Павел сидел на чердаке. Да, вот так… Это был один из самых старинных домов города, который власти давно уже облизывались снести, хотя он был очень хорош – из серого камня, с эркерами… Кому-то мечталось поставить на этом месте типовую многоэтажную башню, но пока еще дом стоял.
Этот ход на чердак Павел узнал еще в детстве, он мог сюда пробраться, даже если дверь была заперта. Стоило только отодвинуть одну из досок. Когда-то он приходил сюда посидеть, когда ему было особенно тоскливо.
Острое чувство одиночества сопутствовало ему почти всегда. Мама его любила, он это знал. Но мама почти всегда была так занята… А у самого Павла не было друзей – только книги. Он и наука, наедине друг с другом.
Павел знал, что ни тени обаяния ему не свойственно, он не умел говорить так, чтобы к нему прислушались. Много знал, но ребятам всегда с ним было скучно, а девушкам – тем более, чересчур серьезен.
Он не хотел, когда на него накатывало, оставаться дома… Всегда кто-то может неосторожными вопросами, замечаниями сделать еще больнее. Найдя это место, он подолгу сидел здесь, среди старых вещей. Почему-то обретая успокоение, видя все это – пачки пожелтевших газет и журналов сломанные стулья, треснувшее зеркало…Это всё осталось в прошлом, и его боль тоже пройдет.
Потом, когда он уехал в институт, у него была Олеся – девушка из многодетной, почти маргинальной семьи, которая к черту лысому готова была уйти, лишь бы поменьше оставаться дома. Она почти не уходила у Павла из общежития, и даже вахтерша настолько привыкла к ней, что пропускала. Хоть и надевала на лицо презрительное выражение. И сосед Павла по комнате привык тоже, что они живут практически втроем. Костик старался возвращаться в комнату попозже, когда ребята уже заснут. А утром Олеся готовила завтрак на всех – бутерброды с дешевым сыром-намазкой, растворимый кофе…
Когда она забеременела – Павел испугался. Он понимал, что мать тр-упом ляжет, но не даст ему жениться. Да что еще придется выслушать…Павел навсегда запомнил эту сцену – он, как кисейная барышня ломает пальцы, повторяя: «Что же делать? Что же делать?»…И бритвенно-острый взгляд, ее усмешка…Она собрала вещи и ушла. Домой не вернулась, кантовалась у кого-то из подруг. Потом, когда родила Витьку, устроилась работать продавщицей…
Павел не забыл ее. Когда он стал зарабатывать, точно в благодарность за то, что Олеся его не выдала, помогла все скрыть, он стал время от времени подбрасывать ей денег. Да и позже, она могла позвонить ему, если ей нужна была помощь. Только так, чтобы не узнала Инна.
С Инной он познакомился в больнице, когда лежал с язвой желудка. Типичная для невротиков болезнь. Инна закрыла ему язву за неделю. В то время он уже был кандидатом наук, перспективным молодым ученым. И у них начался тот роман, о котором он, наверное, и мечтал всю жизнь. Красивая молодая женщина, воспитанная, врач…Мать Павла не просто приняла невестку, она от нее млела. Мать так и не успела узнать, что детей в этом браке не будет…
А потом, когда Витька подсел на нар-котики, и Олеся умоляла как-то его спасти, и началось всё это, что разрушило брак Павла, всю его жизнь. Он знал, что прежней жизни с Инной уже не будет. Шагать в окно - как ей хотелось сделать – он не собирался. Не мог оборвать свою жизнь…
Но вот уехать…. Купить билет, сесть в поезд…. И где-то там, на новом места, Павел еще даже не знал, где, начать всё сначала. А здесь ведь был риск, что его посадят.
Павел тряхнул головой и встал. Они не дождутся. Если у него что-то и осталось в этой жизни – это институт, его работа. Доказать наличие в организме этого я-да не сможет никто. Тем более, эти малограмотные деревенские бабы – они не станут связываться с судом. После похорон Аиды им будет не до этого.
У Павла была еще один секрет от Инны – он в свое время купил однокомнатную квартиру. На свое имя, но предназначена она в будущем была для Виктора. Компенсация за детство без отца.
