Посвящается Меньшиковой Альбине Павловне учительнице немецкого языка Караваевской школы
Аня Савельева училась совсем не на инъязе, но немецкий язык она знала неплохо. У их школьной учительницы по немецкому этот язык звучал настолько мягко и ласково, что даже отпетые троечники, бывало, без усилий запоминали что-нибудь из стихов Гейне или Гёте. «Дас фон ин ирем зинген ди Лёреляй гетан!»( «Это всё Лорелея сделала пеньем своим!») – Звучало порой на перемене в их классе. Откуда у педагога такое чарующее произношение – для учеников оставалось тайной. Правда, однажды Аня своими ушами слышала, как их «немка» запросто разговаривает дома со свекровью на чистом немецком языке. Но почему? – Этого Аня не знала, а спросить стеснялась. Муж «немки», сын той самой свекрови, по-немецки, кажется, ни слова не понимал. Во всяком случае, техническую документацию с немецкого на русский ему переводила жена.
И вот в один прекрасный момент язык Гёте сыграл свою роль в жизни Ани Савельевой. Надо сказать, роковую роль. Не ожидавшая от судьбы никаких подвохов Аня спокойно училась на физмате Костромского педуниверситета, готовясь стать учителем физики в родном Мантурове. Жила она на квартире. Бывшая землячка, хорошо знавшая аниных родителей, сдала ей комнату в частном доме на улице Шагова, маленькую, холодноватую, но с отдельным входом. Дом был очень старый, с низкими потолками и скрипучим щелястым полом. В комнате стояли железная кровать, комод, рассохшийся письменный стол и древний чёрно-белый телевизор. Но тишина… Господи, какая там была тишина! Соседки, две глуховатые, высохшие от старости сестры, добродушные и верующие, не нарушали аниного покоя. Училась она превосходно, здоровья хватало, подрабатывать не приходилось. Родители снабжали единственную дочь продуктами по первому разряду и немного ссужали деньгами. Шумных студенческих сборищ она не любила, выпивку и курение не понимала.
Вот поэтому она поначалу брезгливо обошла мужчину, который нетвёрдо стоял на ногах, руками придерживаясь за забор дома, где жила Аня. Так бы и прошла мимо него, но до слуха её донеслись знакомые слова. Аня остановилась: пьяный бормотал по-немецки! Представьте, посреди заснеженной Костромы хватается за забор пьяный немец! Однако, речь его показалась Ане слишком отчётливой для пьяного. Она прислушалась, смысл речи был невероятен: бедняга жаловался какой-то тёте Гретхен, что ему жарко! Стоит человек на двадцатиградусном морозе, налетает на него порывистый ледяной пронизывающий архангельский ветер Сиверко, а человеку жарко! Аня шагнула к незнакомцу, потрясла его за плечо - тщетно, он её не замечал, продолжая жаловаться кому-то невидимому. Лицо его пылало, от него веяло жаром, как от печки. «Да он болен!» - Поняла Аня и не решилась оставить больного человека на ледяном ветру. Бережно отняла она его руки от штакетин забора и аккуратно повела бедолагу по тропинке меж сугробов в жильё. Он жаловался уже Ане, называя её тётей Гретхен и доверчиво улыбаясь. Полагал, должно быть, что тётушка явилась волшебным образом, чтобы его спасти. Ане повезло, ей удалось довести незнакомца до своей комнаты, если бы он упал, ей ни за что бы его не поднять из сугроба. А так упал он уже на кровать, аккуратно застеленную стареньким покрывалом. Кое-как Аня стащила с него ботинки, совсем не подходящие для морозной зимы, куртку, что называется «на рыбьем меху» и вязаную шапку, шарф и варежки бедняга, видимо, потерял. Аня без особых усилий выпоила гостю таблетку аспирина и вызвала скорую по мобильному телефону.
Через час врач скорой помощи осмотрел больного, поставил диагноз «грипп», сделал жаропонижающую инъекцию и вынес вердикт: «Лечите дома фервексом, клюквенным морсом и апельсинами!» «Но он мне никто!» - Попробовала возразить Аня: «Я его просто подобрала возле дома час назад! Тем более, он иностранец, говорит только по-немецки, он в беспамятстве, нельзя ли его в больницу?» «В нашем городе грипп госпитализируется только осложнённый, а у вашего протеже осложнений нет, в себя он придёт, как только спадёт температура!» - Заявил врач и уехал. Так и остался несчастный немец на попечении незнакомой девушки.
