Еще про одну трагедию Еврипида расскажу, называется «Троянки». Написана в 415 году до н.э., а ничего не изменилось, ни-че-го.
Еврипид вообще мой любимый древнегреческий трагик, потому что у него в драмах преобладают женские образы, сложные, глубокие, сильные. Возможно, именно из-за того, что его героини очень субъектны и лишены стерильной идеализации, у него была репутация женоненавистника: вместо того, чтобы изображать добродетельную бессловесную домашнюю затворницу (афинянки вели именно такой образ жизни), он выводит на сцену Медею, вакханок, Антигону, Электру и других настырных и решительных бунтарок и жестоких мстительниц. Даже Алкеста и Ифигения, образцы, казалось бы, женской преданности и жертвенности, у него не пассивные жертвы, а сильные натуры, делающие свой выбор.
Впрочем, не только из-за женских образов у Еврипида были сложные отношения с афинянами. Он часто вызывал недовольство консервативной части общества. Из двадцати раз, когда он представлял свои трагедии на театральных состязаниях, он всего пять раз получал первый приз, причем последний, пятый, уже посмертно. А за гениальную «Медею» ему вообще дали третье место, что было равноценно провалу!!
Еврипид всегда любил свой полис, в его драмах Афины представали просвященным городом, по праву властвующим над менее достойными. Однако в 415 году он пишет драму «Троянки». Она была написана между двумя военными походами Афин – экспедицией на Мелос и Сицилийским походом.
Мелос был взят афинянами после длительной осады; афиняне уbили всех мужчин, а женщин и детей продали как рабов. Осмысляя эти события, Еврипид пишет трагедию, действие которой вроде бы происходит в дни падения Трои, но более широкий смысл трагедии всем очевиден. Еврипид изображает ахейцев теми, кем они и были – гнусными аморальными мясниками, отморозками, осквернителями и нечестивцами, проклятыми не только людьми, но и богами.
Афины прекрасно считали этот намек, и он им не понравился, тем более что город тогда готовился к следующему военному походу – на Сицилию. Сегодня мы уже знаем, что Сицилийский поход закончился для Афин полнейшим разгромом, от которого полис так никогда и не оправился, а в итоге и проиграл Пелопонесскую войну, и вообще навсегда сошел с мировой арены.
Войны в его «Троянках» как таковой нет, действие происходит сразу после падения Трои, и зрителям (читателям) предстоить увидеть сполна море человеческого, в данном случае женского, горя, боли, ужаса, страданий, наsилия.
«И вдруг реzня
объяла город воплями...
Дрожащими руками
за пеплос материнский
хватались дети, плакали...
Ступени алтарей,
Усеянные tрупами...
И tрупы на постелях...
И отроки и мы одни;
И пустота в домах,
И траур нашей родины».
Связного сюжета у трагедии нет, она представляет собой ряд сцен, эпизодов, происходящих после взятия Трои, когда победители решают судьбу захваченных в плен женщин и детей.
Центральный образ трагедии – старуха Гекуба, мать пятидесяти детей, многие из которых погиbли в этой войне. Не все эти дети были рождены ею самой, но она растила их вместе с Приамом как родных. Гекуба здесь – это мать не только жителей Трои, но и всего человечества, как «Матерь человеческая» в повести Виталия Закруткина. Мать, видевшая гиbель детей и внуков, мать, из чьих рук вырвали дочерей на поругание.
Еврипид почти не касается обстоятельств гиbели сыновей Гекубы, сосредотачиваясь на ужасной судьбе ее дочерей и невесток: Кассандру обесчестили и отдали наложницей Агамемнону, Поликсену принесли в жерtву. Но самая трагическая судьба – у Андромахи, невестки Гекубы. Ее муж, Гектор, погиб в поединке с Ахиллом. Ее ахейцы решают отдать в жены сыну Ахилла, Неоптолему, еще большему мяснику, чем сам Ахилл. У нее остается сын, Астианакт, но его судьба уже решена ахейцами.
Гиbель маленького Астианакта становится смысловым центром трагедии. Сцена его появления на руках у матери, еще не подозревающей о том, какую участь ее ребенку уготовали ахейцы, начинается короткими фразами, будто выкриками боли, рвущимися в преддверие грядущего.
Самое страшное и отвратительное, что Андромахе запретили кричать, плакать, проклинать уbийц своего маленького сына, угрожая ей тем, что если она своими воплями рассердит ахейцев, те не отдадут ей тело для погребения. «А промолчишь – и мерtвого дадут похоронить тебе. Смягчай же греков». Дальше следует душераздирающая сцена, монолог прощания Андромахи с Астианактом. «Как птенчик ты, что под крыло запрятался, руками за пеплос мой хватаешься... О ноша, приятней нет для матери! Дыхание отрадное! Зачем же эта грудь спеленутым тебя кормила, даром в заботах я крушилась!» Затем Астианакта уносят, и сцена, начавшаяся криками Гекубы, заканчивается ее рыданиями: «Мука какая, и что для тебя сделать могу я, скажи? Голову стану я бить и грудь не устану терзать, больше ж во власти моей нет ничего».
Гекуба же и хоронит внука, принесенного ей после падения со стен Трои, потому что Андромахе не позволено было остаться даже для прощания с сыном – ее теперешний муж и господин торопился отплыть от Трои и не счел нужным задержаться ради того, чтобы Андромаха могла похоронить сына. Задумываясь над текстом надгробия, Гекуба горько произносит: ««Здесь некогда аргосцы уbили мальчика из страха». Эпиграмм позорнее в Элладе не писали...» И здесь внезапно в русский перевод Иннокентия Анненского врывается неожиданное, Гекуба кричит: «Ой, лишенько!» – и словно четвертая стена падает, и это уже не Гекуба кричит над растерzанным младенцем, а какая-то другая женщина, из другой страны, прямо сейчас, прямо здесь, в нашем общем «зрительном зале»...
Заканчивается все сожжением Трои. Угнанные в рабство троянки идут к кораблям, оглядываясь на свой ушедший навсегда город, свою землю, свою погибшую безвозвратно жизнь. С ними нет ни детей, ни мужей. Каждая из них вскоре взойдет на корабль того, кому она назначена в добычу, и троянки разойдутся по всей греческой земле, как разнесется по ней пепел сожженного дотла Илиона. «Несчастный город. Прости, торопят. Туда, к ахейским ладьям иду я».
Возникшая после одной страшной войны и предостерегавшая от другой, драма Еврипида, как всегда, никого не спасла, не уберегла, не заставила ужаснуться, задуматься, отказаться.
«Гудят от стонов берега троянских рек, ахейцы женщин делят»