Адвокат Павел Астахов задал высокую планку теме «Пикник на обочине». Он предлагает нам вкусить рассказ о заграничной жизни, а это уж точно не магистральная дорога для нас сейчас. Обочина — она и есть обочина. Но очень много страстей и тонкостей. Так и история на двенадцать полос. Поместилось все.
— И тогда Фердинанд женился на Изабелле. И жили он долго и счастливо. И правили страной мудро и справедливо. Вот и сказке конец, а теперь — спать. — Кармен устало улыбнулась и поочередно поцеловала каждого из детей: кого в макушку, а кого — в лоб или щеку, в зависимости от предпочтений. Малышка Исабель, например, обожала, когда ее чмокали в маковку, а старшие девочки лишь подставляли матери щечки.
Вечерняя сказка была обязательным ритуалом в семье Гарсия, и женщины попеременно рассказывали эти незатейливые истории про мудрых королей и прекрасных принцесс, которые сами же и сочиняли. Перецеловав детишек и благословив их материнским знамением, женщина удалилась. А девочки, позевывая и укутываясь в свои ласковые одеялки и покрывала, шепотом продолжали обсуждать только что услышанную сказочку про короля Фердинанда.
— А вот мама Рамона говорила, что Фердинанд был злым и жестоким, — зевнула Анита.
— Не правда! Анитка, ты это нарочно говоришь. Король Фердинанд был смелым и строгим. Ну вот прям как наш дедуля Нандо, — заступилась за монарха сестра Конча.
— Ой, а я, девочки, так Изабеллу люблю! — восторженно пискнула малышка Исабелла.
— Еще бы! Она красавица, — восхищенно в один голос откликнулись сестры. По поводу королевы Изабеллы у них споров не возникало. Все единодушно признавали за ней первенство по красоте, изяществу и великолепию. Хотя лично, естественно, никто ее не знал, зато по картинам Висенте Портаньи, репродукции которых обильно украшали обеденный зал дома, девочки вполне составили себе представление о том, насколько прекрасной была великая Изабелла Испанская.
Легкий спор и разговор постепенно угасали, уступая Морфею. Девочки сладко посапывали, старинные ходики отсчитывали наступившую ночь, как вдруг невнятный шум под окном заставил старшую сестру, Аниту, насторожиться. Она затаила дыхание и прислушалась. Шум повторился. Сон улетучился, сменившись тревогой. «Разбудить сестер? Позвать маму или тетю Рамону? А может, надо поднять тревогу и рассказать отцу и дедушке? Да! Но о чем рассказать?» Анита выскользнула из-под одеяла и прокралась к окну. В темном квадрате едва-едва проступал силуэт винодельни и тусклый желтый фонарь освещал вход в винные подвалы, где недавно заполненные бочки ждали своей череды для розлива по изумрудным бутылкам.
Никого. Тишина. Только легкий далекий монотонный скрип качающегося на легком осеннем ветерке одинокого фонаря. Как вдруг… снова послышались шуршание и шаги. Да, это точно были шаги. Едва слышные, хрустящие и глухие. Кто-то прошел мимо окна, и в свете болтавшегося фонаря она увидела бледное одутловатое лицо, поросшее косматой бородой… Мгновение, и видение исчезло. Свет фонаря внезапно погас, окунув в густую чернильную темноту и двор, и бодегу, и странную фигуру.
Анита дрожала от страха. Она остолбенела и не могла ни пошевелиться, ни двинуться, ни дышать. Мысли и догадки роились в девичьей головке, мешая сосредоточиться. Воздух кончился, и, поперхнувшись, она вновь задышала. Глубоко, жадно и отчаянно.
«Что же делать?! Что делать? Бежать? Куда? Сказать? Кому? Прочь от этого окна!» Анита отскочила от подоконника и нырнула под одеяло. Ее колотил озноб. Обняла покрепче подушку, натянула на голову одеяло, поджала коленки. Стало легче, теплее, спокойнее. Мелькающие и сменяющие друг друга картины постепенно увели девушку из реальности в мир дремы и сна. Она тихо заснула, лишь изредка вздрагивая и вздыхая во сне. Молодым девушкам, бывает, снятся тревожные сны.
— Дедушка Нандо, скажи, а ты веришь в призраков? — спросила за ужином внучка Конча. Неожиданно из рук другой внучки, Аниты, выпала чашка с чаем. Благо она его практически допила, и фарфоровая посуда попала прямиком на ее объемную юбку гофре.
Дед оторвался от своего традиционного вечернего кофе и сперва укоризненно кивнул в сторону Аниты, а затем, сделав еще глоток любимого напитка, откликнулся:
— Дорогая моя внученька, мы, люди, сами толком не знаем, что за существа живут рядом с нами. Мы считаем себя царями природы, а природа, посмеиваясь над нами, посылает бури, грозы, смерчи, наводнения, пожары и прочие неурядицы. Не говоря уже о саранче и засухе. Не приведи, Господи!
— Ну это как раз понятно. Мы в школе… — начала было отвечать Кончита. Но старший Гарсия почти сердито ее оборвал:
— Милая моя Консепсьон Гарсия! Научитесь выслушивать вашего собеседника, и у вас будет самый лучший муж в нашем Королевстве Испания!
За семейным столом дружно засмеялись. Фернандо Алонсо Гарсия любил, слегка подтрунивая над своими близкими, воспитывать их и не упускал такой возможности никогда. Сейчас подставилась малютка Консепсьон.
— Так вот, я не знаю, чему вас учит в школе мой старинный друг детства Феликс Комаччо, надеюсь умному, доброму, вечному, но я точно могу сказать, что видел, причем много раз, на своем веку вещи необъяснимые, чудные и, как это говорится, сверхъестественные. Вот так, — старик задумчиво посмотрел в потолок и замолчал.
Нетерпеливая Конча вновь нарушила субординацию:
— Прости, дедуля… а ты что, и привидение видел?
Дед сердито повернулся в ее сторону, но был встречен таким открытым, напуганным и в то же время чистым и неискушенным взглядом, что резкие слова застряли в горле, и он, откашлявшись, резюмировал:
— Твой дедушка в этой жизни видел всё! То есть буквально всё! Запомни, девочка.
— Деда Нандо, — вдруг пискнула малышка Исабель. Она широко раскрыла бездонные глаза-вишни, отложила в сторону свой пряник и восхищенно смотрела на дедушку, — и даже королеву Изабеллу видел?
— Э-э-э, любимая моя внученька… конечно! Ты тоже ее видела… в книжках, на портретах. Все ее видели и знают. Кто не видел великую Изабеллу, королеву Испании! — воскликнул Гарсия.
И вся дружная семья откликнулась хором:
— Мы все видели!
Казалось, на этой благодушной ноте можно было и закончить вечерние посиделки, но не тут-то было. Настырная Кончита продолжала выяснять отношения дедушки с потусторонними явлениями:
— Дедушка Нандо, прости, но я спрашиваю про призраков не просто так… Вчера ночью… я тоже… видела… привидение. Мне было страшно, дедушка. Я и решила тебя спросить.
— Конча! Почему ты мне ничего не сказала?! — возмущенно вмешалась мама Рамона.
— Где ты видела его? — подхватила тетя Кармен.
— Что за ерунда?! — отозвались с другого конца длинного семейного стола недовольные мужчины. Их важный разговор о том, каким будет урожай цитрусовых, был прерван на самом важном месте глупыми девичьими сказками про призраков.
— Вчера ночью я видела его у нас во дворе. Он… да, это был он, дядька с зеленой бородой… вышел из стены бодеги и потом прошел у нас под окном.
— Ой! Конча! Я тоже видела его три дня назад. Я думала, мне показалось или это кто-то из домашних вышел во двор, — неожиданно отозвалась сестра Анита.
Теперь уже насторожились мужчины и сам Фернандо Гарсия:
— Ну-ка, ну-ка, девочки, рассказывайте подробно!
Девочки повторили еще раз описание странного типа с бледно-зеленым лицом и бородой, которая развевалась по ветру. Того, как он неожиданно появился и, пошуршав под окнами, так же внезапно исчез. По всему выходило, что это был призрак.
— Дедуля! — воскликнула обрадованная Исабелька. — А я знаю, кто это был! Это был… это был… сам король Фердинанд!
Этой ночью семья Гарсии не спала.
Конечно, словам девочек никто не поверил, списав их фантазии на переходный возраст, начало учебы в школе и излишнюю впечатлительность. Однако дед все же слегка волновался за свою малышку Исабель и каждые пятнадцать минут нервно вставал с постели и выглядывал в окошко. Лунная ночь была спокойной и безмятежно тихой. Даже верный Пепе дрых в своей сторожевой казарме. Старик Гарсия почти успокоился и задымил своей трубочкой. Как вдруг едва слышный звук насторожил старого вояку, и он, как в тревожные дни осады Мадрида, моментально превратился в гранатную чеку, которую наполовину вытянули из запала, — еще миг, и смертельный снаряд разорвется на тысячи осколков. Острый взор древнего воина уловил легкое движение возле входа в подвал винодельни. Едва заметная тень мягко проскользнула в чуть слышно скрипнувшую дверь…
Неужели?! Не может быть! Показалось? Причудилось?
Вооружившись крепкой ореховой палкой, Фернандо осторожно выглянул во двор. Луна бледно освещала дом и дорожку, вымощенную камнем и ведущую к винодельне. Гарсия обошел крадучись винодельню, останавливаясь и прислушиваясь. Ему стало казаться, что кто-то тихонько шлепает по камням вместе с ним. Остановился старик — затих и этот некто. Снова двинулся — шаги отдавались настойчивым эхом. Топ-топ — тап-тап. Тап-тап — топ-топ. Что за наваждение?!
Фернандо предпринял военную хитрость — резко, но бесшумно развернулся и двинулся в обратную сторону. Не успел сделать и десятка шагов вокруг бодеги, как нос к носу столкнулся с огромным бесформенным черным силуэтом. Луна не освещала эту сторону строения, и Гарсия не мог разглядеть чудовище. Нисколько не испугавшись, старик размахнулся и со всей силы вдарил своей палкой по самому выступу тени — то ли по голове, то ли по хребту, а может быть, и по рогу ночного пришельца.
— Уа-а-а-у-у-у! — взвыл непрошеный гость и рухнул в пыль.
— Ах ты гад! Паршивый каврон! Мерзость ночная! Подлюка пакостная! — Дедушка Гарсия не стеснялся в выражениях, каждое из которых сопровождал резкими ударами по поверженному врагу. Тот лишь стонал и слабо пытался уворачиваться от ударов старика. Казалось, рассвирепевший дед забьет этого потустороннего бедолагу, как вдруг неведомая могучая сила обхватила старика сзади подняла в воздух. Тут пришла пора Фернандо завопить изо всех сил:
— А-а-а-а! Пусти! Помогите! Прочь! Прочь от меня, твари!
— Стой! Прекрати! Отец! Тише! Успокойся! — Голос неведомой силы, поднявшей Фернандо Алонсо в воздух, был очень похож на голос его сына Хуана Карлоса.
— Что? Кто? Ты кто такой? Почему говоришь голосом Хуанито?! Сейчас я тебя проучу, оборотень треклятый! — не унимался старый солдат.
— Папа! Успокойся! Это и есть я, Хуанито. Я тебя опускаю. Стой спокойно, не дерись! — И в тот же миг под ногами Гарсия-старший почувствовал землю. Не веря своим ушам, а тем более увещеваниям ночного вурдалака, прикинувшегося его сыном Хуаном Карлосом, он изловчился и, подцепив упавшую во время взлета палку, тут же нанес ею сокрушительный удар вперед. Но орудие провалилось в пустоту, так как тень нападающего метнулась в сторону, и тут же в лицо старика ударил яркий луч света. Дед зажмурился и машинально поднял руку.
— Отец! Я говорю тебе — прекрати! Ты уже поколотил Франциско и меня чуть не прибил! Стой! Смотри … — и нападавший повернул фонарь лучом к себе. В его ярком свете старик сразу же узнал младшего сына. От неожиданности он выронил палку:
— Ох… сынок! А я… а как же… кого же это я… зачем… почему? — Фернандо растерянно оглядывался по сторонам. Тень поверженного им противника, медленно покачиваясь, двигалась к ним. Хуан посветил на нее, и их глазам предстала жуткая картина: перепачканный в пыли и крови, сочившейся со лба и из носа, к ним на карачках полз плачущий и воющий Франциско Гарсия.
— Сынок! Что с тобой? Кто же это тебя так? — неожиданно запричитал отец. Он шагнул ему навстречу и помог подняться.
— Ай-ай, папочка… ты меня чуть не порешил… за что, отец? Ну ты и здоров дубиной махать… — Франциско отплевывался и отфыркивался как загнанный рысак, вернувшийся с поля боя.
Отец Фернандо никак не мог взять в толк, что причиной столь плачевного состояния его среднего сына был он сам. Приняв его за ночного вурдалака или оборотня, старик Гарсия поколотил своего сына. Наконец, сопоставив все факты, дед охнул:
— О-о-ох! Это что же? Это я, что ли? Бедные мои дети! Бедные!
Франциско отряхивался, Хуан Карлос ему помогал. Дед охал и вздыхал. И тут Франциско неожиданно спросил:
— Папа, а что ты делал во дворе в такую темень? Почему не спишь?
— Я не спал, потому что… ну потому что… — Старик вдруг замялся. Не мог же он признаться своим взрослым сыновьям, что поверил девчонкам и охотился за призраками. Тогда он перешел в нападение, что, как известно, является лучшей обороной:
— А вы, мои дорогие дети, что здесь делаете? А?!
— Папа! Франциско услыхал какой-тот шум во дворе и решил посмотреть. По дороге захватил меня, и мы вместе пошли.
— Э-э-э… момент… а почему вы одеты полностью, а не в пижамах? Если вы спали, и брат тебя разбудил и решил посмотреть, и то да се… чегой-то вы вырядились, как будто и спать не ложились? А? — От цепкого взгляда бывалого франкистского вояки даже ночью, в темноте, не ускользнула ни одна деталь, а мозг его работал четко и ясно.
Детки переглянулись, Хуан Карлос начал неуверенно:
— Ну пап… ты прав, как всегда… мы просто договорились с Пако покараулить этой ночью и проверить… — Они оба замялись.
— Проверить кого? — ехидно поинтересовался старик.
— Ну… то, что там болтала за ужином… Конча и потом Анита. Ну понятно, что ерунда… про приведения, но все же… Вот мы и решили проверить. Покараулить, — добавил, хлюпая разбитым носом, Франциско. Он достал носовой платок, вытер кровь со лба и зажал текущий нос. И тут же сделал шаг к отцу:
— А вот ты, папочка, кого здесь ловил? А? Это ты кого называл такими страшными словами? Говори, папочка! Рассказывай!
Старик отвернулся и медленно двинулся в сторону двери винодельни. Остановился, задумчиво оглядывая закрытый вход, и наконец ответил:
— Хм. Сыночки мои дорогие, не надо меня расспрашивать о том, чего вы не знаете и не ведаете. Считайте, что я гулял. Вот так люблю под луной прогуливаться. А ну-ка, Хуанито, посвети мне! Сюда, на замок.
Хуан Карлос подошел ближе и осветил фонариком замок, который безмятежно висел в своих замочных ушках, надежно перекрывая вход в бодегу. Гарсия осмотрел его со всех сторон, а потом взял рукой и с силой дернул. О, чудо! Замок, скрипнув, раскрылся. Сыновья удивленно смотрели на отца. Конечно, никто доподлинно не помнил, как и кто закрывал замок последним, но все знали, что ключ от него висит здесь же, справа от двери, на гвоздике. Закрывали дверь на замок скорее просто от ветра, собак, кур, скотины и «на всякий случай». Ключ оставляли здесь же, чтоб не искать потом по всему дому. Помня об этом, Хуан Карлос мазнул световым лучом по крючку, на котором обычно висел ключ… Пусто. Ключ исчез.
— Хм, странно. Кто-то брал ключ вчера? — спросил отец.
— Нет, папа. Ты же знаешь. Он всегда здесь висит. Зачем его уносить куда-то?! — хором, но шепотом ответили сыновья. Отсутствие ключа и открытый замок вновь вернули их к той цели, ради которой они и пустились в это ночное приключение.
— Мда… нехорошо… Ну ладно. Давай-ка, Франциско, железный прут. Просунь его вместо замка в ушки и закрути посильнее. Ты ж у нас самый могучий в семье… ха-ха, — усмехнулся отец.
Действительно средний сын был самым высоким, статным и сильным во всей семье Гарсия. Несмотря на его мощь сегодня он был побит стариком. Тем не менее он тут же исполнил задумку отца. Закрутил, затянул и кивнул отцу:
— Сделано, папа! Что дальше?
— А теперь подоприте-ка покрепче дверь снаружи вот этими досками! Вот так. Хорошо, — отдавал указания отец и тут же комментировал их исполнение. — А теперь пойдемте спать, сыны. Только умойтесь и приведите себя в порядок! А то перепугаете всех домашних. Им и так призраки мерещатся повсюду. А вы сейчас чисто домовой с лешаком!
— Папа Нандо, а зачем мы дверь забаррикадировали? — поинтересовался настырный Хуанито.
— А мы выспимся, а потом и будем искать ключ, призраков да и ответы на все ваши ночные вопросы. Кстати, а что ж вы, дружные мои сыновья, не взяли с собой Сальвадора? Где этот лежебока? — вдруг вспомнил про среднего сына отец Нандо.