Делать нечего, пришлось Ане готовить клюквенный морс, поить больного и прикладывать к его горящему лбу целлофановый пакетик со снегом. Вскоре жар спал и незнакомец уснул. Утром Аня на старенькой электроплитке сварила бульон из свежей лосятины, которую привёз накануне отец. Впервые в жизни она спала на полу, отчаянно зевала и впервые же пропустила занятия, будучи здоровой. Проснувшийся незнакомец сердито смотрел на неё голубовато-серыми глазами, недоумённо хлопал белёсыми ресницами и молчал, видимо, мучительно пытаясь сообразить, где находится и как сюда попал. Сознание вернулось к нему утром, но прошедшие сутки в мозгу не зафиксировались. «Как вы себя чувствуете?» - По-немецки спросила Аня. Белёсые бровки незнакомца поползли вверх. «Гут,» - растерянно сказал он. Аня старательно объяснила незнакомцу, что с ним случилось и где он находится, благо, школьного словарного запаса ей для этого оказалось достаточно. А, между тем, на старенькой электроплитке поспевал бульончик из лосятины, по комнате плыл аппетитный, чуть смолистый аромат лесного мяса. Вся анина мантуровская родня лечилась таким бульоном от простуды, похмелья и ещё бог знает каких напастей. Немец по-русски знал не более пяти слов и очень ослаб – Аня видела, как дрожали его руки, когда он на них опирался, присаживаясь в постели. «Ничего,» - подумала она: «Лосиный бульон и мёртвого поднимет.» И подала больному огромную чашку с бульоном. Тот едва удержал её в ослабевших руках, вдохнул аромат, сделал глоток и тихо произнёс: «О, гот!» («О, боже!») Глаза его поголубели и смотрели на Аню с благоговением. «То-то!» - Удовлетворённо подумала девушка: «Раз попробуешь- на всю жизнь запомнишь, на то он и лосиный бульон!» Немец осторожно прихлёбывал из чашки горячий бульон и силы его прибывали, казалось, с каждым глотком. После завтрака он отправился умываться, ещё немного пошатываясь от слабости. Потом попытался выяснить, где его вещи. Аня подала его куртку, шапку, ботинки. Карманы куртки оказались пусты. Аня дала гостю свой мобильный телефон, по которому тот и сообщил кому-то о своём местонахождении, прочитав по бумажке адрес, написанный Аней по-немецки. Да, наконец, они познакомились. К удивлению Ани, немца звали вовсе не Фриц и не Ганс, а очень уютно: Михель.
Через полчаса за Михелем пришла машина от фирмы, где он работал. Низенькая дама средних лет с недовольством и недоверием поглядывала вокруг, слушая рассказ Михеля о происшедшем. Когда Аня дополнила его несколькими фразами по-немецки, лицо дамы вытянулось. «Откуда вы знаете язык?» - Быстро спросила она. «Моя школьная учительница любит свою работу!» - С тайной гордостью ответила Аня, а про себя подумала: «Да, это не тётушка Гретхен, уж больно сурова.» Дама пожала плечами и поторопила аниного гостя. Тот послушно шагнул к порогу, на прощанье тепло-тепло посмотрел на Аню небесно-голубыми глазами и тихо сказал по-немецки: «До свиданья, спасибо!»
Через неделю Михель рассказывал старенькой тётушке Гретхен, сестре матери, единственной своей родне, как в студёной России милая девушка лечила его от простуды. «Она сварила мне бульон с розмарином, точь в точь, как мама!» - Восклицал сентиментальный Михель. Старая тётушка не удивлялась, её покойная сестра тоже была сентиментальна, а Михель пошёл характером в мать. Гретхен, по обыкновению, слушала племянника, улыбаясь и тихо покачивая головой. «Значит, теперь и в России готовят говяжий бульон с розмарином?» - Только и сказала она.
Не буду рассказывать, каких хлопот стоили Михелю следующие поездки в Россию, каким гневом отреагировал поначалу отец Ани на его сватовство. Дело в том, что упрямый немец вбил себе в голову, что с Аней свела их судьба неслучайно, другой жены он для себя не хотел. Для Ани такое пристальное и благожелательное мужское внимание оказалось вдиковинку. Она была была строга и скромна до того, что сокурсники считали её странноватой. Вежливость и обязательность Михеля покорили её: если он что-то обещал, то непременно делал и всегда вовремя. Словом, через три года, когда Аня закончила университет, они поженились. В Мантурове отгуляли положенную в таких случаях шумную весёлую свадьбу и уехали жить в благополучную Германию.
Мантуровские соседки судачили: «Колюха-то Савельев, ловкач, до чего прыток! Дочку в Германию замуж выдал! Даром, что его отец в войну-то под Ленинградом погиб!» Одни упрекали аниного отца, другие хвалили, третьи завидовали заграничному аниному житью. Только анина мама знала, скольких седых волос стоило её отцу замужество дочери. Родители не решились помешать счастью дочери, поскольку Михель Аню боготворил. Оказался он уважительным и к тестю с тёщей. Поладил, в конце концов, с неприветливым тестем. Да-да, и сиживали они за столом, неторопливо беседуя, и хаживали вдвоём на рыбалку и в лес по грибы. Только от лосиной охоты сердобольный Михель отказывался.
Историю с розмарином в бульоне Аня услышала от тётушки Гретхен и рассказала ей свою версию давних событий. Обе они очень удивились: Аня тому, что аромат лосятины оказался похож на неизвестный ей розмарин, а старушка удивилась дважды, сначала тому, что Аня розмарина не знает, а потом тому, что есть такое мясо, которое пахнет розмарином само по себе. Потом не раз старенькая тётушка Гретхен говорила своему коту, задумчиво улыбаясь: « Подумать только! Судьбу моего племянника решил розмарин, которого не было! Как причудливо шутит жизнь!»