Что ж, Павел пока будет жить в этой квартире…
Немолодой худощавый мужчина выбрался с чердака точно школьник, который не хочет, чтобы его увидели.
**
Артура не хотели пускать в самолет – слишком явно шел от него запах спиртного.
— Вы пьяны, — то же самое сказала ему потом и стюардесса.
— Девушка, посмотрите на меня еще раз, — попросил он, — К великому сожалению, я совершенно трезв.
Голос у него был печальный, и взгляд не плыл, не туманился, как у человека, перебравшего алкоголя.
Хотя тут, конечно, все двояко. Артур действительно напился, но он знал, что выпивка «возьмет» его равно настолько, что – может быть – он сможет подремать во время перелёта. Не больше.
А на этот перстень из потемневшей слоновой кости на его безымянном пальце кто обратит внимание? Сувенир и только…
Артур и вправду дремал, сон был поверхностный, неглубокий, но даже такой отдых был необходим. В последние дни раскопки были столь интересными, что он забывал обо всем, спал урывками, пару часов в сутки не больше… Описывал, сличал с книгами и дрожал от волнения как человек, чья мечта -вот она, в двух шагах, стоит только протянуть руку. Но тут позвонила Инна…И Артур понял, что уби-йцей стал именно он. Нельзя было усыплять себя байками об опытах, которые якобы необходимы Пашке.
За выход на одного старика, за тот самый перстень, вернее, за его содержимое – Артур отдал всё. что заработал за два года. Но и это могло не помочь. Завибрирует телефон в кармане, и Инна скажет: «Поздно». Или он услышит это, когда прилетит.
Стюардесса склонялась над ним, предлагала поесть…Она тоже прониклась странным чувством к этому человеку, по его взгляду ей показалась, что у него стряслась беда, он летит на похороны.
— Минеральную воду? Кофе?
Артур только покачал головой. Ему хотелось погрузиться в забытье еще на какое-то время.
…Инна встречала его в аэропорту. Выглядела она очень плохо. У нее был такой же замученный взгляд, как и у него.
— Ты привез то, что обещал? — спросила она, пока они шли к машине.
— Принеси то, не знаю что…Как я мог обещать, если нет уверенности, о чём идёт речь? Меня больше волнует другое – как?! Ты представляешь, что мы проходим в реанимацию и говорим: «Дайте, пожалуйста, вот этой больной, лекарство от одного индийского мошенника….(Потому что там такой тип, Инка, видела бы ты его рожу).Всё равно вы девушку не вылечите, так хоть мучиться не будет…» Короче, как мы туда попадем?
— Через сестру,— коротко пояснила Инна,— Вернее, через ее мужа. У него блат везде. Мы с тобой пройдем в белых халатах, а там одна девочка…
Прежде Артур представить не мог, что до областной больницы можно добраться так быстро.
Инна сбросила куртку, под ней был белый халат. Еще один она достала из пакета, протянула Артуру:
— Надевай.
В самый большой, многопрофильный корпус они вошли без проблем. Инна, видимо, бывала тут раньше, вела за собой уверенно. Какая-то боковая лестница, узкая, видно для своих, для медиков… Они быстро поднимались по ней верхом на самый последний этаж. На лестничной площадке их ждала совсем молоденькая девочка. Тоже в халатике, но, кажется, даже не медсестра. Косынка сбилась на темных волосах… Санитарка…
Инна сделала ей знак, достала телефон, набрала номер. Им открыли дверь.
— Проходите, — это уже точно была медсестра, — Только недолго, пожалуйста.
— Это с нами. — Инна кивнула на девушку, — Она работает на восьмом этаже. Это племянница…
Медсестра нахмурилась, замялась:
— Ладно… Давайте быстрее….
Артур знал – согласно «легенде», они – родственники Аиды, пришли попрощаться, потому что сегодня утром окончательно стало ясно, что надежды нет. Даже в этом случае в реанимацию не пускают посторонних. Но муж Инги позвонил… И для них сделали исключение. Тем более – они коллеги, медики…Не станут устраивать истерику.
