Кто же знал, что так получится...
— Бездарь. Беспомощный, бестолковый бездарь, — с самодовольным видом констатировал профессор Раваши Иштизи. Сухой и высокий, импозантный старик с кудрявыми седыми волосами и несколько лохматой бородой. Он сверкнул на покрасневшего ученика круглыми стеклами очков и явно вознамерился оставить свое мнение в документах.
— Профессор, я прошу дать мне еще один шанс, — процедил его ученик сквозь зубы. Сдерживать эмоции было тяжело. Проклятый старик завалил уже полгруппы, давая задания уровня на порядок выше того, что освоили ученики. Из-за закрытых дверей до сих пор доносились приглушенные рыдания Карины, отличницы и очень хорошей девушки. Только вот, перенервничала, ожидая встречи с «любимым» профессором, начала заикаться и путаться. Результат — пересдача и сниженный балл. Только кого это интересует? Он профессор, ему виднее, а ты не сдал — готовься к пересдаче. Причем, бил старикашка по больному, прекрасно зная, кому какой вид заклятий дается тяжелее всего.
— Свой шанс, мистер Трикс, вы упустили, — брезгливо поджал губы профессор. — Кто мешал вам потренировать простые превращения? Никто, правильно. — О том, что превращения они начали изучать всего неделю назад, и в этот экзамен они входить не могут никак, профессор спокойно подзабыл. Спорить ученик не стал. Знал — бесполезно. Если Иштизи решил кого-то завалить, его ничто не остановит.
Выхватив из сухих, цепких рук мерзкого профессора документы, парень вылетел вон, громко хлопнув дверью.
— Нервы нужно держать в узде, — насмешливо прокомментировал Раваши оставшимся в аудитории, — вы же маги!
***
Мрачные тени беззвучно летели по зданию общежития, стягиваясь в одну комнату. Внутри безликие фигуры вновь становились собой, оборачиваясь парнями и девушками. Учениками, объединенными одной общей проблемой — ненавистью к преподавателю, испортившему им аттестаты, а значит и будущую безбедную жизнь.
Сегодня они собрались для одного, отомстить, показать профессору, что бездари кое на что все же способны.
— Когда он перевоплотится обратно, нам конец, — тихо шепнула белокурая Карина.
— Для начала ему надо будет перевоплотиться, — язвительно передразнил ее тощий, чернявый парень. — Поэтому, условие и еще раз условие. Черта лысого этот старый хрыч за кого-то будет переживать так, что даже разрыдается. К тому же, — задумчиво прошептал он, на мгновение забыв даже чертить необходимые знаки. — Еще придется вернуться в Скай, а для зверюшки это не самое простое.
— В каком смысле, вернуться? — замер и Трикс, вглядываясь в перекошенное злостью лицо собеседника.
— Ну ты что, думал я рискну так пошутить над профессором и не подстраховаться. Пару дней назад мой друг отправился на стажировку в Парьен, вот где-нибудь по дороге он и вышвырнет из дирижабля эти мерзкие очечки на цепочке. — И захохотал, вновь повторяя, — очечки на цепочке, смешно.
Трикс и Карина переглянулись.
— Я думал, мы будем концентрироваться на его ежедневник?!
— Чтобы Иштизи — очень злой и мечтающий открутить головы сделавшим с ним такое — уже завтра рыскал по универу и искал виноватых? — уставился на приятеля парень злым взглядом и, с явным предупреждением, протянул, — поэтому я взял на себя смелость создать новый якорь, и отправить его подальше от нас. Вы с чем-то не согласны?
Уловив угрозу, Трикс и Карина вновь переглянулись и синхронно пожали плечами. Такая шутка и вправду могла плохо закончиться, и лучше если профессор не вернется как можно дольше. Вот только, было несколько неуютно — а что, если якорь попадет куда-то не туда. В дверь постучали условленным стуком, прерывая невеселые мысли. Девушка осторожно встала и приоткрыла ее, выглядывая наружу, а после раскрыла во всю ширину, пропуская еще шестерых ребят.
