, происходящие с Максимом, начиная с выбора планеты, где работает сразу два КОМКОНа (к тому моменту Сикорски был уже начальником КОМКОН-2), то фигура, вернее, роль Максима, становится весьма и весьма не простой.
« — Он ошибается, — сказал Максим. — Он все верно определил, но он ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне в голову… но он не попал… Понимаете, Доктор, вы даже представить себе не можете, какие это жизнеспособные органы — сердце, печень — в них же полно крови…»
Ага. Полно крови. Поэтому и умирает человек от кровопотери. А если пуля попала в сердце, то как у нас с кровоснабжением мозга? А при разрушении печени – а там аж две пули, причем они прошли через ребра, – и регенерации не будет. Ведь печень – реактор организма, дающий ему энергию. Так что это сказка для детей дошкольного возраста.
А доктор отвечает только: «Ну да». По сути, доктор подтверждает слова Максима для всех остальных, не имея на то никаких оснований. И если к этому присовокупить, что доктор «не замечает» ещё одной раны, в плече, куда попал первый выстрел, то выходит как-то совсем странно. А не заметить следы пулевого ранения в плечо – это надо уметь, знаете ли. Про плечо говорит Гай, так что будем принимать его в бытовом понимании. Да и сам Максим про плечо не заикается. Совсем. Как будто и не было этого попадания.
Что же в итоге получается? А получается очень странно. Очень похоже, что Мемо нужен не как шпион в стане врага, а как свидетель бегства Максима. Он должен подтвердить, что агент пришел к Сопротивлению. А доктор – это прикрытие Максима.
И вот тут становится понятным такое странное поведение собравшихся. Помните, в прошлой статье мы говорили, что глупо вводить в подвал подозреваемого без наручников в полной темноте? Ну правда, если вы хотите, чтобы человек вас не видел – наденьте ему мешок на голову, нет мешка – ведро. Глаза завяжите, на худой конец. Гасить свет имеет смысл только в одном случае: если вы хотите проверить, видит человек в темноте или нет. Одной этой приметы хватит, чтобы безошибочно опознать Максима… Иными словами это не столько допрос, сколько опознание.
Вот и получается, что тут две операции: операция «Максим» и операция прикрытия «Мемо». Причем Мемо может и не знать об основной операции. Вернее, не «может не знать», а «не знает». Именно поэтому он ведет себя совершенно естественно.
На сегодня все. В следующей статье посмотрим ответы на вопросы Максима. И сделаем некоторые выводы.
