В городской поликлинике творился сущий кошмар. Нет, не воображайте себе древний корпус, осыпающуюся штукатурку и коридоры, в которых можно снимать фильмы ужасов. Если возраст поликлиники мерить в человеческих годах – этот ребенок только-только готовился бы пойти в школу.
Но врачей тут набиралось едва ли треть от нужного числа, и перед каждым кабинетом, где шёл прием, клубилась очередь. Самые агрессивные из тех кто с талончиками, готовы были пойти в рукопашную - на тех, кто рвался «только спросить», и медсестра, которая то и дело выходила из кабинета, чтобы передать пациентам ту или иную бумажку – делала это с опаской. В приоткрывшуюся дверь порывались броситься толпы.
Самой старшей из врачей, еще выдерживавших работу участкового, была Лидия Андреевна – ей недавно исполнилось восемьдесят пять. А самой молодой считалась Катюша - два года после окончания медицинского института.
Инна Васильевна занимала промежуточную позицию. Немного за тридцать, опыт уже есть, а сил еще хватает. Обычно на таких и пашут, но у Инны Васильевны было особое положение. У нее имелась влиятельная сестра, которую ненавидел весь город.
При случае сестра могла "нажать на нужные кнопки".
Когда-то их родители «прикололись», как с усмешкой говорили потом молодые женщины, назвав своих дочерей - Инна и Инга. Обе выросли редкими красавицами, обе посвятили жизнь естественным наукам.
Вот только Инга очень удачно вышла замуж. За полицейского в таком чине, что угрожай ей даже не каждый второй, а каждый первый горожанин – она чувствовала бы себя в абсолютной безопасности.
Инга Васильевна была ветеринарным врачом, но не лечила "братьев меньших" в какой-нибудь клинике.
Она распоряжалась приютом, в который собаки попадали после отлова на городских улицах и во дворах. Как работала эта система – отдельная песня. Парни, бывшие в подчинении у Инги Васильевны нацеливались отнюдь не самых крупных и свирепых собак. Они охотились за домашними питомцами. Были случаи, что в фургон попадали даже песики, гулявшие со своими хозяевами. На пекинесе нет намордника? Вырвут из рук, забросят в машину… А получить обратно любимца можно было только заплатив штраф, который для старушек составлял примерно половину пенсии. И счастье еще, если заберешь собаку живой…
Хотя считалось, что штрафы идут на содержание собак – народ на горьком опыте выяснил: не заберешь своего зверя вот прямо сейчас – завтра он может быть уже больным, а послезавтра – и вовсе, как это принято говорить у зоозащитников – отправиться на Радугу. Через неделю животные, которые уцелели в этом собачьем конц-ла-гере, возвращались истощенными, по дороге не могли напиться из луж. Некоторые уми-рали уже дома.
Хозяева, что пробовали судиться, убеждались – и там у Инги Васильевны, благодаря мужу, все было схвачено, и ни разу «чёрная королева» не поимела от суда никаких неприятностей.
Кто-то сказал:
— Бога не боится…. Вернутся к ней стариковские слезы, тот еще бумеранг прилетит…
Но бумеранг явно задерживался.
Сестры виделись редко, потому что жизнь Инны Васильевны была совсем иной. Муж у нее – ученый-химик, преподаватель вуза. Зарплата не грошовая, но и не космическая. Сама Инна – участковый терапевт, и никто не мог бы сказать о ней, что она недобросовестно относится к работе или не знает своего дела. И грубой с людьми быть она себе никогда не позволяла, равно как и не давала сесть себе на шею.
Невысокого роста, очень миловидная, пышные волосы собраны в узел, на стройных ножках изящные туфельки…. Мужчины, даже весьма пожилые, рассматривали докторшу с удовольствием.
Каждый раз, когда в кабинет входил новый пациент, он видел, что Инна Васильевна пишет. Все сведения, касающиеся предыдущего больного – должны быть занесены на нужные страницы. Заведующая отделением у них была еще та...
— Если бы у нас был рабовладельческий строй, и ей это разрешалось – Татьяна Андреевна ходила бы с плеткой и нас всех била, — сказала како-то раз юная Катюша.
И она была недалека от истины. Теоретически, если бы ты не назначила больному нужного лекарства, последствия могли быть меньше, чем если бы ты не заполнила нужных бумаг.
Поэтому на особу, опустившуюся перед ней на стул, Инна Васильевна взглянула не сразу.
— Карточку и статталон, — привычно напоминала медсестра, увидев что незнакомка и теребит на коленях сумочку.
— А можно она выйдет? — прозвучал сдавленный голос.
На несколько мгновений воцарилась пауза. Инна Васильевна дописывала последние строки в карточке пациента, которого только что осмотрела, и одновременно начинала понимать – что-то идет не так.