Выкраденная из библиотеки толстая книга, раскинувшая страницы на обшарпанном полу, светилась мягким голубым светом. Десяток голосов тянул заклинание, вызубренное так, что ни один Раваши не прикопался бы. Горели в маленькой жаровне необходимые ингредиенты. Возможно, ученики не успели выучить заклятие простых превращений, зато профессор заставил их разобраться и понять превращения сложные. Нет лучшего учителя чем жажда мести.
***
Раваши Иштизи со стоном приоткрыл глаза. Тело болело. Причем болело так, как не бывало даже во времена студенчества, когда, еще молодой оболтус, кутил все ночь, периодически прерываясь на корректировку неугодных морд.
— Ох, — простонал профессор, приподнимая голову и оглядываясь. Мысли о приходе старости, посетившие его минутой раньше, бесследно унеслись, растворившись в окружающем лесу.
Лес?
Резко дернувшись, Раваши попытался сесть и завалился на спину.
— Что за?!
Так и оставшись лежать, профессор в полном обалдении разглядывал мягкие серые лапки, шевелящиеся там, где по его ожиданиям должны были двигаться нормальные мужские руки.
— Ах ты... ах вы... — осознание пришло неожиданно. Его, профессора Раваши Иштизи, превратили в зверька! — Я до вас доберусь! Вы у меня запомните, как со мной шутить!
Профессор перевернулся на живот и подобрал под себя лапы. Удостоверился, что никуда больше падать не собирается и попытался встать, резко выпрямив все лапы сразу. Успел даже победно хохотнуть, когда неучтенный хвост стало как-то сильно закручивать. И после очередного резкого взмаха профессор, словно поставленная на ребро книга, плюхнулся на бок. Мягкий мох с радостью принял тело в привычную ямочку, вылежанную им до этого.
Следующую попытку профессор делал гораздо медленнее и намного плавнее. Лапы на этот раз он растопырил пошире и хвостом старательно управлял. Застыв на несколько минут этакой раскорякой, Раваши сделал первый шаг... и застонал.
Оказалось, котам не так-то просто ходить.
В третий раз, удостоверившись, что тело приняло устойчивую позу, профессор сделал шаг только одной лапой, правой передней. Подумал немного, вспоминая как ходят животные, и передвинул заднюю левую. Поза стала неудобной и неустойчивой, и профессор поспешил переставить левую переднюю и оставшуюся заднюю. Перестарался, наступил задней на свою переднюю, да еще и запутался в чем-то.
На этот раз подниматься он не спешил, пытаясь отдышаться и успокоиться. Заодно оглядел себя, наконец сообразив, что спутало его многочисленные конечности. Очки на позолоченной цепочке сопровождавшие его почти везде, но внезапно пропавшие неделю назад, на этот раз оказались рядом.
Когда Раваши смог передвигаться больше чем на один шаг в лесу стало подозрительно темно и тихо. А еще холодно. От земли тянуло сыростью и... землей. Червячками там всякими, мышами.
От мышей мысли плавно переползли к чаю и бутербродам, в животе заурчало, в лапах застонало и заскрипело. Поясница, напряженно контролирующая каждое неуклюжее движение многочисленных кошачьих конечностей, ныла и требовала покоя.
Ко всему прочему очки, накрученные на шею, так и норовили за что-нибудь зацепиться и придушить незадачливого владельца.
— Я вам покажу, я вам еще покажу, — как заведенный бубнил профессор, переставляя лапы словно костыли.
— Грр, — довольно согласился кто-то, к счастью еще издалека, но настроения это отчего-то не подняло.
Чуть не завалившись вновь от такой поддержки Раваши заковылял гораздо резвее, выбрав направление противоположное голосу.
Управлять лапами, хвостом и ушами, а еще оглядываться и думать одновременно было очень непросто. Раваши не сразу даже сообразил, что в лесу давно стемнело, а впереди, довольно далеко, но ярко и призывно горит огонек.
— Я вам, — по привычке ругнулся Раваши и словно меховой мячик, тощий и облезлый, подпрыгивая на негнущихся конечностях, припустил к свету.
— У-у? — попытался уточнить лес, сверкнув на него зелеными глазами.
