Глава 7
Не менее трех раз в неделю, после школы, а иногда вместо, Саша бегала в гостиницу "Бега" на Беговой аллее, 11 чтобы встретиться с Птахой. Администратора Семён предупредил, девушку предъявил, вмешиваться строго-настрого запретил и та послушно закрывала глаза на возраст Александры, молча выдавала ей ключ от номера люкс, каждый раз, как та появлялась.
Птаха развращал Сашу медленно, со вкусом и знанием дела. Если бы барышня была старше и опытнее, то поняла бы, что ему не впервой. Как выяснилось позже, Птаха "специализировался" на школьницах. Совсем юных не трогал, имел свой какой-то негласный кодекс чести, но четырнадцати - пятнадцатилетних девчонок пропустить не умел. Какое-то время он присматривался, принюхивался, пользуясь положением и многочисленными связями, собирал по крупицам информацию.
Если уж совсем начистоту, то и в милицию Птаха пошёл потому, что возможности открывались безграничные. Это он знал наверняка, поскольку старший брат, дядя и дед служили в органах. Династия, можно сказать, преемственность поколений. Дед ушёл на пенсию в чине подполковника, дядя дослужился до полковника и вес имел немалый. Когда младший племянник, вслед за старшим, выразил желание поступить в школу милиции, дядя радостно крякнул и потёр руки.
Семён родственника не подвёл. Он был умен, настойчив, надёжен, чётко понимал КАК и с кем себя вести, а кроме того, соблюдал все те правила, что считались обязательными в профессиональных кругах. Птаха не видел и не слышал того, чего не должен был и всегда с готовностью прикрывал того, кого требовалось. Круговая милицейская порука являлась гарантом и пропуском там, где человеку обычному ни пройти, ни пролететь шансов не имелось.
Никакого насилия, боже упаси! Птаха не пачкал руки, не портил себе репутацию. Зачем? Необходимости не было, юные чаровницы на всё соглашалась сами, ещё и гордились, дурехи. Прежде всего он приучал подопечных не стесняться своего тела, но гордиться им и правильно демонстрировать.
- Запомни, малышка, чем бесстыднее девица, тем больше это заводит. Все эти зажимы, "не хочу", "не могу", "не делаю" - ты пожалуйста забудь.
Если девочка, очутившись в объятиях Птахи, пугалась, начинала метаться, не дай бог плакать или просто излишне волноваться, благородный растлитель отпускал её, ни на чем не настаивая.
- Что ты, милая, что ты! Я тебя, крошка, не трону, если не хочешь. Лети, птичка, ты свободна!
Кому-то он давал денег, чтобы утешить, кого-то просто гладил по голове и спроваживал, окутав словами и заверениями. Большого труда убедить девочку помалкивать, не требовалось.
Некоторые возвращались какое-то время спустя, другие навсегда исчезали из виду.
Саша была из тех немногих, редких див, кто жаждал просвещения, к нему стремился. Она испытывала азарт ничуть не меньший, едва ли не больший, нежели "благодетель" Птаха. Семён неожиданно обрёл в лице Александры столь мягкую, податливую глину, что голова у него буквально кружилась от восторга.
Задать Птахе вопрос, для кого он старается и зачем, Саше не приходило в голову. "Занятия" с учителем по сексу Александре нравились так откровенно, что Семён иной раз удивлялся вслух и смеялся от переполнявших его, неизведанных ранее эмоций. Просвещались всегда полтора-два часа, после чего лейтенант возвращался на службу, а утомленная, опустошенная барышня, спешила домой за уроки или на занятия языками.
О том, что происходит, как проводит свой досуг Рудина Александра пятнадцати лет, никто не знал, да и дела никому не было. Внешние приличия, фасад - соблюдались по-прежнему неукоснительно.
Встречаясь с соседями, с Ксенией Алексеевной в частности, Саша всегда приветливо улыбалась, справлялась о здоровье, передавала привет от родителей. Бывало, что Ксения буквально вынуждала Александру задержаться и побеседовать.