Она подняла голову. Перед ней сидела девушка лет двадцати четырех-двадцати шести. Может, она и моложе была, но статная, дородная, и коса уложена вокруг головы, как сейчас уже никто не носит…
— Можно, она выйдет? — вновь попросила девушка, кивнув на медсестру.
Медики переглянулись. Такое на их памяти случалось первый раз. Даже пожилая медсестра подобного не помнила.
— Не нужно устанавливать тут свои правила,— посоветовала Инна Васильевна, — Давайте карточку, и рассказывайте, что с вами случилось.
— Я беременна от вашего мужа.
Медсестра прикрыла рот ладонью, подавляя то самое «ой», которое рвалось наружу.
— Я пойду в регистратуру, поищу...— сказала она, и, не добавив, чего поищет, выскочила из кабинет.
Инна Васильевна бросила ручку и рассмеялась к своему собственному изумлению. Позже она попытается проанализировать – отчего реакция была именно такой. Не поверила девке? Но почему же...
Инна Васильевна была предельно загружена, как каждый врач, которому часто приходится заменять, совмещать, тянуть за себя и за того парня, за ту сестру… На четырнадцать участков у них в поликлинике было восемь участковых. Да еще после бесконечного рабочего дня, знакомые и знакомые знакомых, и дальние родственники тех самых знакомых, не стеснялись звонить круглосуточно. В полночь Инна Васильевна ставила мобильник на режим «не беспокоить», но утром нередко видела пропущенные звонки. Когда дело касается собственного здоровья, многие доверяют не «скорой помощи», а знакомому грамотному доктору. И предполагается, что он всегда должен быть на связи.
Короче, к вечеру Инна Васильевна обычно валилась с ног.
Павел же преподавал в институте, физических сил тратил мало, они оставались, как говорится, в нём, и ниже пояса тоже....Природа требовала своего, вокруг вились студентки. Так что, даже если девица и права, ничего невероятного в этом не было.
С другой стороны, Инна Васильевна уверена была даже не на сто, а не двести процентов, в том, что Павел не уйдет из семьи. Хотя у них не было детей, и не могло быть – природа не дала Инне такого шанса, но во всем остальном муж с женой подходили друг другу идеально. По взгляду, по движению брови – один понимал, что думает другой.
Они обожали свой дом, который выбирали и обставляли с такой любовью, особенно муж – для Павла имело значение даже то, какие ручки на дверях, какой у них оттенок....
Кроме того, он был махровым ипохондиком, в каждом прыщике видел рак, в каждом кашле — смертельную болезнь, и только Инна могла развеять его страхи и избавить от душевных мучений.
— Я так понимаю, вы его студентка, — сказала Инна Васильевна, — Раз он не ушел от меня к вам…Что вы тут сидите как нищая? Хотите, чтобы я Павла перевязала красной ленточкой и прислала вам в виде подарка? Сейчас вроде таких дур-очек уже нет...Прийти ко мне вы могли только в одном случае, если вы умираете с голоду, и вам не хватает на хлеб.
Она достала из сумочки кошелек, достала из него пятьдесят рублей, брезгливо пододвинула девице:
— На буханку хватит. Если снова будете голодать - приходите, получите столько же. По родственному. А потом, если вы хотите родить этого ребенка….после роддома…идите уже куда-нибудь работать, не побирайтесь. Никто вам ничего не должен.
— Вы не понимаете, — прошептала девица.
— Чего я не понимаю? — насмешливо спросила Инна Васильевна,— Всё, больше я вам времени уделять не могу. У меня очередь.
В кабинет действительно уже заглядывали. Девице пришлось убраться, разминувшись в дверях с медсестрой. И Фаина Ивановна быстренько шмыгнула на свое место. Однако до конца рабочего дня заметно было, что ее мучает любопытство, и она дорого бы дала, чтобы расспросить Инну, или хотя бы заметить ее переживания и посочувствовать ей. Что может быть интереснее? Сомнения не было – уже завтра утром об этом будет знать половина поликлиники, вечером – вторая половина, а послезавтра вся центральная городская больница.
Инна Васильевна же вздыхала, точно готовясь к бою, и думала, что девица, вероятно, еще не раз даст о себе знать. Вероятно, если она всё же решит родить младенца, придется ее припугнуть, чтобы не шантажировала алиментами. Кого в этом случае лучше озадачить, как говорили прежде -- «ментов или бандитов»? У Инны Васильевны были знакомые и среди тех, и среди других.
Она, однако, оказалась права даже в больше степени, чем могла себе представить. Когда, окончив рабочий день — нынче у нее была вторая смена — Инна Васильевна выходила из поликлиники, ее тронули за рукав.
Девица. Зареванная. В сбившемся платке-паутинке.
— Я вас умоляю! Мне очень надо с вами поговорить….