Этот вопрос прибавил и скорости, и умений. Даже лапы перестали походить на костыли, согнулись и мягко запружинили по мху и веткам.
Огонек оказался светящимся в ночи окном. Разбираться, кто живет в лесном домике Раваши и не подумал. Его новые уши уловили несколько неприятные звуки леса, хруст веток и хриплое дыхание. Так что медлить и заглядывать в окна профессор не стал, со всего духу врезавшись в деревянную дверь.
Преграда оказалась жесткой, а еще запертой. Кошачье тело показало себя весьма интересным веществом, спружинив от дерева, оно укатилось в кусты с низких ступенек и там растеклось лужицей. Болезненной и постанывающей.
— Ох, — простонал профессор, ощупывая когтями ушибленный лоб. Как держать эти острые иглы внутри лап он пока не разобрался.
— Кто здесь? — внезапно, вторя его стонам, раздался тихий голос. Дверь приоткрылась, позволив свету выхватить из мрака кусты в которых валялся профессор.
— Я здесь! — справившись с голосом, завопил Раваши, боясь, что сейчас дверь захлопнут и придется биться в нее повторно.
— Ты? — удивился голос, и свет слегка сдвинулся сначала в одну сторону, а затем в другую.
— Я-я, — ворчливо подтвердил Раваши, поспешно выползая из кустов.
— Котик! — в дверном проеме стояла девочка лет десяти. Худая, бледная, с черными тенями под глазами. Грязно-серое потрепанное платье мешком повисло на плечах и едва прикрывало острые коленки. В руке девочка держала старый, еще свечной фонарь.
— И здесь бестолочь, — поздоровался с ней кот.
Девочка не обиделась, улыбнулась и посторонилась, приглашающе махнув рукой:
— Проходи, котик, в лесу ночью опасно.
Кочевряжится Раваши не стал.
Снаружи рассмотреть свое укрытие он не успел, а изнутри дом оказался мрачной, ветхой развалюхой.
— Мда, домик ведьмы, — скривился кот, рассматривая облупившуюся побелку печи, мощный, но какой-то старый стол, развешанные по стенам травы. Взгляд остановился на огромном, таком же не внушающем доверие как и все остальное помещение, стеллаже. Наполовину он был завален хламом, явно предназначенным для колдовства, а на другую заставлен книгами. Причем корешки их были профессору весьма знакомы — у него в библиотеке хранились такие же. Раваши обернулся на девочку, умиленно наблюдающую за наглым котом, окинул ее цепким взглядом и недоверчиво спросил, — ты что ведьма?
— Не совсем, котик, — отозвалась она, отмирая и подошла к печке, зашебуршав внутри ухватом. — Бабушка была, кое-чему меня конечно научила, но...
— А где бабка? — прервал ее Раваши.
Девочка окинула наглого кота каким-то пустым взглядом и поставила на стол черный котелок.
— Нет ее, котик, зимой не стало.
Раваши заметил как наполняются глаза девочки слезами и уже приготовился ругаться — он терпеть не мог детей, а уж рыдающих и вовсе не переносил — но девочка внезапно улыбнулась и предложила:
— Поешь, котик.
Раваши, несколько опешив от такого самообладания, быстро кинул взгляд на полку с книгами, вздохнул, но решил, что та никуда не денется и пошел к столу.
Лавка оказалась огромной. Раваши топтался и мялся не понимая, как такому мелкому ему забраться на такую верхотуру. Девочка попыталась схватить его на руки и подсадить, но кот злобно заругался, и она отступила, усевшись на другом конце сиденья.
На кряхтение и пыхтение она старательно не обращала внимания. А Раваши между тем подпрыгнул и уцепился передними лапами за скамью, но подтянуть зад оказалось непростой задачей. Кот застыл между полом и лавкой, скребя когтями по дереву и тихо ругаясь. Наконец, лапы не выдержали напряжения, и Раваши шмякнулся на пол, зло отдуваясь.
— Ох, котик, — мягко пожурила девочка и быстро, пока тот не одумался, подошла и подняла его на стол.
— Я сам мог! — вздыбился кот.