— Папуля, Сальвадор, то есть Чиччо, сказал нам, что не верит в призраков и слишком… ну… любит свою Мончу и не будет с нами по ночам болтаться по улицам.
— Понятно. Ну хоть один умный среди нас нашелся! — вздохнул отец и, подергав ради проверки дверь, двинулся к дому.
— Так кто же таскает мое лучшее вино? Сперва мой табачок, теперь и винишко?! — возмущался старик Гарсия. Утренний осмотр винодельни после вскрытия закупоренной ночью двери ничего не дал. Точнее, следы проникновения были видны сразу же. Плохо закрытый бочонок хереса, к тому же на четверть опустошенный, разбитый глиняный кувшин, огарок свечи… Все эти следы чужого присутствия заставляли задуматься и уже по-иному взглянуть на рассказы девочек.
— Неужто призраки нынче развлекаются хересом и пачараном?! — возмутился Сальвадор. Пропустив ночь, полную драматических событий, и увидев утром разбитые и поцарапанные лица братьев, Сальво бросился расследовать и исследовать, пытаясь реабилитироваться в глазах отца и братьев.
— Сальво, сын мой, мы, конечно, рады, что ты присоединился к нам и своим свежим глазом моментально все оценил и всех разоблачил! Ай, молодец! Не зря ты всю ночь просидел в засаде в зарослях Рамоны. Ну тогда, как опытный разведчик, скажи нам, сын мой: кто же здесь пировал за наш счет? — прищурив глаз, хитро поинтересовался Фернандо Гарсия. Сыновья Франциско и Хуан Карлос, сдерживая улыбки, молча наблюдали за краснеющим братом.
— Папа! Конечно… сейчас… смотри… здесь было несколько человек. Три или даже пять. Они взломали дверь… ну аккуратно вскрыли…
— Да? Но замок-то висел на месте! — не удержался Пако.
— А… значит, они, скорее всего, сняли с петель дверь с замком и потом повесили обратно… Вот так, — гордо заключил Сальво.
— Отлично! Вот что значит прирожденный разведчик! Он не только исследовал все тайные топографические уголки своей любимой Мончи, так еще быстро расследовал ночное происшествие. Учитесь, сыночки. Нам бы таких ребят во время войны, так наш Каудильо правил бы вечно! Молодец, сын! Горжусь тобой! — очень серьезно, тщательно скрывая иронию, заключил отец Гарсия.
— Ну что ты, папа, я старался. Спасибо! — Сальво, не понимая иронии отца, попытался изобразить смущение, но гордость от собственных умозаключений распирала его все больше и неудержимо рвалась наружу.
— Ну так вот, раз ты все так прекрасно расследовал, слушай теперь мой отцовский наказ! — Тон отца стал предельно серьезным. — Мы сейчас все тихонько разойдемся и не скажем нашим женам и детям ни слова про эти ночные посиделки. Сделаем вид, что ничего, то есть абсолютно ничего, не произошло. А ночью устроим настоящую засаду. Сальво! Настоящую, а не в дебрях ваших жен! Хуанито, как холостяка, это не касается!
Старик повернулся к сыновьям и стал еще серьезнее:
— А вообще, дело-то нешуточное. Парни, кто-то натурально лазает к нам в погреба и таскает наши запасы. Гарсия никогда не прощал никаким оккупантам посягательств на нашу территорию и собственность! Ни реальным, ни сверхъестественным. И тем и другим давайте дадим достойный отпор.
Ужин прошел спокойно. Мужчины в основном молчали, правильно воспитанные испанские жены не лезли со своими вопросами, а правильно воспитанные испанские дети радовались, что к ним никто не пристает с расспросами. С учетом начавшегося нового учебного года это было весьма кстати. По хитрым физиономиям мальчишек и опущенным взорам девочек было понятно, что им есть о чем рассказать своим родителям и дедушке Фернандо про свои «успехи» в школе. Тему призраков и потусторонних явлений сегодня тоже никто не поднимал, так как никто не хотел попадаться на острый язык дедушки Нандо. Ну а деду это тоже было на руку, так как он обдумывал план ночного предприятия и при этом не хотел объяснять младшим членам семьи Гарсия ночной казус. Едва мужчины выпили свой вечерний кофе, дети и женщины поспешили удалиться. По очереди подошли к дедушке и поцеловали его. Так было заведено в семье Гарсия уже много поколений. Едва затворилась дверь столовой, мужчины встали.
— Сальво, Пако, как только дети угомонятся, успокойте жен и предупредите, чтоб они были тоже начеку. Но не высовывались, пока мы не подадим им условный сигнал, — старик Гарсия последовательно излагал план операции.
— А какой будет сигнал, отец? — нетерпеливо откликнулся младший, Хуан Карлос.
— Сын мой Хуанито, а сигнал подашь ты. Да, да, именно ты.
— Какой же сигнал, отец? — недоумевал младший сын Гарсии.
— Разве ты не понял? Ты образованный молодой человек, вот и придумай! Мы тебя оставим во дворе, снаружи, и ты дашь сигнал, — улыбнулся отец.
— Ха. Вот это задача… Ну я могу закричать, звонить в колокол, бить по забору палкой… или… или, кстати, у нас остались после «Ла Фальяс» (Las Fallas — праздник огня, проводится в середине марта. — П. А.) фейерверки, которые привозил дядя Анхель. Я припрятал подальше от детишек три хлопушки от толедских фальерос.
— Вот! Прекрасно! Запустишь ракеты. А вы, Чиччо и Пако, засядьте сейчас внутри бодеги. Спрячьтесь за бочки и смотрите не усните! Я же буду дежурить возле хлева вместе с моим верным Пепе. Хотя вчера он дрых без задних ног. Ну я-то ему не дам заснуть. Как услышим сигнал, сразу будем с ним на месте.
— А почему бы, папа, тебе сразу с Пепе не встать на дежурство возле винодельни? — предложил Сальвадор.
