Недавно погиб очередной боевой товарищ, один из постоянных героев наших репортажей. Не так долго были знакомы, но на войне время и правда как будто летит быстрее (если ты только не пережидаешь в блиндаже артналёт или оно абсолютно бесстыдно не застывает в тот момент, когда над тобой зависает вражеский коптер со сбросом). Быстро сдружились, общались — как будто знаем друг друга чуть ли не с 2014-го (в Донбассе это звучит почти как пароль). Это я к тому: сколько друзей ни теряй, привыкнуть к этому нельзя, каждый раз на душе так муторно и тяжко становится, и ты готов что угодно отдать — лишь бы от этой беспросветной черноты избавиться. Поскольку напиться не всегда есть рабочая и чисто медицинская возможность, я в таких траурных ситуациях использую ещё один достаточно эффективный и не раз испробованный способ — русские народные песни.
Я вообще не любитель подобных снобистско-надменных оборотов, но здесь вынужден признаться: воистину тот, кто не был на войне, тот, кто не терял на войне друзей, не до конца понимает истинную красоту и самозабвенную гениальность — практически лекарственную гениальность — русских народных песен. Драматизм, точность формулировок, философия и глубина смысла в каждой из них заслуживают отдельного внимания. Причём это всё имеет волшебное свойство проявлять себя абсолютно внезапно — в соответствующем их содержанию состоянии души. То есть вот слушаешь всю жизнь песню, в школе её на уроках пения поёшь, в кино постоянно звучат набившие оскомину мотивы и слова — и ведь на самом деле не слышишь ничего, она как будто фоном проходит мимо, а потом раз — и как обухом по голове, и слёзы на глазах у взрослых мужиков, и так ясно проступает смысл, что, кажется, нет песни, более точно выражающей тебя и твоё мироощущение.
Русские народные — и особенно, кстати, казачьи — песни озаряют меня на этой войне всё чаще. Как раз на днях я таким образом распробовал «Чёрного ворона». У меня до сих пор мурашки по коже от того, каким тонким отношением к смерти пронизана не только мелодия, но и слова этой песни. У всех у нас в голове чаще всего вертится лишь первый куплет: «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься / Над моею головой? / Ты добычи не дождёшься — / Чёрный ворон, я не твой». В целом всё понятно: ворон олицетворяет смерть, ну или как минимум её посланника. Дальше — вроде бы про то, что добычи он не дождётся, а значит, всё, по идее, должно быть хорошо, но не тут-то было. Потому что вслед за обнадёживающим куплетом воин рассказывает нам об окровавленном платке — это свидетельствует о том, что он «трёхсотый», то есть ранен. Ну а далее вообще вынос мозга. Наш герой отправляет сначала ворона к матери, отцу, братьям, сёстрам, а потом просит отнести окровавленный платок любимой — и тут начинается самое трогательное, какие слова воин ей просит передать: «...вояка бравый / Там женился на другой, / Взял невесту тиху-славну, / Лёгок шаг, в глазах огонь…»
И именно этот поворот мне видится самым тонким и в то же время драматичным по накалу. Понятно, что под невестой воин подразумевает смерть. Но в том, как он это говорит, читается и безумная любовь к своей милой, и то, что он её отпускает в другую жизнь — жизнь без него. Он как бы берёт на себя вину за её, возможно, счастливое будущее без него. Ведь это он женился на другой — тихой, славной, с огоньком в глазах. Нормальная женщина при подобных эпитетах в адрес конкурентки зальётся ревностью. И именно в этом нюансе — красота жеста, гениальность жеста русского воина в его благородных взаимоотношениях как с любимой, так и со смертью. Ведь, по сути, он просит у смерти одолжить своего посланника, чтобы передать вот такие вот вести его близким. Я, когда осознал всю парадоксальность и в то же время всё внутреннее достоинство ситуации, натурально разревелся. И на душе полегчало. Спасибо русскому народному лекарству — «Чёрному ворону» и другим пронзительным песням, сложенным нашими предками.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
Военный корреспондент Семён Пегов, автор Telegram-канала @wargonzoya Специально для @russian.rt.com