— Мог, но зачем страдать, если можно попросить о помощи? — улыбнулась ему девочка и пододвинула миску, полную ароматной, но пустой каши. Несколько неуверенно окинув кота взглядом, она все же протянула ему и ложечку. — Кушай, котик.
Еще немного повозмущавшись, Раваши все же взялся за ложку. Правда, от такого способа донести еду до рта очень быстро пришлось отказаться. Удержать ложку в одной лапе не удавалось, а в двух — пропадал смысл. Окунаться в тарелку лицом, как самый настоящий кот, было мерзко и противно, но есть хотелось сильнее. Бесила немного наблюдающая за ним девочка, но тут уже поделать ничего нельзя было. Все же хозяйка.
Уже утром Раваши развил бурную деятельность. Первым делом удостоверившись, что девочка, представившаяся Вандой, и правда одаренная, но необученная, а соответственно и заклинания не знает, Раваши заставил ее достать необходимую книгу с полки и вызубрить заклятие простых превращений и его отмену.
Спорить с полоумным котиком, считающим себя человеком девочка не стала. Да и вообще, как понял профессор, она предпочитала не перечить другим в их убеждениях.
Пока Ванда старательно вчитывалась в необходимые формулы, Раваши гортал другой фолиант. Такого в его библиотеке не было, а книжица оказалась весьма интересной.
На подготовку понадобилось аж три дня. Управились бы быстрее если бы у Раваши были руки, а не лапки. Так он мог только отдавать приказы и ругаться на бестолковую помощницу.
— Сейчас! —кот рявкнул команду и замер, прикрыв глаза и прислушиваясь к ощущениям.
Минута, две. Один глаз Раваши робко приоткрылся и обвел взглядом мрачную, пыльную каморку, котелок на треноге и замершую с той стороны девочку. Та несколько раз моргнула, не теряя ласковой улыбки, так раздражающей кота.
— Хм, — задумчиво прокомментировал увиденное кот и сел на хвост, подняв лапы к носу. — А-а? Как? Что ты наделала? Точнее, что ты не сделала, бестолочь? Я же диктовал тебе каждый момент, как ты умудрилась напортачить? — все сильнее распаляясь, завопил профессор, потрясая растопыренной лапой.
— Я делала все как ты сказал, котик.
— Нет! Если бы ты все сделала как я сказал, я бы перестал быть этим! — продемонстрировал он растопыренные пальцы на лапках, увенчанные острыми черными когтями.
— Нет, котик. Я все сделала, просто ты не можешь превратиться назад. Что-то мешает, ты же чувствовал, так? — девочка все с той же понимающей улыбкой стала убирать последствия эксперимента. Сгребла в охапку пустой котелок и сгрузила его в таз. Затушила огоньки в жаровне.
— Нет, нет — это банальная вспышка из-за того, кто делал заклинание. Ты не смогла удержать потоки, вот они и взбрыкнули. Все должно было получиться!
Раваши словно безумец бросился к книге и зашуршал страницами. Очки то и дело норовили упасть, так что пришлось держать их одной лапой, а с книгой сражаться другой. Девочка понимающе хмыкнула и, загасив последнюю из свечей, осторожно погладила кота по голове.
— Ничего, котик, разве тебе плохо?
— Плохо, плохо! — заголосил Раваши, отскакивая от ласковой руки и сверкая на девочку злыми зелеными глазами. Резко выдохнув, он отвернулся и буркнул, — прибери пока, а я поищу другой выход.
Ванда тихонько хмыкнула и отошла от расстроенного кота.
Профессор прочитал все имевшиеся в доме книги, надеясь найти подсказку, маленькую деталь, которая не удержалась в стареющем мозгу. Но надежды не оправдались, большинство из этих фолиантов он помнил почти наизусть.
— Котик, нельзя столько сидеть над буквами. Тебе нужно гулять, размять лапки, а то уже со стола спрыгнуть не можешь, спускаешься как старый дед, — со вздохом произнесла девочка, выкладывая перед котом очередную книгу и села на свое место, продолжая работу. Она начищала тряпицей небольшой медный котелок.
— Это потому что я не кот! — зло возразил Раваши, не уточняя про деда.
Девочка словно не услышала. Провела тряпицей еще несколько раз, покрутила котелок перед собой, полюбовалась отражением света на его боку и так же молча подсунула этот бок коту под самый нос.
— Что ты тычешь... — начал Раваши недовольно и замолчал. Из надраенного бока котелка на него смотрел раздутый, кривой и растянутый... кот. Сглотнув Раваши отвернулся.
— Ты котик, котик и есть, — со вздохом озвучила девочка и поднялась.
На полках зазвенели пузырьки и подставки, зашуршали передвигаемые ингредиенты, а Раваши так и сидел, глядя в толстое, мутное стекло окна.
Кот. Он кот и ничего с этим не может сделать. Заклятие не подействовало и второе, которое он все же уговорил девочку сотворить, тоже. Тот, кто сотворил с ним такое, воспользовался чем-то другим. Заклинанием большого превращения. Закрытым. С условием обратной трансформации. И как узнать это условие сидя в лесу с малолетней ведьмой, которая даже не знает где живет, в какой стороне столица и его университет.
— Не грусти, котик, — вновь коснулась головы маленькая ладонь, но Раваши даже не пошевелился. — Неужели тебе так плохо со мной?
Раваши промолчал.
«Плохо! Плохо!» — хотелось ему кричать, но что это изменит.
Не дождавшись ответа, девочка отошла, а после и вовсе вышла из дома, загремев ведрами уже на улице.
Время шло, а идея в голове так и не появилась. Прочесть об условии деактивации ни в одном учебнике было нельзя — оно всегда индивидуально. Выехать из леса не было и шанса. Девочка не хотела бросать людей в деревне — которых иногда лечила — совсем без лекаря, а в котячьем виде его никто слушать не будет. Еще и перемкнут чем тяжелым поперек хребта, отправив вместо университета в канаву подыхать.
Постепенно Раваши смирился, насколько это возможно. Привык к девочке и даже иногда ловил себя на непривычных, теплых эмоциях к ней. Тогда он начинал зло фыркать и придираться к каждой мелочи, но Ванда только смеялась в ответ, заставляя «улыбаться» и кота.
— Ты бы вышел, воздухом подышал, — усмехнулась вошедшая в дом Ванда и опустила на стол что-то мелкое и судя по трепыханию живое. Пока живое.
— Что ты приволокла? — ворчливо пробормотал Раваши, отрываясь от книги. Отпущенные очки тут же свалились, повиснув на шее. — Воробей? — брезгливо сморщился он, когда удалось рассмотреть гостя получше. — Зачем он тебе?
— Его кто-то ударил. Смотри какие ранки остались.
Смотреть на уже почти дохлого воробья Раваши не захотел.
— Так выкинь его в кусты, лиса какая сожрет, — буркнул он, собираясь вернуться к чтению.
— Злой ты, котик. Он же живой, ему больно, а я могу помочь.
— Он воробей! — вкрадчиво протянул Раваши, пытаясь донести до Ванды свои мысли.
— А ты кот, — лукаво возразила она, возвращаясь к столу с плошкой воды, белой тряпочкой и какими-то мазями.
Раваши возмущенно фыркнул, но больше не спорил.
Ванда возилась с пичугой почти месяц. Обнаглевшая тварь совсем не боялась ни ее, ни кота, устраиваясь спать прямо у его морды. Раваши, сперва брезгливо уходивший со своего места, когда птичка туда забиралась, в конце концов смирился и лишь убирал нос от щекочущих перьев.
— Котик, идем Семку выпускать! — радостно заявила Ванда в одно весьма прекрасное утро.
— Семка! Кто воробья Семкой называет? — ворча по привычке, потянулся Раваши и слез со стола, где до того читал.
— А как? — хихикнула девочка, подхватывая Семку на руки.
— Как-нибудь, но не Семка, — обернулся к ней Раваши. Он уже остановился у двери и ждал, когда ему соизволят открыть.
— Какой же ты ворчливый, котик, — весело засмеялась Ванда и словно тот самый воробей легко выскочила на двор, придержав дверь перед котом.
