Любые совпадения с событиями и реальными лицами не более, чем случайность.
Около часу ночи дежурная по гостинице для иностранцев, заперев входную дверь на засов, как обычно, стала совершать обход. По инструкции, это, конечно, надо было делать раньше, но Мария Ивановна Волошина, по-матерински относившаяся к молодым ребятам, независимо от цвета кожи и национальности, давала возможность опоздавшим вернуться в гостиницу, их временный дом. Да и ей, пожилой пенсионерке, было удобней закрыть гостиницу позже, чем каждый раз, услышав звонок, выходить из конторки и впускать очередного опоздавшего парня.
В гостинице наступила тишина, ребята угомонились, даже из комнат арабов, частенько шумевших допоздна, не доносилось ни звука. Мария Ивановна улыбнулась, радуясь спокойному дежурству, и поднялась на третий этаж. Там тоже стояла тишина. Заглянула в просторный холл, где ребята обычно собирались у телевизора. Никого. «Ну, вот, как замечательно, подумала она, проходя по этажу. Еще один этаж и можно будет отдохнуть…» Неожиданно у двери одной из комнат Мария Ивановна увидела темное пятно. Подойдя поближе, она поняла, что это какая-то жидкость. Наклонившись, потрогала пальцем – это была кровь. Она осторожно открыла дверь и заглянула в комнату, но в темноте ничего не увидела. Включила свет и ахнула, едва сдержав крик. На полу в луже крови лежал африканец с перерезанным горлом. Рядом с телом валялся окровавленный нож с изогнутым лезвием. Дежурная побежала на первый этаж к телефону…
Глава 1
Борис Борисович («ББ») наполнил рюмки коньяком и сказал: «Военная контрразведка занимается вычислением агентуры НАТО среди иностранного контингента спецфакультета. Таковые, по нашим данным, имеются, нужно их вычислить. А некоторых, по возможности, привлечь к сотрудничеству с целью получения информации…»
Беседа подполковника Бориса Кузнецова с переводчиком капитаном Николаем Артемьевым проходила на конспиративной квартире в Киеве в военном городке Высшего военного авиационного училища, расположившегося на Воздухофлотском проспекте столицы Украины. Квартира была безликой, неухоженной и прокуренной.
Стол, диван, два стула, маленький журнальный столик. На стене полка с книгами: «Материалы ХХV съезда КПСС», «Сальвадор Альенде», «Котовский», «Хо Ши Мин»… Как-то не так, подумал Артемьев, проведя пальцем по запыленным корешкам книг, - обычно подобные места располагаются подальше от мест службы, а тут – прямо под боком. Впрочем, какое мне дело…
Воздухофлотский проспект,
а окно номера гостиницы спецфака, в котором разместили Артемьева, аккурат выходило на него, украшенного каштанами и платанами, был очень красивым. Если бы не грохот и звон трамваев, регулярно будивших Артемьева ранним утром. Он вскакивал при звуках, напоминавших ему налет авиации, потом, выкурив сигарету, с трудом засыпал. Уже несколько лет он не мог избавиться от засевших в памяти событий, связанных с боевыми действиями в зоне Суэцкого канала, когда позицию роты РТВ, в которой лейтенант Артемьев работал переводчиком, бомбила израильская авиация. Лишь недавно он узнал, что это проявление «вьетнамского синдрома» - посттравматического стрессового расстройства у людей, попадавших в опасные для жизни ситуации, когда от них ничего не зависит. У Артемьева это была война в Египте…
Кузнецов - кряжистый мужик возрастом под полтинник с лицом регулярно употребляющего алкоголь человека, о чем свидетельствовали мелкие сеточки сосудов на носу и щеках, был личностью как бы незаметной, но о специфике его деятельности знали на факультете практически все.
- А какое я к этому имею отношение, товарищ подполковник? – спросил Артемьев, подумав, что «ББ» как будто и не ведает о том, что все на факультете осведомлены о работе этого подполковника с авиационными петлицами. Он выпил коньяк, закусил шоколадной конфетой из коробки на журнальном столике, вытянул из пачки сигарету и вопросительно посмотрел на Кузнецова. Впрочем, ему уже рассказали, что подполковник действительно служил в ВВС штурманом, но был списан с летной работы по неизвестной причине. Говорили разное, но никто толком ничего не знал.
