Сколько лет я потратил на то, чтобы добраться до шеи короля? Десять, а может, тринадцать. Разве это имеет значение. Сейчас? Вот они: дряблый подбородок, обросший черной, жесткой и чуть завивающейся щетиной; щеки, обвисшие, заплывшие жиром и способные своим размером посоперничать с подбородком; колючие глазки, что следят за каждым движением, а после прикрываются блаженно. Движение и густая, белая пена скользит вниз вперемешку с этими мерзкими кручеными волосками. Еще движение и оголяется розовая, покрытая широкими порами щека. Третье, по кадыку, и густой лес оборачивается нежной, распаренной кожей. Совсем близко, одно движение.
— Все, Ваше Величество, можете полюбоваться, — вместо такого желанного движения я в который раз вытираю раскрасневшееся лицо мягким полотенцем и, закинув его на локоть, протягиваю зеркало. Подношу со всех сторон, чтобы король мог оглядеть себя.
— Славно, — довольно улыбается тот.
— Вот и хорошо, замечательно, тогда еще минуточку вашего драгоценного времени, — тараторю я, как и подобает хорошему подданному, и наношу необходимые кремы и отдушки. Все, Ваше Величество, — наконец сдергиваю с его туши покрывало и отхожу, склоняясь в учтивом поклоне.
Больше меня не удостоили ни словом. Король встал с кресла, оправил костюм и величаво проследовал из кабинета.
Продолжая улыбаться, складываю полотенце и покрывало — их заберут прачки, чтобы вернуть мне уже завтра. Нельзя позволить себе ни единой эмоции. Во дворце слышат даже не стены – каждая финтифлюшка, украшающая их. Улыбаться и мурлыкать веселый мотив, вот что я должен делать, а в мысли никто заглянуть не может. Только в них можно позволить себе ненависть. Только в них я уже сотни, нет, тысячи раз перерезал глотку Зигмунду третьему, королю Ристании и Астахии, великому правителю западных земель, деснице Бога на земле, ублюдку, уничтожившему всю мою семью.
Тридцать один год назад Зигмунда звали Анри, а я звал его дядя Анри. Друг и доверенное лицо короля Генриха, его правая рука и единственный человек, которому тот доверял больше чем себе. Человек, который возжелал власти настолько, что собственноручно вонзил другу нож в спину, а до того отравил его семью. Кроме меня, я был мал и в тот раз мучился животом, вот и готовила мне няня отдельно, а Анри в такие мелочи не посвятили. Нянин муж меня и вынес из дома, подложив вместо моего тела ребенка служанки. Благо тот походил на меня, отец постарался.
Позже я узнал, что поддержали смену власти многие, но до коронации мало кто дожил.
Восемь лет я потратил на обучение, еще десяток, чтобы попасть во дворец и заработать доверие. И вот, наконец, я у его шеи. Главное — теперь не делать глупостей, не спешить. Я столько ждал, подожду еще немного. Ведь ходят слухи, что король не один. Я пришел напомнить о тех событиях моему милому «дядюшке», а не его двойнику.
— Молодец, брадобрей. Мне нравится твоя работа, — рассматривая себя уже в большое зеркало, протянул король и, чуть скривив губы, поднял подбородок вверх, разглядывая чистоту шеи.
— Я рад услужить, Ваше Величество! – склонился еще ниже, слишком радостной стала моя улыбка, нельзя чтобы он заметил.
— Мне нравится и твоя услужливость, — не меняя позы, лишь поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, продолжил он, — скажи, а как насчет молчаливости? Умеешь ты хранить тайны?
— Я нем как могила, Ваше Величество.
— Нем, мне нравится это. Если ты сейчас задашь вопрос, я отрежу тебе язык, брадобрей. Уяснил.
— Да, Ваше Величество.
— Молодец, — голос, точь-в-точь как у стоящего передо мной короля раздался из-за спины.
Обернулся и спокойно взглянул на второго короля, вышедшего из едва приметной дверцы в стене. Я молчал, молчал и он. Король пристально изучал меня прищуренными глазами, я молча склонился. Вот только внутренне. Внутренне ликовал, танцевал и пел. Я оказался прав – король не один.
Новый король хмыкнул.
— Молодец. Теперь ты можешь коснуться и моего лица.
— Как прикажете, Ваше Величество, — с готовностью встряхнул покрывалом я.
Лезвие скользит по пухлым щекам. Снимает пену вместе с черными волосками. Порхает в моих руках, пробираясь все ближе к заветной цели. Осторожно снимает лишнее у бьющейся жилки, с одной стороны, с другой. Касается выступающего кадыка. Вот оно отличие, маленькая, едва заметная родинка, которую я мог разглядеть, только когда сидел у него на коленях. Говорят, дети не помнят себя до трех лет. Не знаю, не помню, а вот эту чертову родинку помню.
— Все, Ваше Величество, принимайте работу, — отхожу и на этот раз, сгибая спину.
Оба короля смотрят на меня в молчаливом одобрении. Оглядев себя в большом зеркале, второй, настоящий король, удовлетворенно хмыкнул и молча вышел вон. За ним удалился и двойник.
Чего мне стоило все так же спокойно складывать эти тряпки, мыть и прятать бритву. Чего стоило держать на лице легкую улыбку и мурлыкать привычный мотив с той же скоростью и интонацией. Но я еще не победил. Остался последний шаг, последнее движение, которое вернет мне утраченное, отомстит за всю мою семью.
Иду по коридорам замка в свои покои. Но на этот раз, вместо того, чтобы, как обычно, задержавшись у портрета нашего короля Зигмунда, пристально изучить его неаккуратную бородку, модную в то время, внезапно интересуюсь стекающей к раме мантией. Почти касаюсь ее рукой, но быстро отдергиваю, словно осознав, что только что чуть не натворил. Мотаю головой и иду дальше. Все, как и всегда. Почти. Только всегда бродящий по этому коридору лорд Гэдсби сегодня вместо правого поворота выберет левый. А отдыхающий на неудобной скамье за этим поворотом лорд Несау, заметив его, внезапно вспомнит о чем-то и медленно, лениво поднимется, оглядывая украшения стен. Ежедневный ритуал нарушат еще десятки придворных, но этому никто не придаст значения.
— Вам не горячо, Ваше Величество?
— Нет, — с придыханием отвечает он и довольно жмурится.
— Хорошо. – Отхожу ко второму ждущему меня королю. Этот без родинки. – Не горячо, Ваше Величество? – повторяю вопрос. Дожидаюсь ответа и словно собираюсь поправить горячую ткань, делаю одно движение, предусмотрительно зажав рот рукой. Тихо, очень тихо. Убираю руки и возвращаюсь ко второй обрюзгшей фигуре. – Начинаю Ваше Величество, — шепчу, словно погрузившись в работу.
Медленно снимаю ткань. Я не боюсь, второе кресло за спиной короля.
В коридорах непривычно шумно.
Приподнимаю лицо Зигмунда, нежно касаюсь лезвием щеки.
Странный шум нарастает, волнует, остужает кровь.
— Что это? – недоуменно шепчет король, едва шевеля губами.
Вытираю лезвие и возвращаю его к трепыхающейся коже.
— Месть, дядя Анри, — шепчу, растягивая губы в хищной усмешке.
Одно движение.
Я успел увидеть его взгляд: понимание, ужас, обреченность.
— Король умер, да здравствует король! – встречает мой голос ворвавшихся в комнату людей. Моих людей.