Воробей улетать не спешил. Осмотрелся сидя на руке, и подергивая хвостом. Чирикнул пару раз, прислушиваясь к ответному голосу такого же чирики. И только тогда удосужился перелететь с руки на веточку куста, проросшую сквозь развалившийся забор. Осмотрелся деловито и вновь вернулся к девочке, усевшись ей на плечо.
— Ну чего ты, глупый? Лети. — засмеялась она.
— А зачем ему? — оглядывая заросли подлеска, презрительно хмыкнул Раваши. — Там хищники, а здесь тепло, зерно и подушка мягкая.
— Там его дом, — возразила Ванда, снимая воробья с плеча и вытянула его вперед на растопыренной ладони.
На этот раз птица повела себя смелее. Семка взлетел и опустился на крышу, где и остался весело чирикая. Уже через пару минут к нему присоединился второй воробей, а за ним и третий и все вместе они умчались куда-то к деревьям.
— Все, забыл твою доброту, — зло хохотнул Раваши, выгибая спину. Даже в кошачьем виде ныть она не перестала.
— Глупый ты, котик. Ему с семьей лучше, но он вернется, вот увидишь.
Раваши недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. Прошелся по траве, высоко поднимая лапы. Снова сел, уже в лучах солнца, и прижмурился.
Воробей вернулся. Уже на следующий день появился с подкреплением. Сперва словно поздоровался, сев Ванде на плечо, а после слетел и забрался под крышу. Там они с подругой (или другом) чирикали, шебуршали и явно собирались поселиться.
Раваши нервничал. К Ванде пришла какая-то баба из деревни. Вроде так и должно быть — ведь она ведьма. Но что-то душа была не на месте. Неприятная была эта дама.
Они с Вандой говорили у покосившихся остатков забора. И говорили мирно, вежливо, но Раваши не сводил с них глаз, словно ощущая что-то. Или попросту ему не нравилось это пухлое, раскрасневшееся лицо, с недобрыми опухшими глазами.
— Котик, я в деревню! — впорхнула в дом девочка и тут же кинулась греметь пузырьками на полках.
— Зачем? — взвился Раваши. — Что ты там забыла?
— Котик, помочь надо. У женщины отец заболел. Его сюда боятся везти, совсем он тяжелый, а я могу сбегать.
— Пусть везут! — забегал по столу Раваши, не понимая, что с ним происходит. Ванда при нем уже ходила в деревню: и за припасами, и лечить кого-то — и все было хорошо. Отчего же сейчас так не хотелось ее отпускать.
— Котик, перестань, — топнула она маленькой ножкой. — Ему же плохо, он может не доехать!
— А если плохо сделают тебе?
— Ну что ты такое говоришь, котик, — кажется Ванда поняла, что беспокоит кота. Она подошла и ласково провела ладошкой ему по голове. — Все будет хорошо.
Раваши стиснул зубы, желая поспорить и понимая, что ничего путного из этого не выйдет. Девочка, заметив его потуги, еще раз провела по ушам и убежала.
Ее не было до самой ночи. Раваши уже места себе не находил. Умудрился даже затеплить свечу, чуть не оставшись без шерсти и вообще без дома, только бы осветить ей дорогу. Хоть немножко. Он сидел на столе, вперив взгляд в мрак за стеклом, и не замечая того бубнил на одной ноте: «Ну где же ты? Ну как же так?».
Наконец рядом с домом послышались шаги. Хрустнула тонкая ветка, простучали сапожки по скрипучим ступеням и вошла она.
Раваши, в первый момент подскочивший и бросившийся к двери, замер.
Ванда сама на себя не походила. Еще более бледная и круги под глазами темнее ночи. Но не это самое страшное. Самое страшное, что она не улыбалась. Потухший взгляд не отрывался от пола и лишь когда наткнулся на удивленного Раваши, девочка растянула губы в улыбке и прошептала:
— Котик. Я не смогла, котик. Не справилась.