— Мне нужно воду…В стакане… совсем немного, на дне, — пока они шли Артур успел тихо сказать это Инне.
— Что-нибудь придумаем, — откликнулась она тоже еле слышно.
Медсестра провела их в «святая святых», подвела к постели, где лежала Аида.
— Она вас все равно не услышит. Две минуты, хорошо?
… Ничего не осталось от той крепкой, вроде бы пышущей здоровьем девушки, которую впервые увидела Инна. Казалось, что Аида уже умерла. Серое, даже с голубизной лицо, заострившиеся черты… Конечно, она их не услышит. Но приборы еще показывали, что она жива…
— Можно мне, — Инна взялась за горло, — Водички… чуть-чуть…Что-то мне совсем нехорошо…
— Конечно, — медсестра хотела увести ее, но Инна сделала знак, чтобы та принесла воду.
И через несколько секунд сестра вернулась со стаканом. Инна пила, а сама глазами спрашивала у Артура – сколько оставить? И когда осталось почти на дне, он сделал знак. Она передала ему стакан – мол, подержи. А сама обратилась к медсестре:
— Я хотела вас… буквально два простых вопроса. Если можно, не здесь… в коридоре… Вдруг она нас все-таки слышит…
Артур и Ромка понимали, что у них всего несколько секунд. Артур нажал на какую-то потайную пружинку и перстень открылся. Серый порошок растаял в воде без следа – она вновь стала прозрачной.
— Но как она выпьет? Она же, наверное, не может глотать….
— Алька, - Ромка обняла подругу за шею, приподняла ее голову, — Давай, ну! Давай, быстро… Ну, Алька….
Как этой девочке удалось? Но мгновение спустя она показала Артуру пустой стакан.
— Всё, — сказал молодой человек, — Больше мы ничего не можем сделать.
Они вышли в коридор (Ромка задержалась на миг, чтобы еще раз взглянуть на подругу). Инна плакала и говорила медсестре и врачу, который к ней подошел:
— Вы всё делали правильно…Всё…у родных не будет никаких претензий…
Плакала она совершенно искренне – слишком велико было нервное напряжение.
Домой они ехали молча. Ромка осталась в больнице – сказала, что будет ждать с матерью Аиды. Конца ждали сегодня определенно, и даже не думали, что больная доживет до ночи.
…Это было скорбное место. Маленький коридор у входа в реанимационное отделение. Здесь были два кабинета врачей, и в общем-то родственникам тут делать было нечего — в отделение их все равно не пускали. Но хотя бы не гнали. И близким казалось, что они как-то своей силой, своей энергетикой поддерживают тех, кто в двух шагах от них борется за каждый вздох.
Анна сидела невменяемая совершенно, отекшая, плохо соображающая от слез… Ей точно сказали, что всё кончится вот-вот. И каждый раз, когда дверь в отделение открывалась, она ждала этой вести.
Но у врачей шел свой рабочий день. Они входили и выходили, что-то обсуждали между собой, Анне не сообщали ничего. Она не замечала, что Ромка притулилась рядом с ней и ждет тоже.
И только уже почти к вечеру из отделения вышел молодой врач, которого Анна знала. Сегодня ночью он должен был дежурить. И он заметил женщину, сказал ей совсем другим тоном – не таким раздраженным или печальным, как говорили с ней другие медики. У этого тон был легкий:
— Молодец, ваша Аида… Прямо раздышалась, я удивляюсь… Если еще и ночь так пройдет….
Ромка вздрогнула так, что Анна это ощутила. До самой матери слова врача дошли не сразу.
…На другой день Аида открыла глаза. Видела она еще плохо – различала свет и тьму, а предметы – очертаниями. Когда врачи заговаривали с ней – она поднимала и опускала веки, в знак того, что их слышит.
**
Андрей ехал к Феоктисту. В этот раз речь не шла о том, чтобы взять с собой Машу. Её ни за что нельзя было брать.
О встрече Андрей договорился заранее, по телефону. На том конце он слышал голос молодой, но властный. Привык, видимо, Витька, к тому, что в последнее время его слушаются безоговорочно. Сначала он хотел отказать Андрею во встрече.