— Ну это уже наглость какая-то,— Инна Васильевна вырвала руку, — Вы мне еще скажите, что Павел насильно заставил вас, что вы – невинная жертва… Вас пожалеть, да? Ой, не смешите…
— Послушайте, — сказала девица, и что-то такое было в ее тоне…
Инна Васильевна имела дело с огромным количеством людей. Но эта девушка говорила, будто ей было лет на тридцать старше, чем на самом деле. Будто она была даже старше самой Инны.
— Я отра-влена, — сказала девушка, — Это не видно, но это яд такой…Не сразу...Я не знаю, через сколько…Может, через неделю, а может меньше… У Павла не получилось, то, что он задумал. Теперь он думает, что это всё должно кончиться…И ребёнок, и я…Мне не нужен Павел, упаси Бог…ой…
Она точно испугалась самого слова «Бог».
— Я за другим, — девушка готова была встать на колени, — Я за адресом…
— Пошла вон, — сквозь зубы сказала Инна Васильевна,— Бред какой! В зеркало не себя посмотри – здоровая лошадь! Адрес ей! Аб-орт делают в каждом медицинском центре….
Она тронула машину с места, и увидела, что девушка идет за ней следом. Платок уже упал с ее головы, шаги были такими нетвердыми, точно девица изрядно выпила. Руку она прижала к груди, лицо было залито слезами, и – черт возьми — она показалась Инне Васильевне похожей на кающуюся Магдалину.
Потом был поворот. И девица скрылась за ним.
**
Когда Инна открыла дверь в свою квартиру, где даже воздух был ей родным – нет, все происшедшее не показалось ей дурным сном.... Но боль, которая – как она теперь понимала, мучила ее после слов девки – та самая боль на грани душевной и физической - стала тише.
Павел сидел за компьютером. И, судя по тому, сколько книг лежало рядом с ним, судя по его сгорбленной спине, и пустым чашкам с разводами засохшего кофе – работал уже давно.
«Голодный», — подумала Инна.
Еда стояла в холодильнике, но Павел был как ребенок – никогда не достанет, не разогреет…У Инны это не вызывало раздражения. Павел и неправдоподобно толстый ка-стрированный кот Сильвер – были теми, кого она любила, кто зависел от неё. Ее семьей.
Она всегда готовила обед на три дня. Никогда не хватала в магазине с полки полуфабрикаты. Лучше постоять подольше у плиты, но когда котлеты благоухают на весь дом – это счастье.
И всё же, за ужином, хотя Инна и крепилась, она не могла не спросить.
— Сегодня ко мне приходила твоя девушка…. Наверное, студентка. Сказала, что беременна от тебя. Ничего не хочешь мне рассказать?
Он нахмурился, переносясь мыслями, из тех сфер, где витал, сюда, за этот стол, к борщу, Инне и тому, что она сказала.
— Какая девушка?
— Такая вот,— движением руки она изобразила косу вокруг головы, — Если бы сейчас существовали колхозы, я бы сказала, что она оттуда.
— Я их не запоминаю, — признался Павел, — Три четверти — бестолочи. Потом ходят и вымаливают пересдать на четверку. Им без стипендии сигареты купить не на что.
Про беременность и всё прочее он пропустил мимо ушей. Наверное, тема, над которой он сейчас работал, была особенно интересной. В такие дни он забывал, как зовут его самого.
…Через три дня, в воскресенье, Инна дежурила. Час шел за часом, но все было спокойно. Маленького ребенка с высокой температуро, она отправила в другую больницу, осмотрела старушку с высоким давлением, и еще одну с кашлем.
Потом из терапии позвонил Денис Владимирович и позвал ее на консультацию. Кардиологом он был отменным. Сам мог дать кому угодно сто очков вперед. Значит, речь шла не о сердце.
… Инна Васильевна не сразу узнала в молодой женщине, распростертой на постели, ту самую наглую девицу, которая провожала ее до машины. Впервые в жизни она видела такую смертельную бледность. Лицо меловое. А когда Инна Васильевна коснулась руки пациентки, та оказалась ледяной.
— Понятия не имею, — тихо сказал Денис Владимирович, — Не знаю, от чего оттолкнуться…. Показатели просто рушатся Что скажете?
Нет, никому бы сейчас не пришло в голову сказать, что девица прикидывается, изображает из себя больную. Она уходила, причем уходила на их глазах.
— Она беременна, — сказала Инна Васильевна, — Переводите в гинекологию, оттуда, наверное, в область….
Денис Владимирович проглотил вопрос – откуда Инне это известно, пошел звонить. Инна Васильевна осталась наедине с уми-рающей. Взгляд ее, который до этого казался мутным, отрешенным, теперь остановился на Инне.
— Адрес… Я просила адрес… Брат Павла… Он токсиколог…
— Но он…он сейчас в Индии, — вырвалось у Инны.
— Он… достанет…, — молодая женщина говорила с огромным трудом, шелестела, — Может… успеет… скажите …е-му…
Голос ее стал совсем неслышным.
Продолжение следует