— Ну что ты. Что ты маленькая, — не узнавая себя, заворковал Раваши, словно самый настоящий кот оглаживая бок о худой сапожок. — Бывает. Ты ведь маленькая еще. Тебе бы учиться и учиться. Ты же не всесильная. Да никто не всесилен. Люди ведь тоже живые, а живые умирают. Как бы мы ни хотели, как бы ни старались им помочь, умирают. Ты проходи. Сейчас чаю попьем и ляжешь спать. Отдохнешь и завтра опять будешь всем помогать. И сможешь, обязательно сможешь.
— Спасибо, котик, — улыбнулась она уже по-настоящему, пусть глаза и оставались тоскливыми, и, бросив котомку прямо у входа, пошла к жаровне, собираясь быстро вскипятить воды для чая.
Котик, котик вставай!
Раваши сладко потянулся, впиваясь когтями в ткань постели — он так и не научился их прятать — и только тогда открыл глаза. Нега, оставшаяся после сна, тут же слетела. За окном кричали и матерились тени. Эти же тени, подсвеченные оранжевым, живым пламенем, корчились на дереве стен. Переползали с них на печь, а после на пол. В хаосе шума и стука — кто-то заколачивал окна и двери — разобрать, что кричали эти, по ту сторону, можно было с трудом.
— Ведьма!
— Тварь. Машека замучила!
— Сжечь.
— Что? — удивленно протянул Раваши, в упор уставившись на Ванду.
— Они пришли котик, тебе нужно бежать!
— Куда бежать? — взревел Раваши. В его голове никак не могла уложится мысль, что в просвещенный век, когда по улицам ездят автомобили, а дирижабли могут доставить тебя даже через океан, где-то до сих пор жгут ведьм. — Я им сейчас! — отчего-то эта фраза, двигавшая им в первый день, показалась сейчас глупой и неуместной.
— Нельзя, мой котик, — нежно улыбнулась ему Ванда, осторожно подхватывая на руки. — Тогда и тебя убьют. Скажут, что ты порождение тьмы.
— Нет-нет, постой, — Раваши не знал, что собирается делать Ванда, но ему это заранее не нравилось. Выкручиваться как настоящий кот он считал ниже своего достоинства, да и девочку жалко — поцарапает, и оттого лишь осторожно упирался лапами в тонкие ручки.
— Нельзя ждать, котик, чувствуешь, уже дымом пахнет!
Раваши замер, и правда ощутив среди знакомого терпкого запаха сушеной травы пока несильный отголосок дымного чада. От накатившего понимания разум словно обледенел, не позволяя мыслить здраво. В голове крутилась только одна мысль: «Как, как такое возможно? За что можно сжечь ребенка?»
Ванда, воспользовавшись молчанием кота, тихонько открыла окно — его крест-накрест пересекали две доски, приколоченные с той стороны — осмотрела доступное пространство и, пока Раваши не опомнился, сунула его в одну из щелей.
— Нет-нет, — беспомощно забился Раваши, — а ты?
— Все будет хорошо, котик, — шепнула она, — я не боюсь, ты не думай. Я ведь буду с бабулей, — по ее щеке медленно сползла слезинка и девочка разжала руки.
Кошачье тело скользнула между досок как намасленное. Привычно извернулось в воздухе и, растопырив лапы, приземлилось в траву. Раваши словно задеревеневший развернулся к дому мордой, поднял взгляд на окно и обреченно уставился на улыбающуюся девочку.
— Зачем ты так? — шепнул Раваши и взлетел в воздух. Кожа на загривке болезненно натянулась. В уши ударил отчаянный крик Ванды.
— Гляди, Сатр, ведьмин кот! — потряс зажатым в руке Раваши длинный лохматый мужик.
А кот смотрел. С ужасом смотрел, как жадно глотает огонь ветхую крышу, как мечутся вокруг воробушки, как, радостно нащупав забитый между бревнами мох, пламя расползается от уже почерневшего, и даже покрасневшего ближнего к двери угла.
— Кидай его в огонь! — велел невидимый Раваши Сатр.
— Я те кину, — прошипел Раваши так, что змеи в восхищении вылезли из своих нор. — Я тебя сейчас в головешку обращу! — и воспользовавшись тем, что мужик замер, таращившись на него во все глаза, извернулся и полоснул его всеми когтями разом.