- Ты же знаешь, детка, я женщина одинокая, в возрасте. А иногда так хочется побыть в обществе молодой особы, барышни.
- С удовольствием побуду с вами, Ксения Алексеевна, - не отказывала Саша, если не спешила на занятия. Помимо английского и французского, Александра взялась за итальянский. Языки давались легко, Саша занималась с наслаждением и делала заметные успехи.
Несмотря на то, что следуя семейной традиции, Саша вела двойную жизнь, видимость относительного порядка и благополучия была соблюдены безукоризненно, о чем свидетельствовали и соседи:
- Такая семья хорошая! - говорила Ксения приятельницам, сидя на лавочке во дворе.
- Да, дорогая, такие всё реже и реже встречаются, - охотно соглашались собеседницы.
Мать Александры остановиться уже не могла, хотя и пыталась. Нельзя сказать, что сдалась она на милость "беленькой" победительнице совсем без боя. Но всё же постепенно проигрывала и капитулировала. Алкоголь манил женщину куда сильнее, нежели жизнь обыкновенная, без особенностей. Прозрачная жидкость заставляла меняться не только мир вокруг, добавляя ему красок и вкусов, но и саму почитательницу. Настроение менялось, хотелось любить всех и вся, даже прилавок с овощами казался другим. Цвета становились насыщенное, формы чётче, музыка, тихо звучавшая в магазине, пронзительнее и тоньше. То и дело от нахлынувших чувств, наворачивались на глаза сладостные слезы.
Небольшую фляжку, из которой пьяница отпивала в течение дня по крошечному, вожделенному глоточку, она прятала в кармане рабочего фартука. Все шло неплохо, поскольку обязанности свои дама выполняла, не опаздывала, не обвешивала, с покупателями шутила и была неизменно приветлива.
По вечерам добавляли с мужем за ужином. Витя пристально следил, чтобы жена держала себя в рамках, до поры не подозревая о том, что рамок давно уже нет и никогда больше не будет.
Изобретательная, как все алкоголики, вынужденные скрываться, мать научилась поддерживать более-менее стабильное состояние подпития, привычно балансируя и все ещё пытаясь создавать видимость.
Саша, однако, все попытки матери, нехитрые её игры, прекрасно видела, но ничего не предпринимала, лишь говорила иногда:
- Неужели ты думаешь, что вокруг одни идиоты? Я, мама, вижу.
- Видишь, дочка? - хохотала мать. - А что же спасать меня, мать свою родную, даже не пытаешься? А, крошка, моя любимая?
В 1991 г. когда рухнул Великий и Могучий, Сашке исполнилось шестнадцать, мать нашла себе компанию "по интересам" на Белорусском вокзале, где начала пропадать всё чаще, не являясь по нескольку дней подряд, а отцу перестали платить зарплату. Рудины очутились у черты, вдоль которой призывно и неистово махала руками уродина-нищета.
- Не знаю я, дочь, как и на что нам теперь жить... - горестно сообщил однажды отец, когда стало известно, что выплат снова не будет.
- А мама что? Совсем ничего не приносит? - спросила Саша, не испытывая, впрочем, особенного волнения перед лицом возможного краха.
- Мама?! Ты что же это, не видишь, ЧТО творится с твоей мамой? - прошипел отец.
- Неужели, папочка? Так значит и ты это видишь? Что же не делаешь ничего, не спасаешь жену свою и собутульницу? Зачем наливаешь? И зачем позволяешь шататься по вокзалу?!
- Ты так с отцом разговаривать не смей! Я уважения требую! - Виктор ударил кулаком по столу.
- Уважения?! - Саша захохотала оскорбительным, демоническим смехом.
Виктор вскочил и схватил дочь за волосы:
- Выбью сейчас из тебя этот смех, эту дурь, шалава малолетняя!
Надежда Ровицкая