Драматическая хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» заканчивается восхождением на престол «боярского царя». Но все ли помнят и знают, что у Островского есть своего рода «продолжение» её – «драматическая хроника в стихах» (определение автора) «Тушино»? Писалось оно сразу же вслед за «Дмитрием Самозванцем», а действие его происходит, опять же по авторским указаниям, в сентябре и октябре 1608 года.
Это произведение мало известно. Хотя не могу не поделиться любопытной находкой. Обратившись к помощи компьютера в поисках иллюстраций к статье, я узнала, что эта пьеса есть в репертуаре Московского государственного историко-этнографического театра, о котором, признаться, ничего не знала (может быть, из-за его территориальной удалённости от меня – он расположен в Бабушкинском районе). Любопытно, что, по указаниям на сайте, история театра идёт от дипломного спектакля «Снегурочка» Щепкинского училища 1985 года – а я на нём была. Очень интересный и симпатичный был спектакль! Некоторые фото с сайта театра взяты как иллюстрации к статьям о пьесе. Может быть, когда-нибудь выберусь и на спектакль.
О «Тушине» много писать не приходится. Всё-таки проверку временем проходят не все произведения даже великого драматурга. Однако совсем ничего не сказать о ней, конечно, нельзя.
Время действия – наверное, самое «смутное» среди Смутного времени. Снова – убийственная ирония А.К.Толстого:
Вернулися поляки,
Казаков привели;
Пошёл сумбур и драки:
Поляки и казаки,
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели.
Впрочем, царь тогда ещё был, и Островский снова выводит на сцену Василия Шуйского. Горьки его размышления:
Моя судьба — мудрёная загадка,
От плахи я перешагнул на трон,
На грозном троне я сижу без власти!..
… Для мира я желал венца; покоя
Земле родной, своей душе усталой
Хотелось мне; и только я на царство
Ступить успел, вся Русь заволновалась.
По городам украинским измена,
В самом дворце боярская крамола…
Не случайно в конце единственной сцены, где он задействован, Шуйский, которого зовут смотреть, как присягают ему, скажет: «Пойдём смотреть, как лгут царю и Богу». Островский подчёркивает и то, что «боярский царь» окружён в основном бездарными воеводами, а единственный, на кого он может положиться, Михаил Скопин-Шуйский («Одна у нас надежда ты, Михайло»), в силу своих талантов и молодости, вызывает недовольство родственников.
Само название хроники указывает на ещё одну тёмную личность нашей истории – «Тушинского вора», Лжедмитрия II, ещё более загадочного, чем Лжедмитрий I. Историки высказали множество догадок о его подлинном имени, но, думаю, точно мы никогда его не узнаем. Не вызывает сомнений лишь то, что это действительно был самозванец (интересно, что, по некоторым сведениям, поначалу он назывался родичем убитого царевича - никогда не существовавшим Андреем Нагим).
Летом 1608 года резиденцией Лжедмитрия стало Тушино, тогда село под Москвой, куда стекались и многочисленные беглецы из царского войска, и бессчётные «гулящие люди». Шуйский будет сетовать:
А я борюсь, а я воюю, Боже!
С холопами, с ворами, с беглецами!
А Скопин-Шуйский пояснит, что так привлекает в стане «вора»: «Свобода, гульба, разбой. А тем, кто познатней, боярский сан».
Лжедмитрий II тоже выведен в одной из сцен пьесы. Мы видим марионетку на троне, этот «царь» боится противоречить окружающим его полякам.
В пьесе пойдёт речь о готовящейся осаде Троице-Сергиевой лавры (о славной истории её обороны написано немало). Сначала, услышав, что Ян Сапега идёт «врагов разить, громить твердыню противников» царя, он попытается возразить:
Идет громить Сапега
Великую святыню православных,
Святой оплот поборников Христовых,
Воздвигнутый отцом моим Иваном.
Мы, русские, святыню почитаем,
Он даже спросит совета у русских бояр (а их ответ однозначен – «Не видано у нас такое дело спокон веков», «Не трогай Троицы Живоначальной монастыря святого! Не милует Господень гнев за то. Побойся Бога»). Но «великий гетман» Рожинский фактически прикажет:
Ты скажешь,
Чтоб собрался, не мешкая, Сапега
К монастырю; своим боярам новым
Молчать велишь, иль я молчать заставлю
По-своему.
И убедит, что монастырь необходимо взять:
Да твой ли он? Он Шуйского покуда,
И в нем враги твои сидят. Ты хочешь,
Чтоб у тебя была святыня эта,
Так надо взять её — и мы возьмём.
И Лжедмитрий уже повелевает «идти войной на царских супостатов», взяв с собой и русских «людей охочих»
Однако, как я уже указала, и Василию Шуйскому, и «тушинскому вору» отдано лишь по одной сцене. Основной конфликт пьесы – судьба семьи, разделённой страшными событиями.
Но об этом – в следующий раз.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь