Клянусь говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды… Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно, но в семи мирах, доступных человеку, бесконечна лишь его любовь, и будет забыто все, и останется одна любовь, любовь человека – дарительница разума и счастья.
Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно… Я же живу так давно, что уже забыл, каким было небо в миг моего рожденья. Слушайте же меня, столь мудрого, что ничтожная крупица моих знаний способна успокоить безмолвным сном страха перед разверзшейся бездной, слушайте, ибо я говорю правду, одну только правду, ничего, кроме правды.
В далекие незапамятные времена жил-был Рыцарь. Обыкновенный Рыцарь, как все рыцари. Правда, может быть, это был Витязь, но важно то, что он был. Посчитаем же его Рыцарем. Итак, я сказал уже, что был он – как все. Охотился на диких зверей, защищал слабых, бился с чудовищами, ухаживал за дамами, дрался на турнирах, покупал за бешеные деньги коней-чистокровок – в общем, обычный заурядный Рыцарь.
Единственное, чем он отличался от всех остальных рыцарей, баронов, графов, герцогов и даже принцев – тем, что крайне не любил бить сарацинов. О, нет! Ему приходилось это делать, все же он был рыцарь, не какой-то негоциант, а рыцарь. И, как всякий уважающий себя рыцарь, время от времени он включался в процесс битья неверных – по всей видимости, мавров – делая это, как и положено, во славу господню и достаточно добросовестно. Особого рвения, однако, не проявлял, потому ходили упорные слухи, что Рыцарь – рыцарь со странностями.
Все прощалось Рыцарю, ведь он был обладателем огромной и богатой души, и часто кавалькады веселых всадников и всадниц с глазами сладкими, как сказания Иерусалима, охотились в буйных лесах его Щедрости или разыгрывали пасторали на зеленых лужайках его Сентиментальности. Любой был не прочь побродить в этих благодатных краях, но, увы, тяжела рыцарская доля – сезоны крестовых походов так долги, а перерывы между ними так коротки! Каждому, как известно, свое: крестьяне пашут, ткачи ткут, кузнецы куют, воры воруют, судьи наказывают, ну, а рыцари воюют за веру.
И все шло своим чередом, и не было бы никакой легенды, так как неисповедимы лишь пути небес, а судьбы людские все одинаковы – родился, вырос, прожил, умер, и кто не верит этому, пусть спросит у меня. Да, все шло своим чередом, но вдруг появилась Дама.
Представьте, как это было необычно: кругом одни Джульетты, Эльвиры и Элеоноры, а тут – на тебе, Дама! Принц крови почти сразу предложил ей руку и сердце, на что она ответила: «Извините, я собираю только души, а душа принца у меня уже есть». Эта Дама была предерзкая особа!
Но она сказала правду, да и как могло быть иначе, если настоящая дама, уважая себя и помня о чести, находится в приличном обществе? Она может быть дерзкой, может быть жестокой, может быть коварной – в конце концов, перечисление допустимых качеств надоедает. Воистину – как плохо ни думаешь о человеке, а он может оказаться еще хуже! Поэтому дамам, в частности, нашей Даме, позволяется все. Все, кроме одного – лживости. В сущности, безбоязненная честность является единственным отличительным признаком действительных дам. Любой рыцарь может точно угадать даму по этой благородной черте и ни разу не ошибиться, если будет помнить, что дама не обязательно говорит правду. Может быть, я слишком мудр, но постарайтесь понять меня: настоящая дама ВСЕГДА говорит правду тому, кого предпочитает ее сердце, а иногда и другим незаинтересованным лицам.
Итак, она сказала правду. Дама собирала души, хотя отнюдь не относилась к дьявольскому корню. Здесь мы подходим к еще одной грани вопроса об отличии дамы от всех остальных, в нашем случае – от черта. Последний, как известно всякому мало-мальски сведущему человеку, может принимать любое обличие, но при этом ноги его остаются кривы и волосаты. О, рыцари! Не забывайте смотреть на ноги своих избранниц!
Вернемся, однако, к нашей Даме. Она была истинная дама по всем параметрам. Коллекционирование душ являлось ее хобби и придавало ей, как она считала, особый шарм. Души так и копошились, так и кишели вокруг ее ног, летали у лица, причем, более мелкие питались взглядами, а те, что покрупнее, нагло срывали с губ Дамы прекрасные улыбки. И тут же пожирали их. Многие души уже сморщились и полиняли, но Даму это вовсе не заботило. Вполне понятно. Душа для сохранения своих специфических свойств и характерных черт должна находиться на месте, а не ползать у чьих-нибудь ног, пусть даже это будут ноги дамы. Кроме того, товарный вид наличествующих душ и не мог интересовать Даму – дама есть дама, она не продавщица в магазине «Кооператор».
Какой-то герцог познакомил Рыцаря и Даму. Он сказал: «Познакомьтесь, это – Дама, а это – Рыцарь». Но он мог бы обойтись и без этого, потому что не только подлецы чувствуют друг друга, но и многие аристократы тоже. Суть в том, что Дама перестала разбрасывать по сторонам свои восхитительные улыбки, а Рыцарь – шутки и смех, на которые он был большой мастер. Они взялись за руки и постояли так.