— Сын мой! Если мы с Пепе займемся патрулированием, то разбегутся все живые и неживые в нашей округе. А наша задача — не перепугать всех, а отловить диверсанта. Понятно, Чиччо?
— Да, отец. Теперь ясно. Не волнуйся, мы схватим его и накажем!
— Э-э-э, не спешите наказывать! Никакой расправы я не допущу. Если схватите — вяжите и тащите в дом, там и разберемся. Все ясно? — завершил инструктаж отец Гарсия.
— Отец, скажи… а если… ну, этот оккупант… окажется нечеловеком?.. — вдруг осторожно поинтересовался Франциско Гарсия. Он, конечно же, не верил в потусторонний мир, так их воспитывала мама, которая объясняла, что суеверие — это сомнение в величии и могуществе нашего Создателя. А потому только истинная вера может нас защитить и спасти от всех на свете сомнений и суеверий. И все же Франциск спросил…
— Если, как ты выражаешься, Пако, этот прохиндей окажется «нечеловеком», то мы легко с ним справимся именем нашего Господа Создателя и Вседержителя! — уверенно отрезал отец. — Всё! Совещание окончено. По местам!
Сыновья встали и двинулись по боевым постам. Отец набил трубочку своими «королевскими» сигарами и не спеша побрел к сторожевой будке пса Пепе. Сальво и Пако, захватив веревки и мешки, отправились в винодельню. Хуан Карлос проводил их и, прикрыв дверь, защелкнул навесной замок. Затем повесил ключ справа на гвоздик, вбитый в дверной косяк. Сам же отправился в свою комнату и из-под кровати извлек коробку с фейерверками-ракетами. Отряхнул пыль, осмотрел и аккуратно разложил их по карманам. Вернувшись на улицу, где уже смеркалось, он присел на лавочку и, прижавшись к стене дома, буквально исчез в его тени. В доме затихли голоса детей и воцарилась обычная ночная тишина, состоящая из множества тончайших звуков: скрипа оконной рамы в доме на окраине поселка, ленивого лая собак, одиноких трелей сверчков, дальнего ворчания мотора промчавшегося по шоссе автомобиля, шороха ветерка, потерявшегося в густой листве лип и акаций. В этом глухом ночном хоре не было слышно человеческих голосов, и, чем глубже становилась ночь, тем глуше и мягче разливались ночные звуки и шумы. Хуан Карлос отчаянно боролся с атакующей его дремотой и наконец незаметно сдался. Ему снился сон…
Мимо сладко спящего Хуана Карлоса проскользнула бледная тень. Ни тень, ни спящий на посту сторож не заметили друг друга. Тень мягко и тихо продолжила плыть по направлению к бодеге Гарсии. На мгновение тень замерла на пороге… послышался глухой лязг ключа и тонкий скрип двери. Этот едва уловимый скрип также не потревожил Хуанито, и тень, помешкав на пороге, нырнула в темный проем подвала. Минута, пять, десять… На двенадцатой минуте из дверного проема показалась косматая голова, от которой струился белесый слегка зеленоватый свет. Вслед за головой появилось и нечто вроде одетого в лохмотья тела. Существо выбралось наружу и покачиваясь направилось к скотному двору. Казалось, никто во всем мире не заметил странного посетителя хозяйства Гарсии. Все сторожа словно окаменели, ослепли и оглохли одновременно. Однако не таким был старый вояка Фернандо Алонсо Гарсия. С грохотом распахнувшаяся дверь дома сбила спящего Хуана Карлоса. От неожиданности он повалился на землю и схватился за свою сигнальную ракету.
— Хуанито! Огонь! Пали! Вон он! Хватай его! — закричал выбежавший на порог отец.
Хуан Карлос дернул запальный шнур… ракета ответила ему противным шипением… и погасла. Потерпев неудачу, он схватил вторую и рванул за шнурок. Впопыхах, растерявшись от первой неудачной попытки и торопясь исполнить приказ отца, он не заметил, как направил ракету в сторону винодельни, из которой в этот же момент показалась еще одна огромная тень. Шипение, оглушительный хлопок, и сноп огня, вырвавшись из трубки, зажатой Хуаном Карлосом, ураганом влетел в открытую дверь подвала винодельни, снося на своем пути растерянного Франциско. С диким воплем он повалился на пол, закрываясь руками от огненного смерча.
Не дожидаясь команды, Хуанито в третий раз рванул за шнур последний фейерверк. Ракета полетела в другую сторону и, просвистев над космами убегающего призрака, с треском впечаталась в каменный забор, рассыпавшись на миллионы ярких искр. В сверкающем огне сигнального салюта Хуан Карлос, как в сказочном мультфильме, видел бегущих братьев и отца, бросившегося на ускользающее от погони лохматое приведение… Вслед за ними мчались невестки Рамона и Кармен, что-то громко и истошно вопя, не то пугая пришельца, не то подбадривая себя и мужей. Вся погоня слилась в дикую какофонию, приправленную огненными всполохами осколков сигнальных ракет. Вдобавок в драку вмешался пес Пепе, который в три прыжка догнал всю ватагу и, не разбирая своих и чужих, с разбегу плюхнулся в гущу свалки. Яркая в прямом смысле погоня и короткая массовая схватка закончились по команде отца Гарсия:
— Стойте! Прекратите! Стоп! Хватит! Я держу его! Он в мешке и не сопротивляется. Давайте тащите его в дом.
Переводя дыхание и ощупывая себя и друг друга, родственники двинулись к дому, придерживая со всех сторон спеленутого в мешковину ночного «гостя». Хуан Карлос, открыв рот и дверь, пропустил всех внутрь, остановив за ошейник Пепе и приказав ему ждать снаружи, зашел и сам. Пес вильнул хвостом, зевнул и растянулся на крыльце, где ему велено было «охранять», и захрапел с чувством исполненного сторожевого собачьего долга.