Кузнецов опрокинул рюмку, улыбнулся и сказал:
- Николай, давай общаться по-дружески, без званий! Короче, нужна твоя помощь. Ты же живешь в гостинице с иностранцами, они, по нашим данным, к тебе очень расположены. Дыми-дыми, не стесняйся!
Понятно, подумал Артемьев, кто-то отслеживает мои телодвижения и докладывает «ББ»… Иностранцы ко мне расположены… Да не лезу я в их жизнь… Со своей бы разобраться.
Получив назначение в Киев после досрочного откомандирования из Сирии в связи с двумя нелепыми «залётами», о которых Кузнецов был конечно хорошо осведомлен, Артемьев, не имея жилья, временно жил в гостинице для иностранцев.
Первый раз он стал неугоден генералу, с которым работал в оперативном управлении сирийского генштаба, когда отказался перевести на арабский язык пачку документов по подготовке командно-штабных учений, которые генерал и его помощник полковник-оператор разрабатывали две недели.
- Товарищ капитан, - приказным тоном сказал генерал, - мы с полковником все продумали, а вам только перевести. Срок – до завтра! Артемьев взял бумаги, полистал и с нескрываемым возмущением ответил: «Это невозможно! Здесь работы минимум на неделю!» Генерал побагровел лицом и стукнул кулаком по столу: «Переводчик, твою мать! Выполнять приказ!» Главному военному советнику было доложено, что капитан Артемьев не выполняет свои обязанности.
В кабинете Главного военного советника (ГВС) ему устроили выволочку и пригрозили досрочным откомандированием в Союз с самыми печальными последствиями для дальнейшего прохождения службы. Артемьев, офицер, в течение года рисковавший жизнью на египетском фронте, получивший контузию и боевую награду, не выдержал:
- Товарищ генерал, не пугайте меня Родиной! И извините, пожалуйста, я лучше вас знаю, что такое перевод на арабский язык.
- Капитан, ты понимаешь, с кем говоришь? Да я тебя…
- Да, я все понимаю, товарищ генерал-полковник, - Артемьев, догадываясь, что высылка из Сирии неизбежна, решился на крайность и его понесло:
- Я – кадровый офицер в третьем поколении и не позволю даже вам, генерал, мне тыкать. И второе. Когда я работал в Египте, была похожая ситуация с переводом на арабский. Какой-то, видимо, не очень умный советник, узнав у арабов про ислам и священный Коран, потребовал у своего переводчика перевести этот Коран к утру. Переводчик сказал советнику, что это невозможно, что текст священного Корана академик Крачковский переводил почти всю свою жизнь… Выполнять! – приказал советник.
Молчали все: и главный военный советник, и его замы. Артемьева приказом ГВС перевели в танковую дивизию под Дамаском.
Второй случай был еще более нелепым. Во время какой-то вечеринки с коллегами появился незнакомец, представившийся на английском языке Джеймсом, спецагентом ЦРУ, и предложил Артемьеву за хорошее вознаграждение предоставлять ему информацию из частей сирийских войск. Кто-то настучал об этом контакте и Артемьева несколько раз вызывали «на ковёр» и он писал объяснительные. В конечном итоге его решили откомандировать в Союз, даже несмотря на то, что спецагентом Джеймсом вроде бы был один из наших офицеров-советников, владевший английским языком и решивший пошутить таким образом. Отыскали его или нет, неизвестно, а Артемьев оказался крайним и был выслан из Сирии. Видимо, по совокупности двух инцидентов. Удивило то, что решение о его высылке подписал сам маршал Огарков, начальник Генштаба. Ни х@рена себе, - подумал Артемьев, узнав об этом в ГУКе. Целый маршал снизошёл до решения судьбы какого-то неизвестного ему капитана…
Артемьев, разумеется, стал лакомым объектом для советской военной контрразведки в лице «ББ». А иностранные курсанты после появления в гостинице капитана Артемьева решили, что он – сотрудник контрразведки, иначе быть не может, ведь живет на одном с ними этаже, наблюдает, кто чем занимается, вроде, чего-то вынюхивает… «Мухабарат» – (контрразведка – ар. яз.) – шептались арабы, не случайно этот Николай здесь оказался, ведь все русские переводчики работают на «мухабарат».
Переживал Артемьев ужасно: «Мало того, что наши заподозрили о моих якобы контактах с ЦРУ, так еще и арабы считают меня сотрудником русской контрразведки. Чёрт знает, что!» Не радовали его ни красоты Киева, ни походы в рестораны, ни женщины, обращавшие на него внимание…
Спустя несколько месяцев иностранцы убедились в том, что ничего русский капитан не вынюхивает, ни к кому не лезет с расспросами и даже спокойно реагирует на вьетнамцев, которые жарят селедку, вонь от которой идет по всей гостинице. Дальше – больше. Старшие арабских групп стали на каждый праздник приносить подарки: виски, сувениры, отрезы ткани на костюм. Иракцы приглашали в холл на просмотр фильмов (по видеомагнитофону, которого не было тогда ни у кого), обучали, как правильно готовить соленый арахис; сирийцы, с которыми Артемьев особенно подружился, так как недавно вернулся из Дамаска, были рады угостить его привезенными из Сирии араком и фисташками…
- Ну и что? Там многие живут: сирийцы, иракцы, афганцы…
Артемьев насторожился, ему очень не хотелось, чтобы возможное предложение контрразведчика касалось арабов, со многими из которых он уже был в приятельских отношениях, особенно с капитаном Мухаммедом Али, старшим группы курсантов из Сирии.
- Хеллоу, Кассиус Клей, - шутил Артемьев, называя сирийца именем знаменитого американского боксера-профессионала, принявшего ислам и ставшего Мухаммедом Али.
Сириец в отличие от американского боксера был сухощавым и светловолосым и был больше похож на жителя Прибалтики со своим акцентом. А Артемьев, темноволосый и смуглолицый, свободно болтавший по-арабски, выступал полной противоположностью своего сирийского приятеля. Этим они оба пользовались, бывая в киевских ресторанах и общаясь с девушками…
- Нет, нет, - ухмыльнулся Кузнецов, догадавшись, о чем подумал капитан Артемьев, – Наш объект – африканец из Бенина по имени Морис Кереку. Знаешь его?
Артемьев задумался. Конечно он знал этого Мориса, молодого улыбчивого африканца, с которым не раз общался в коридорах гостиницы. Бенинцы (их было трое) вообще отличались от представителей других стран африканского континента своей аккуратностью и вежливостью. Видимо, колонизаторы-французы постарались за несколько веков привить им эти европейские качества.
- Да, немного знаю, - ответил он. – Нормальный парнишка, очень доброжелательный. И на русском уже лопочет неплохо…
- Вот-вот, это очень важный момент, - ухмыльнулся «ББ», - надо бы тебе познакомиться с ним поближе.
- Это как? – спросил Артемьев, - я не знаю французского, а он – арабского.
- Ну, ты же сам сказал, что он уже неплохо по-русски говорит. Пригласи его в какое-нибудь кафе, все расходы будут оплачены…Расположи его к себе, заинтересуй чем-нибудь… Ты, давай, не стесняйся – он плеснул в рюмку коньяка – давай, выпьем за сотрудничество!
Артемьев выпил, и в голове закрутилась мысль: «Так, «ББ», видимо, хочет сделать меня стукачом. И что ему нужно от этого африканца?».
Кузнецов, тертый калач, легко догадался о сомнениях Артемьева и сказал:
- Николай, не задумывайся, это задание связано с интересами безопасности государства.