Долго ли это продолжалось – неизвестно, но настало время, и Рыцарь пригласил Даму к себе в Душу. Одну. Такое случилось впервые. А уже шли снега, и до крестовых походов оставалось совсем немного. Но лишь весной Дама, наконец, решила принять приглашение. Она отпустила руку Рыцаря и подумала: «Такой души нет в моей коллекции». И сказала: «Хорошо, как-нибудь я навещу вас».
Как видите, дамы не сильно отличаются от женщин. Рыцарь же стал готовиться к приему. Прежде всего он быстренько сходил в поход на сарацинов, хорошенько, с настроением, побил их и вернулся. Все, конечно, возмутились бы таким безалаберным отношением к своим прямым обязанностям: «Как это так, какая безответственность?!»
Как всегда, сильнее всех возмущались бы рыцари из аппарата Папы и разных королей, никогда не бывавшие в святой земле, но прекрасно разбиравшиеся в тонкостях военного дела, в смысле его материального приложения – шпоры, седла, узоры на доспехах, цвета гербов, форма стремян и длина шрамов. В то время был моден макияж в виде шрамов, потому что Ричард Львиное Сердце как раз отсутствовал.
Рыцарь не избежал бы неприятностей по рыцарской и дворянской линиям, но он исхитрился за свой короткий поход отбить у сарацинов какую-то там плащаницу и подарить ее самому Папе. После этого молодые, перспективные рыцари из разных аппаратов были вынуждены поправить узенькие – чтоб не мешали в битвах – шейные платки дам своих сердец и приняться за составление булл по инстанциям.
А Рыцарь уехал к себе в Душу и стал ждать Даму, высаживая розы Приязни и кипарисы Восхищения, где только мог. Дама знала толк в сердечных делах, поэтому приехала сразу после дождя, трогательно вымокнув по дороге. Она приехала и сразу посмотрела по сторонам, ища Душу Рыцаря, и все остальные души, кружившие вокруг нее, сразу зароптали и забились. А Рыцарь спросил:
– Вы не сильно замерзли?
– Я не боюсь дождя, – гордо ответила Дама и захлопала в ладоши – Ой, какой красивый лебедь!
Лебедь плавал по зеркальной глади озера Мудрости, и Рыцарь тут же подарил его Даме. Вполне вероятно, он поспешил, но рыцарь без страха и упрека может поспешить только с нашей точки зрения, а на самом деле они все делают именно тогда, когда это необходимо.
И дни полетели один за другим, лучшие дни их жизни, подобные легкому ароматному вину, пьянящему незаметно и сильно. Но ни Дама, ни Рыцарь даже не предполагали, что засыпать в сладком предвкушении завтрашнего дня – так много. Что делать, таков человек – пока у него не болит сердце, он не знает, что оно здорово, точно так, как не замечает своих здоровых глаз, рук губ…
Дама… Она была виновата в том, что дни становились все короче и короче. Коллекционер и женщина боролись в ней, и это приводило к тому, что Рыцарь становился все нужней и нужней Даме, и с каждым часом ей все меньше и меньше хватало его слов, взглядов, голоса, улыбок. Конечно, Дама все время была озабочена тем, что высматривала душу Рыцаря, и каждый день он дарил ей целую кучу животных. Вечером Дама понимала, что душа ей не досталась – ведь это видно по поведению Рыцаря, и обижалась, и злилась, и нервничала, вспоминая, помимо всего прочего, что день пропал, что вместо того, чтоб смотреть на Рыцаря, она, как дура, высматривала то какого-нибудь оленя, то еще что-то.
И вот однажды, во время прогулки вдоль реки Спокойствия, высоко-высоко в небе Рыцарь увидел ослепительно блеснувшую в лучах Солнца точку. Он так долго смотрел вверх, что Дама заметила это и спросила:
– В чем дело, мой друг? – улыбка ее, как всегда, была безмятежна.
– Птица. Никогда раньше я не видел ее в своих владениях.
– Ах, это? – Дама негромко засмеялась. – Это моя Птица.
– Ваша? – спросил Рыцарь и едва заметно нахмурился. Он не любил, когда кто-то появлялся в Душе без его разрешенья.
– Да, это моя Птица. Во всяком случае, сколько я ни помню себя, она летает только надо мной. – Дама, казалось, гордится тем, что какая-то неизвестная птица летает над ней. – Я называю ее просто Птицей.
Рыцарь промолчал. Он видел, как день ото дня копится фиолетовая тень в глубине зрачков Дамы и уже знал, что лето с его солнечными бликами, заснувшими на цветной гальке парковых аллей, на исходе.