— Аккуратно, аккуратно, клади его на пол. Разворачивай… — командовал отец Гарсия, держа наготове свою воинственную палку. Силач Франциско опустил сверток на пол и, опасливо заглядывая внутрь, стал его распеленывать. Все сгрудились вокруг мешка. И вот появились лохмотья и нечесаные космы свалявшихся волос. Наклонившиеся над странным существом люди резко отпрянули от тяжелейшего запаха, который волной накрыл всех присутствующих и чуть не отправил их в обморок. Пойманный «оккупант» издавал невыносимый «аромат». Кармен бросилась к окну и распахнула обе створки настежь. Свежий ночной воздух смягчил «газовую атаку», и семейство вновь принялось разглядывать своего пленника. С первого взгляда невозможно было даже определить, кого именно они изловили: человека, животное или неизвестное существо, возможно, с другой планеты. Однако, судя по запаху, хоть он и был невыносимым, а также по копне волос, скорее человеческих, можно было определить, что перед ними все-таки человек. Но очень грязный, очень немытый, очень нечесаный и вообще очень-очень запущенный.
Рамона смело протянула к нему руки и откинула спутанные волосы. Все вновь отпрянули — под волосами обнаружилось сморщенное бледно-зеленое лицо. Глаза были закрыты, рот залеплен бородой, видневшаяся средь косм часть лба покрыта плотной серой коркой грязи.
— Давайте перенесем его на лавку, — попросила Рамона.
Братья с готовностью подхватили легкое, но очень грязное тело и поместили на широкую лавку в столовой. Под голову подложили свернутую куртку Сальвадора. Рамона взяла чашку с водой и легонько сбрызнула лицо незнакомца.
— Эй! Очнитесь! Э-э-эй! — Она легонько потрясла молчавшее тело и тут же, вскрикнув, отскочила от него — злодей открыл глаза и, сверкнув ими в ее сторону, заворочался.
— Так. Очнулся. Значит, живой, — довольно констатировал старик Гарсия.
— Ты кто такой? А ну, отвечай, бродяга! — насел на него здоровяк Франциско, для уверенности сжав перед лохматой физиономией незнакомца свой здоровенный кулачище.
Чужак зажмурился и вытянул перед собой руки в каких-то невероятных обносках, свисавших во все стороны лохмотьями. Даже Гарсия-старший, повидавший и войны, и голод, и нищету, никогда не видел человека в таком отчаянном положении и одеянии.
— Погоди, Чиччо! Не пугай его. Скажи… э-э-э… мил человек, ты кто? Откуда? Понимаешь по-нашему? По-кастильски? Может, ты француз? Или немец? Шпрехен? Ферштейн? Компране? — перебирал Фернандо все возможные варианты.
— Кхе-кхе. «Ферштейн, ферштейн» и «компран» тоже. Мучиссимо грасиас, что не убили, — хрипло отозвался мужичок неопределенного возраста и национальности.
— О! Слава Создателю! Понимает по-нашему! — хором откликнулись все Гарсии. Они, несмотря на продолжавший распространяться затхлый аромат, были довольны, что изловили чужака, доставили домой, что он человек, а не призрак и что он очнулся и жив.
— Конечно, понимаю! Я вам не интервент какой-нибудь. Я — благородный дон Себастьян де Гальега.
Мужичонка выбрался полностью из опутавшей его мешковины, встал на свои тощие длинные ножки в страшных обмотках и, гордо выпятив грудь, ткнул себя большим пальцем в лоб. Видимо, так показывая свое благородное происхождение. Фернандо Гарсия хмыкнул от неожиданности и изобразил нечто вроде реверанса:
— Простите нас, простолюдинов, многоуважаемый дон Себастьян! Мы приносим вам, ваша оборванная светлость, свои извинения за произошедшее этой ночью. Но только и вы, достопочтенный граф или маркиз, простите, не разобрался в вашем звании, проясните нам, необразованным мужланам, что же это вы потеряли в нашей бодеге? Она вроде не относится к вашим родовым владениям. Ну? — Он слегка подтолкнул гордо стоящего посреди столовой оборванца-маркиза.
— Я отказываюсь объясняться с вами на эту неприятную мне тему. Это ниже моего достоинства. — Он вновь распушился как индюк и замолчал, надув морщинистые щеки.
— Понятно. Ну что ж, не хотите, ваша светлость, по-хорошему? Значит, будет по закону! — отрезал Гарсия. И кивнул Хуану Карлосу: — Хуанито, отправляйся в жандармерию. Приведи сюда патрульных, пусть арестуют грабителя.
— Но-но! Не надо никакой полиции! Я не грабитель. Ваши слова оскорбительны для меня! Маркиз де Гальега никогда не опускался до примитивного воровства. Я вам не какая-то там шушера андалусийская!
— Ух ты, каков гусь! А что же вы, благородный дон, тогда делали в моем винном погребе? Скажите на милость?!
— Благородный дон, находясь в дороге, имеет право в соответствии с высочайшим рескриптом нашего отца и короля Фердинанда Великого получить еду, вино и кров у любого из подданных его величества. Заметьте, бесплатно! За счет короны. Вот так-то! — Он снова гордо надулся.
Стоящие вокруг него члены семьи Гарсия окончательно растерялись и переглядывались. Они никак не могли понять, шутит ли, издевается ли или действительно имеет право так утверждать этот непрошеный ночной гость.
Первым вновь нашелся старший Гарсия:
— Может, оно и так, мой благородный дон… только вот незадача, наш отец и король Леона и Кастильи император Испании Фердинанд Великий ушел на тот свет лет этак тысячу назад.
— Нда? — вызывающе окинул своим высокомерным взглядом старика Фернандо бродяга-дон. — Это не имеет никакого значения! Высочайшие указания Великого Императора имеют вечную и непрекословную силу!
— Вот как?! — эхом отозвались братья Гарсия, которым этот цирк уже стал надоедать.
— Да! Неужели за кусок хлеба с хамоном и глоток хереса вы будете преследовать благородного человека, попавшего в сложное положение? Заметьте, временно и совершенно случайно. К тому же я выполняю волю не только Великого Фердинанда, но и молодого наследника испанского престола Хуана Карлоса Первого!