А безопасность государства для Николая Артемьева были не просто словами, и он согласился выполнить задание подполковника Кузнецова. Впрочем, может быть, он бы и не согласился, если бы не фраза контрразведчика: «Ты, капитан, у нас «под колпаком» и пока мы не убедимся, что у тебя нет и не было связей с ЦРУ, тебе заграницы не видать, как своих ушей. Думай…»
И Артемьев вспомнил то, что ему сказал полковник из ГУКа (Главное управление кадров ВС СССР – прим. В.Д.), когда он, униженным высылкой из Сирии в 24 часа, оказался в Москве. «Пока мы не убедимся в том, что ты не имеешь никакого отношения к дурацкому подозрению в связях с американцем, мы не можем тебя планировать на загранкомандировку. Да и то, в лучшем случае, через пару-тройку лет.» Такова была суровая действительность службы военного переводчика: даже при малейшем подозрении на работу за рубеж никогда не отправляли, и Николаю Артемьеву еще повезло, что он не попал в туркменские Мары или Янгаджу, а получил назначение в Киев. Спасибо сотрудникам ГУКа, знавшим его много лет…
Интерес, проявляемый подполковником Кузнецовым к слушателю Морису Кереку, был далеко не случайным. И он отнюдь не был связан с мифической агентурой НАТО среди иностранных слушателей и курсантов факультета. Таковых, в принципе, не могло быть по определению. Кузнецов за все время своей многолетней службы в училище не выявил ни одного агента и даже не получил от своих источников никакой сколько-нибудь серьезной информации, имевшей отношение к деятельности иностранных спецслужб.
Дело в том, что Морис Кереку, капитан ВВС Бенина, получивший военное образование во французском военном училище, после завершения учебы в Киеве по военно-штабному профилю планировался на должность начальника штаба ВВС Бенина, то есть, он вполне мог возглавить военную авиацию этого африканского государства, и даже, по прогнозам специалистов, со временем стать министром обороны. Как важно было для советской военной контрразведки завербовать или привлечь к сотрудничеству такого человека даже не стоит говорить. Но пока подходов к Морису не было. Вот и решил Кузнецов использовать переводчика Артемьева. Чем черт не шутит, вдруг получится!
- Значит так, Николай, торопиться не надо. Присмотрись к нему внимательней, но незаметно. Важны любые нюансы в поведении, буквально все: как одевается, с кем общается, может получится в его комнате побывать…
- Это вряд ли, Борис Борисович, - сказал Артемьев. – Меня же засекут, типа чего пошел к африканцу, а не к сирийцу или иракцу.
- Ну, замотивируй, хочу, мол, французский язык изучать. Не мне тебя учить, придумай что-нибудь. Кстати, Коля, для начала сделай его словесный портрет.
- Это как? – спросил Артемьев. – Нас этому не учили. Нарисовать что ли? – прикинулся он, якобы не понимая, что значит словесный портрет.
Кузнецов посмотрел на Артемьева, плеснул в рюмки коньяка и сказал: Николай, ты все прекрасно понимаешь – мне нужен словесный портрет Мориса Кереку. Завтра или послезавтра...
«…Словесный портрет Мориса, словесный портрет» – крутилось в голове Артемьева, когда он вернулся в свой номер гостиницы. Ладно, завтра чего-нибудь сочиню. Он достал из шкафа пузатую бутылку португальского Порто – после олимпийских игр киевские магазины были завалены этой экзотикой по пять рублей и даже американскими сигаретами. Артемьев налил ароматного портвейна в стакан, выпил, закурил сигарету и задумался. «Какая на х@рен агентура НАТО? Среди афганцев, арабов и вьетнамцев? Да все они грудью лягут за Советский Союз! Чего-то «ББ» не договаривает».
Чего же сочинить про Мориса, размышлял Артемьев, и вдруг вспомнил о словесном портрете в романе Богомолова «Момент истины». Он достал с полки книгу и начал искать описание вражеского агента Мищенко.
Наконец, нашел, сделал закладку и стал переписывать словесный портрет, мысленно накладывая его на внешность бенинца Мориса Кереку. «Рост – ниже среднего; фигура – средняя, коренастая; волосы – черные курчавые, короткие; лоб – широкий выпуклый; глаза – карие; лицо – овальное, ближе к круглому кофейного цвета; брови – дугообразные, средней ширины; нос – широкий плоский…Типичная африканская внешность…»
Владимир Дудченко. Редактировал Bond Voyage.
Все повести и рассказы автора читайте здесь.
===================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
===================================================
Желающим приобрести роман "Канал. Война на истощение" с авторской надписью обращаться aviator-vd@yandex.ru
==================================================