— Тогда я посажу твоего отца, — сказал Андрей, — Девушка осталась жива. Я подниму все химические лаборатории страны, но доказательства у меня будут. И у тебя не будет уже совершенно никакой «крыши». А потом в сельсовете вдруг решат, что им нужен этот дом. И придется срываться с насиженного места вместе со всеми твоими зомби. Не лучше ли поговорить?
— А ты не боишься, что и с тобой может случиться что-то нехорошее? — насмешливо спросил голос.
И после паузы Феоктист добавил:
— Хорошо, приезжай, поговорим.
…Только теперь Андрей понял, о каких «банд-итских р-ожах» - говорила Ромка. Мужика, что рубил дрова у дома, не дай было бы встретить в потемках, где-нибудь в пустом месте. Нет, возможно, мужик был и безобиден. Но при виде этого существа, половину лица которого скрывалась под неопрятной растительностью, а в глазах горел звериный блеск, какую-нибудь чувствительную дому мог хватить сердечный приступ. Андрею же было всё равно. Но оруж-ие на эту встречу он с собой взял.
Его провели через большую комнату, где в два ряда стояли нары и пахло немытым телом, в комнатку маленькую, что-то вроде кабинета. Это даже дико смотрелось здесь. За письменным столом перед открытым ноутбуков сидел молодой человек в черном подряснике, с нежным как у девушки лицом, с мелкими чертами. Да, он был похож на Павла.
— Присаживайтесь, — сказал Феоктист вполне приветливо, — Только не надо сразу мне угрожать.
Андрей еще не начал говорить, а собеседник уже объяснял ему:
— Вы совершенно в курсе дела, не так ли? Ну и вы же сами понимаете, что будет дальше…. Аида вернется сюда. Куда же ей возвращаться, как не в свой дом, к матери… Этого ребенка она потеряла, верно? Какой младенец бы уцелел…. То есть, даже не младенец, а … Но родится другой…Мы все равно заберем девушку к нам…И здесь ее больше никто не тронет, никто не обидит… У вас был заказ. Вы начали разбираться со всем этим из-за заказа… Что ж, вы совершенно его отработали. Теперь оставьте все, как есть. А что касается отца…, — Феоктист пожал плечами, — Да делайте с ним что хотите. Когда я узнал, каким образом он вмешался в это дело, то сам хотел его…
— А если Аида сюда не вернется? — спросил Андрей.
— Ну тогда пострадает ее мама, — объяснил Феоктист ему, как несмышлёному, — Не только же страусов можно отправить на тот свет… тут даже не представляете. Сколько может быть неприятных случайностей…. Например, банька загорится, а от нее – дом. А в доме окажутся заперты двери….
— Вот что милый, маленький га-де-ныш, — на лице Андрея было что-то вроде улыбки,— Больше эта семья в село не прие-дет. А если я только узнаю, что ты ее разыскиваешь… если паче чаяния с Алей или ее матерью что-то случится… уми-рать ты у меня будешь медленно…. Где-нибудь в камере… и всё кончится до всякого суда… Твой единственный шанс – жить отныне так, чтобы ты даже дышал осторожно, с оглядкой…
**
Артур пробыл в городе месяц. Давно он уже не позволял себе отлучаться так надолго, но лишь через месяц Аиду выписали из больницы.
Артур уже давно отдал ключи от своей квартиры ее матери
— Будете пока жить у меня, — сказал он, — Платите коммуналку только, и больше ни о чем не думайте. Андрей обещал поставить сигнализацию, и все такое. Сами понимаете, что в деревню вам возвращаться нельзя. Ну а если паче чаяния, кто будет беспокоить – это к Андрею тоже.
Между ними будто негласно было условлено, что Анна не станет его благодарить. Пусть косвенно, но он считал себя безмерно виноватой перед нею.
