Как хотела бы Леночка, чтобы мама, как и раньше уверенно произнесла эти слова, перебирая ее светлые волосы, рассыпанные по подушке.
Только теперь она вовсе и не Леночка, а Елена Николаевна. Мамы нет уже пять лет, а светлые волосы она давно остригла и покрасила в благородный каштановый цвет.
Да и не наладится теперь уже ничего. Как раз под Новый год — под самый Новый год с Еленой Николаевной произошло все самое плохое, что только могло произойти.
Двадцать восьмого декабря, в семнадцать часов тринадцать минут муж открыл входную дверь и пропустил вперед женщину не молодую, но приятную. Одетую не дорого, но стильно. Не нахальную, но и не скромницу.
— Лена, — торжественно сказал муж, пока Елена Николаевна вытирала руки от увлажняющего крема, что поздороваться с гостьей. — Я не знал, как тебе сказать, поэтому решил напрямую: это Яна — этот Новый год я хочу провести с ней. И не только Новый год. Лена, надеюсь, ты поймешь меня — особенно когда познакомишься с Яной поближе. Но после нашего с тобой развода, я хочу на ней жениться.
Яна стояла пунцовая. Этот цвет ее лица хорошо сочетался с ее шляпкой и сумочкой.
— Ну зачем ты так, Сереженька, зачем так с порога? — бормотала она и гладила Лениного мужа по плечу.
Елена Николаевна была настолько ошарашена новостью, что спросила:
— А когда у меня будет шанс получше узнать Яну? — вежливо поинтересовалась она.
Муж вздохнул с облегчением. Как он и надеялся, Елена Николаевна, женщина чуткая и воспитаная, не стала позорить его перед Яной и закатывать истерику.
— Да на Новый год же! — радостно сообщил он. — А потом у тебя будут все праздники, чтобы собрать вещи съехать.
— Что? — переспросила Елена Николаевна? — Ах, ну да.
— Рад, что ты все понимаешь, — улыбнулся муж. Улыбнулась и Яна. Не улыбнулась только Елена Николаевна. — Эту квартиру я приобрел до брака — за мной она и останется. Зато дачу я отдаю тебе.
— Это благородно, — оценила Елена Николаевна. На той даче она провела все свое детство.
Именно там Елена Николаевна, тридцати четырех лет от роду, не нажившая к этому времени ни своей квартиры, ни мужа, ни детей — именно там она планировала встретить этот Новый год.
А вовсе не с Яной. И хотя и муж, и даже Яна сочли ее поведение бестактным, Елена Николаевна собрала из дома все, что считала своим, наняла грузовую машину и поехала за город.
Что тут может наладиться, мама?
До самой дачи машина не доехала: сугробов намело по колено, а кое-где и по пояс. Вещи были выгружены на дорогу, машина с трудом развернулась и уехала.
Видела, мама? Наладится, говоришь?
Тут бы Елене Николаевне развернуться, да отправиться к электричке, да покаяться перед мужем Сергеем, да его будущей женой Яной, чтобы встретить Новый год в тепле, а не посреди дороги, на морозе.
Но поскольку все самое плохое в жизни Елены Николаевны произошло именно под этот Новый год, то она твердо решила: лучше умереть в сугробе, чем вернуться.
И Елена Николаевна пошла дальше пешком, прихватив с собой лишь то, что могла унести.
Всего через каких-нибудь два часа, когда вокруг окончательно стемнело, она добралась до темной, холодной дачи, где прошли лучшие годы ее детства.
С трудом открыв замерзший замок, Елена Николаевна ввалилась в ледяной дом, бросила сумку на пол, щелкнула выключателем. Электричества не было.
А на это, что скажешь, мама?
Елена Николаевна села на холодную табуретку и разревелась.
В этот момент в ведро с водой, забытое у колодца, упала звезда. Бородатый мужчина в куртке-аляске снял рукавицы, поднял ведро, не заметив звезды, и пошел к темному дому.
За Еленой Николаевной он шел от самой сторожки: сначала проверить, кому это в такую ночь вздумалось по дачному кооперативу шляться, а когда догадался, за кем идет — не свернул уже из любопытства.
Леночку он знал с детства, хоть и был старше на два года. Было время, когда они даже дружили, пока другие пацаны не стали говорить, будто он в Леночку втюрился. А он и правда чуть-чуть втюрился, поэтому разругался с ней в пух и прах. Потом ушел в армию, отслужил, совершил ошибку, отсидел в тюрьме два года, женился, развелся, и вот, наконец, вернулся домой.
Отряхнув ноги от снега на пороге, он толкнул от себя дверь.
Услышав скрип, а затем почувствовав резкий еще более пронизывающий холод, Елена Николаевна испуганно подняла глаза и увидела крепкого бородатого мужика с ведром в руках.
— Ну и холодища тебя тут, Ленка, — сказал мужик, и Елена Николаевна вдруг снова стала просто Леночкой, и мужика этого вспомнила — только это и не мужик вовсе, а Саша-Промокашка, который, когда они поругались, украдкой наблюдал за ней из-за полупрозрачного тюля. Потому что втюрился!
— А ты что тут делаешь? — спросила Леночка.
— А тут сторож. А ты?
Он поставил ведро, в котором все еще плескалась звезда, сел на соседнюю табуретку, заглянул в заплаканные глаза Леночки, и та, не выдержав, рассказала ему все: про мужа, про хорошую женщину Яну, про квартиру, про свои неудачные тридцать четыре года.
Он слушал, не перебивал, только время от времени гладил ее когда-то светлые волосы и шептал:
— Ну ничего, ничего...скоро Новый год, и все наладится!
Новый год они пошли встречать вместе, в его теплую сторожку. А звезда, забытая в ведре на холодной веранде, дождалась, когда все уйдут, выбралась тихонечко из ведра, пролезла под дверь, и отправилась обратно на небо. Там, удобно устроившись на своем месте, она улыбнулась и громко крикнула, чтобы кое-кто на Земле ее услышал.
— Я же говорила, что все наладится!