И вот Дама проснулась. «Что я здесь делаю?» – спросила она себя и, встав с постели, подошла к окну. Внизу, во дворе, резвились и бегали все звери, подаренные Рыцарем. Но души Рыцаря среди них не было, и Даме стало обидно. Как, она пожертвовала собой, приехала в эту глушь, где нет ни галантных кавалеров, ни интересных сплетен, где, в конце концов, никто не устраивает турниры в ее честь, и после этого ей до сих пор не принадлежит душа Рыцаря?! Это просто невоспитанность с его стороны! Она не привыкла к такому обращению и сейчас же пойдет и скажет об этом нечуткому, нетактичному Рыцарю. И Дама пошла к Рыцарю, упражнявшемуся в сбиваньизвезд с неба, и сказала:
– Друг мой, мне кажется, что пора уезжать! – И подумала при этом, что Рыцарь посмел ее обмануть, заперев свою черную душу – а что она именно такая, сомневаться не приходится! – в какой-то из подвалов замка. Фи, как это нехорошо!
Как видно из этого, Дама разгневалась. Рыцарь же был человек не глупее нас с вами, и то, что поняли мы, он чувствовал отлично. Поэтому он поклонился и ответил:
– Ваши решенья для меня святы, сударыня.
Дама мило улыбнулась в ответ и, поднявшись в свои покои, разорвала по крайней мере дюжину шелковых платьев. Но делать было нечего, как всегда бывает, когда сердце и разум в раздоре и на престол восходит его Величество Глупый Шаг. Человек не может поверить, что дела обстоят не совсем плохо, и вот, чтобы точно оценить обстановку, он делает глупость и, удостоверившись, что ему стало хуже, с удовлетвореньем говорит себе: «Итак, я был прав – мне было хорошо тогда!». Ни дамы, ни рыцари не застрахованы от этого.
Поэтому, подъехав к выходу узкого и темного ущелья, бывшего единственной дорогу в Душу, Дама остановила коня.
– Друг мой, – сказала она, бросив бархатный взгляд на Рыцаря, – дальше дорога безопасна, и я поеду одна, провожать меня не стоит.
– Но… – начал было Рыцарь.
Однако Дама перебила его:
– Да-да. Не стоит! Лицо ее приняло несколько высокомерное выражение, а уж в таких делах Дама была очень, ну, очень искусна. – Что могут подумать люди? Это во-первых. Во-вторых, мой личный эскорт никак не уступает в надежности такой охране, как вы! – И Дама указала на кучку увядших душ, переминавшихся чуть поодаль.
Это было явное оскорбление. Рыцарь улыбнулся и сказал:
– Ну, что ж. До свидания, Дама.
Он сказал только то, что сказал, да и делать больше ничего не оставалось. Но лучше бы он упал на камни ущелья Недоверья и умер! Увы, умереть он не мог, ибо был молод, падают же рыцари только тогда, когда умирают. Рыцарь сказал это и ждал ответных прощальных слов Дамы. И он их дождался:
– Рыцарь! – улыбка ее неожиданно стала тонка и остра, как лезвие толедского стилета у нее за поясом – Посмотрите вверх. Вы видите мою Птицу. – И Дама засмеялась так, как умела смеяться только она – свободно и нежно, печально и сильно – так, как падает лепесток розы с благоуханного венца, так, как в ночи кричат заблудившиеся лебеди, так, как заря погибает в небе, чтоб пришел новый день!
Она засмеялась и сказала:
– Это моя, только моя Птица. Она всегда парит надо мной. Посмотри же на нее и скажи мне «Прощай!» – больше ты никогда не увидишь ее!
Дама хлестнула коня и ускакала, и ветер долго шелестел на морщинистых и мрачных скалах ущелья, и дикие оранжевые маки долго качали головами. Так они расстались.
Прошли крестовые походы. Некоторые были удачны, другие – не очень. Все менялось, менялись люди, города и страны. Уже не было Ричарда Львиное Сердце и многих других, зато появились новые, похожие и непохожие.
Рыцарь жил в своей Душе, Дама продолжала свою коллекцию – это так прекрасно, когда есть что-то постоянное! Улыбки и смех Дамы оставались такими же сказочными, шутки Рыцаря – такими же веселыми. Говорят лишь, что глаза Дамы стали глубже, а голос Рыцаря жестче, но это всего лишь говорят. Чужая душа, до тех пор, пока она не попала в коллекцию, покрыта мраком тайны, мы не можем знать ничего, а потому будем говорить только правду.
В полдень, когда тени коротки, а мгновенья протяжны, Рыцарь увидел Белую Птицу. Она летела над бескрайним полем Ожиданья, величаво расправив свои блистающие крылья, и небо было сине до слез, и оно скользило и хрупко звенело на кромках ее тугих перьев. Рыцарь помнил, что Птица летает лишь над Дамой, и мы не будем говорить, что сердце его забилось – мы этого не можем знать – нет! Мы не будем. Рыцарь просто поехал навстречу.
– Здравствуй, – сказал он и улыбнулся.
– В последний раз я выразилась немного резковато, – ответила ему Дама и тоже улыбнулась. – Я приехала извиниться за свою грубость и надеюсь, что не сильно обидела Вас.
– Что вы! – удивился Рыцарь, и они поехали рядом.