— Ага, но у нас-то и свой Хуан Карлос имеется! Ну как, Хуан Карлос, узнаешь подданного? Какие это поручения ты ему давал? — засмеялся брат Сальвадор.
Лохматый старик оглядел младшего брата Гарсию и презрительно затряс бородой:
— К тому же своими огненными ракетами вы окончательно испортили мой костюм, и мне неудобно стоять в этих лохмотьях перед достопочтенными дамами. Хотелось бы знать, кто ответит за эти убытки.
Женщины переглянулись и улыбнулись столь неожиданному заявлению. Они не вмешивались в этот, как, впрочем, и в другие, мужской разговор и потихоньку стали накрывать стол. Видно было, что выяснение отношений с ночным «благородным призраком» затянется, а испанская традиция предписывает, во-первых, быть гостеприимным, во-вторых, будучи гостеприимным, проявлять хлебосольство, и в-третьих, все серьезные разговоры должны происходить за столом с вином и хлебом. Увидев, что стол постепенно, благодаря волшебству невесток, наполняется едой и выпивкой, Гарсия-старший сделал приглашающий жест:
— Ну, спешить нам некуда, поэтому предлагаю присесть за стол. Мы тоже чтим память Великого Императора и готовы исполнить свой долг. Предлагаем вам еду, вино и кров. По крайней мере на эту ночь. И конечно же, компенсацию за испорченный костюм. Но с одним условием… Вы пойдете с моим сыном Хуаном Карлосом, раз уж вы поминали нашего доброго молодого короля, так вот считайте, что его тезка теперь рядом с вами и к вашим услугам…
— Мое почтение, — первый раз за весь вечер улыбнулся и отвесил реверанс в сторону Хуанито задержанный дон Себастьян.
— Вот и отлично. Так что вам придется пройти вместе с ним в душевую и принять ванну. Он вас проводит и окажет все полагающиеся почести. А также переоденет вас в более подходящую вам и вашему благородному происхождению одежду. Сальвадор, сын мой, поделись с благородным маркизом своим гардеробом, он ближе всех к тебе по своей стати и росту.
— Конечно, отец! Без проблем, — откликнулся средний сын Гарсия, тут же порадовавшись, что совсем недавно под напором жены обновил свой гардероб и теперь спокойно мог передать «маркизу» совсем еще новый костюм и пару сандалий.
— Благодарю вас, добрый хозяин, я не сомневался в вашем благородстве и разумности. — Старик подтянул свои вдрызг разодранные портки и гордо зашагал за средним сыном Гарсия, распространяя вокруг себя дикое зловоние. Благородный дон Себастьян маркиз де Гальега вонял и смердел, как простой портовый забулдыга, давно забывший о ванне и мочалке.
Спустя полчаса Сальвадор вернулся вместе с синьором Гальегой. Хуан Карлос вынес на улицу, предварительно сложив в мешок, всю старую изодранную одежду маркиза, за исключением потрепанной котомки, которую старик не выпускал из рук, даже когда мылся в душе, пристроив ее под краном. Он закопал обноски возле забора и поспешил в столовую, в которой сиял преображенный дон Себастьян. Его и впрямь было не узнать. Розовые от принятой ванны щечки светились чистотой и благородством. Белая рубаха с роскошным отложным воротником сидела лихо и статно, подчеркивая изящность старика маркиза, брюки клеш залихватски струились по его длинным худосочным ногам и держались на широком кожаном ремне с массивной бляхой в виде головы быка. Коричневый в крупную клетку пиджак дополнял гардероб свежевымытого маркиза, который теперь распространял вокруг себя запах миндаля, сирени и лаванды из-за вылитых на себя после купания всех стоявших на полочке бутылок с парфюмом. Длинные волосы были зачесана назад и схвачены маленькой резинкой в пушистый хвост. Борода также расчесана и волной спускалась от благородного подбородка, важно выдвинутого вперед.
— Ого! И впрямь маркиз Карабас! Ха-ха! Простите, дон Гальега! — дружелюбно улыбнулся Фернандо Гарсия и сделал приглашающий жест: — Прошу вас, присаживайтесь! Не побрезгуйте нашим столом и угощением.
— Благодарю вас! С большим удовольствием, — ответил гость и присел на центральный стул, на котором обычно любил сидеть глава семейства. Гарсия сделал упреждающий жест в сторону невесток, которые чуть не вскрикнули, ибо никто в семье не имел права покушаться на место дедушки Гарсии. Сейчас же он его сам пожертвовал какому-то малоприятному проходимцу, к тому же обворовавшему их погреб.
— Угощайтесь, дон Себастьян, — предложил Фернандо, также присаживаясь, но с правого боку от гостя. Сыновья расположились по обеим сторонам стола: Хуан Карлос — рядом с отцом, Франциско и Сальвадор — напротив них. Женщины, накрыв стол, тихонько удалились. В семье было не принято женщинам вмешиваться в мужские темы.
Разлили вино. Молча выпили. Гость крякнул и протянул бокал:
— Еще!
Выпил еще один бокал до дна и протянул снова. Бокал наполнялся моментально. Гостю отказывать нельзя.
После третьего фужера прекрасного «Темпранильо» дон Себастьян пожевал чуть-чуть хамона, съел ломоть хлеба и, потянувшись от сытости, тепла и удовольствия, сказал:
— Как прекрасно иметь дело с благородными людьми! Да к тому же уважающими наших королей и традиции. Теперь бы еще выкурить сигару…
— Ах, сигару? Конечно, дон Себастьян! — Фернандо протянул одну из своих «королевских» сигар, которые он не курил, а использовал как табак, набивая ими трубку.
— Оу! У вас отменный вкус, мой добрый хозяин! Если не ошибаюсь, это те самые… королевские сигарки, — неожиданно продемонстрировал свою осведомленность гость.