Рука разжалась, и Раваши с победным воплем, чем-то средним между криком и мявом, вновь приземлился в траву. Взлетел по мужской ноге обратно вверх, радостно впился в оплывшее лицо и принялся рвать. Визг и ругань человека соединились с злобным урчанием и рычанием кота.
Увлекшись Раваши не заметил, как подскочила к ним помощь в виде сразу трех таких же лохматых мужиков.
Шкирку вновь рвануло, выдирая из когтей окровавленное лицо. Затем последовал страшный, болезненный удар о бревна дома и короткий полет, окончившийся в густом кустарнике.
Сознание не спешило покидать покалеченное тело. Встать не получалось, безжалостно болело все. К счастью — болело. Только зачем ему такое счастье, когда все равно невозможно было сделать хоть что-то. Раваши беспомощно смотрел на охваченный огнем дом. Тот помутнел и расплылся, а из глаз кота полились слезы.
Стоило первой слезинке, прочертившей в шерсти мокрую дорожку, упасть на землю и неподвижное кошачье тело озарилось светом. Приподнялось от земли, обратившись ярчайшим болидом, и опустилось вновь, заняв гораздо больше места.
— Ведьма! — в панике взвизгнул совсем рядом один из ночных гостей, привлеченный странной вспышкой.
— Сам ты ведьма, мудак, я маг! — простонал Раваша, поднимаясь на ноги. Потрясенно оглядел свои родные, сухощавые и морщинистые руки, потрепанную пижаму и босые ноги и расплылся в хищной улыбке, вскидывая руки.
Собравшиеся перед ним мужики отшатнулись, ожидая видно огня и молний, но вместо этого за их спинами сперва замер, а после будто втянулся в дерево огонь. За ним, извиваясь словно щупальца гигантского кальмара, потянулся из дома дым. И только тогда маг перевел взгляд на обидчиков и тихо-тихо пообещал:
— Убью! Она для вас, тварей неблагодарных, а вы? Убью!
Мужики ощетинились рогатинами, сбились словно стадо, но уже после первого пущенного в их сторону разряда сорвались с места, завывая не хуже мифической банши.
Ни убивать, ни тем более гоняться за идиотами Раваши не собирался. Сейчас его интересовало только одно. Стоило мужикам скрыться за деревьями он бросился к двери и, обжигая руки, дернул перекрывшие ее доски. Прогоревшее дерево распалось отдельными головешками, пропуская мага внутрь.
Раваши едва смог выбраться из дома, он не видел куда идет, глаза застилали слезы, а руки были заняты маленьким безвольным телом.
***
— И между тем, вы Трикс, утверждаете, что это возможно, так?
— Да, профессор, я уверен, что это возможно, — цедил сквозь зубы ученик.
— Что ж, я приму ваш ответ, но с вас доказательства. За летние каникулы постарайтесь найти информацию об этом эксперименте, ну или проведите его самостоятельно. У вашей компании отлично получилось использовать закрытую технику.
— Профессор, — изначально опешивший ученик побледнел. Несмотря на все опасения, возвращение Иштизи было тихим и каким-то будничным. Ожидающие кары ученики двигались исключительно вдоль стен, боясь привлечь внимание, но Раваши молчал. Молчал и декан, и директор, и городской магистрат. Сам же Раваши Иштизи сделался странным, не похожим на себя, спокойным и вежливым. Ученики уже успокоились, решили, что их неумелая шутка — кто ж мог подумать, что техника закрыта — осталась не раскрытой, но только что Раваши очень толсто намекнул, что заметил и даже разобрал, чьих рук дело.
— Да все в порядке, я не в обиде, — хохотнул профессор и к полному недоумению экзаменуемых подмигнул. — Только на будущее все же думайте, что делаете.
Закончив на работе Раваши забежал в магазин, купить пирожных. Он обещал.
Дом встретил его теплом, запахом чего-то мясного и радостным писком:
— Дедушка! — Ванда повисла на шее Раваши. Отлипла, выхватив из рук коробку с пирожными, и зачастила, увлекая старика на кухню, — а я тебе кушать уже сделала. Раздевайся, проходи!