Сам он поселился на этот месяц у Инны. Пусть врачом была она, но приглядывать необходимо было как раз за ней. Каждый день она ходила на работу, как-то вела там прием, кого-то лечила. Но возвращалась совершенно без сил. Сбрасывала обувь в прихожей, добредала до кровати. И ложилась лицом к стене. Она забывала есть, забывала даже умываться… Артур ходил за ней, как за маленькой… Пока ее сестра, опять же по своим связям не раздобыла анди-д-епере-санты… которые хоть и медленно, но стали менять ситуацию к лучшему.
Они не тянулись друг к другу, не было и не могло быть между ними даже тени романа. В квартире жили два одиноких человека, но теперь Артур видел, что Инна хотя бы становится похожей сама на себя. При этом он не думал, что она когда-нибудь еще сможет поверить мужчине.
— Приедешь ко мне в приют, выберешь себе собаку, — сказала ей сестра, — Хоть гулять будешь с ней, дышать свежим воздухом… А то сейчас от тебя одна тень осталась.
Даже Аида вернулась из больницы куда более жизнерадостной. Врачи так и не поняли до конца, что с ней было… Написали мудреные диагнозы, рекомендовали регулярно наблюдаться, стоять на учете – и не манкировать этим.
— Понемногу, — говорила Анна,
Дочка сидела в кресле, а мать расстегивала молнию у нее на сапожках. Анна боялась, что, если Аида нагнется сама, с ней что-нибудь случится.
— Понемногу окрепнешь, чему-нибудь подучишься, будет у тебя хорошая, чистая работа и станешь жить как человек. Ну а пока я заработаю.
Зарабатывала и Ромка. Она устроилась в больничную столовую – посудомойкой. Никогда не уставала, никогда не жаловалась. Приносила домой в бидончиках ту еду, на которую больше никто не зарился. Ни Аида с мамой, ни сама Ромка не были избалованы. Есть каша, хлеб, чай – и довольно…
Как-то Артур зашел к ним в гости, и увидел Ромку, сидящей на лестнице. Девушка курила. На плечи была наброшена курточка из плащевки.
— Эй, тебе не холодно? — спросил Артур.
— Нет, — сказала Ромка, — Я в деревне нередко в одной платье зимой из дома в дом бегала. Я закаленная.
Он присел с ней рядом. Она затушила сигарету о ступеньку.
— Что-то случилось? — спросил Артур, — Ты с ними не поссорилась ли?
— Я ни с кем не поссорилась. Просто… я теперь осталась со всем этим совсем одна…
Он понял сразу.
— Ведь это же меня касается, понимаете? — продолжала Ромка, — И это вы сказали, что…всё может сбыться… что тот монах был прозорливым.. И что теперь – мне куда ни метнись – не уйти от судьбы?
— Сколько тебе лет? — спросил Артур.
— Восемнадцать…
— Ты на четырнадцать выглядишь.
Ромка пожала плечами.
— Позвоните в больницу. Я ж, когда устраивалась… они документы мои видели…
— Знаешь что, — сказал Артур, — Давай оформлять тебе загранпаспорт, поедешь со мной.
— Зачем? — спросила она коротко и жестко.
— Мы найдем там, с кем об этом поговорить…. Мой друг недавно удивлялся. Мы работаем там вместе. В выходной день он решил поехать к одному тамошнему духовному учителю. Мишка увлекается всем этим, английский знает хорошо. И вот доезжает он до развилки дорог. Налево – путь к одной весьма известной туристической достопримечательности. Туда все ездят. Путь прямо – ведет в город. И направо – в ту маленькую деревушку, где…
Мишка хочет спросить дорогу и видит пастуха. Обычного, обожженного солнцем немолодого индийца. И он не успевает у него ничего узнать. Тот поднимает руку и указывает ему направо. Вот как он понял, куда человеку надо? Как, Ромка…
Ты найдешь там тех, кто скажет тебе, что делать… И между прочим, твои предки, цыгане, пришли сюда как раз из Индии…
— Для меня такое путешествие — как на другую планету, — сказала Ромка, — Я ведь никогда и нигде… И у меня ведь нет денег, и я так боюсь голодать…
Руки у нее были огрубевшие, но пальцы – длинные и тонкие. Артур долго держал их, стараясь согреть. И ощущал, как они вздрагивают в его ладонях, точно там был маленький птенец, который просился на волю.