Уловив удивление и недоумением в глазах и жестах хозяев, он тут же отреагировал:
— Да-да, не удивляйтесь, достопочтенные сеньоры, я ведь и вправду маркиз де Гальега из древнего и знатного рода. Волею судьбы и по вине недобрых людей оказался я изгнанником и вот уже без малого двадцать лет скитаюсь по грешной земле в поисках удачи и счастья. Я действительно бывал при дворе, и король даже подарил мне… подарил… клавир. Да-да, клавир! Знайте, что лучше меня во всей Испании никто не играл на клавире… Помню, мне сам Хосе Гальес сказал, что никто лучше меня не исполняет его Сонату до минор для клавира. Вот так, сеньоры!
— Ох ты! А Моцарт вам, дон Себастьян, ничего не говорил? — усмехнулся старик Гарсия.
— Почему не говорил?! — вызывающе отозвался дон Себастьян. — Моцарт был гений и лучший композитор всех времен и народов, хоть и был паршивым австрияком. Не люблю их с войны.
Он поморщился и еще отхлебнул вина. Видно было, что старик порядком захмелел и болтал без умолку.
— А вы и воевали, осмелюсь спросить? — обратил внимание на последние слова гостя Фернандо.
— Да! Еще как воевал! У меня два креста за заслуги и орден Фердинанда. Точнее, два ордена Фердинанда! А еще… еще «Сан-Эрменегильдо». Вот!
— Ух-ты! Это когда же вы собрали такой иконостас? Мне кажется, что даже у нашего каудильо не было двух «Сан-Фердинандов»! — скептически отозвался Нандо Гарсия. Он знал толк не только в военной науке, но и в наградах и точно знал, что высшими орденами Испании дважды не награждают. Как, впрочем, он знал и то, что Хосе Гальес умер почти триста лет назад. Он не собирался спорить по поводу Моцарта и других композиторов, но военные заслуги чтил очень высоко и не мог стерпеть, чтобы проходимец так просто задевал святое.
— Сынок! Поживи-ка с мое, не то еще узнаешь. Я прошел всю войну от первого до последнего дня, бывал в таких передрягах, что вам и не снилось, но всегда… заметьте, всегда, помнил о своем благородном происхождении и был аккуратен и вежлив. Но прежде всего… долг! Долг, сеньоры! Долг! Перед королем, перед каудильо и перед моей родиной, великой Испанией!
Последние слова он буквально прокричал. Не успев закрыть рот и вопя на весь дом, он вскочил из-за стола и ловко запрыгнул на стул. Докричав свой монолог, он замер и… повалился как подрубленный тополь назад. Если бы не вовремя вошедший в столовую Хуан Карлос, который подхватил падающего ему в руки маркиза, то одним героем войны, павшим не на поле брани, а за столом с выпивкой, стало бы точно больше.
— Э-э-эх! — выдохнули одновременно отец и два сына Гарсия, сидевшие за столом и слушавшие открыв рот эту стремительную и яркую речь ночного незваного гостя. Отец подскочил из-за стола и подбежал к младшему сыну, державшему свалившегося к нему в объятия маркиза Гальеги. В этот момент тот уже отчаянно храпел. Пять бокалов вина сделали свое благородное дело — отключили его светлость от внешнего мира. Видимо, надолго. Как минимум до утра.
— Ну и герой. Вот же свалился на нашу голову! Ну что же с ним делать? Давай-ка, Хуанито, отнеси его в свою комнату. Да-да, там будет спокойнее. Уложи спать. А сам на эту ночь перебирайся ко мне. Места нам хватит. Утром разберемся. Возможно, все же нам придется сдать его в полицию. Не нравится мне, когда про войну завираются. Мало того что лазал к нам в погреба, таскал еду, ну воровал же! Так еще и про войну врет! Два высших ордена у него… два креста… «Сан-Эрменегильдо»… вот же трепло! Таких героев вся страна должна была бы знать. Э-эх, нехорошо это, врать так. Пошли спать, парни. — Старик Гарсия покачал головой и указал сыну на дверь. Все тихо разошлись по комнатам.
— Рамона, ты не видела наш семейный серебряный кувшин?
Кармен поднялась раньше всех и уже хлопотала на кухне, готовя завтрак, несмотря на полную событий бессонную ночь. Она шарила по полкам, заглядывая с табурета во все закутки шкафа. Монча, зевая, стояла внизу и приглаживала свои непослушные роскошные кудрявые волосы.
— Да там он стоит, на второй полке, где всегда. Посмотри рядом с сахарницей!
— Хм… сахарницы я тоже не вижу… очень странно. Посмотри сама, как-то странно пусто у нас в шкафу…
Она пропустила вперед себя Рамону. Та взгромоздилась на табурет и тут же охнула:
— Ой, смотри-ка, Кармен! Вся серебряная утварь куда-то исчезла. Ты ее не относила почистить на двор? Погляди-ка внизу, в столе, ложки, вилки и ножи там?
Кармен выдвинула один за другим ящики и присела на табурет, обхватив голову руками:
— Ой, какой кошмар! Все семейное серебро пропало!!! Что же это?! Как же так?! Что мы скажем отцу Нандо? Он же не выдержит…
— Это что же такое я не выдержу? А? Отвечайте-ка, невестушки! Ну?! Что молчите, курицы? Говорите же! — откликнулся неожиданно появившийся в кухне старик Гарсия.
— Папа Нандо… хлюп, хлюп… — начала, всхлипывая, Рамона.
— Э-э-э, хватит этой сырости! У меня ревматизм сейчас разыграется! Говори же! Монча! Не хлюпай ты!
Старик сморщился. Он терпеть не мог плачущих людей. Вид плачущего человека, не важно, женщины, мужчины, старика, ребенка, сразу давал ему некий сигнал: «Беда!», и он уже думал только о том, как помочь этому несчастному человеку. Сейчас же надо было понять, в чем причина этого расстройства и плача, а не успокаивать рыдающих невесток. Он повернулся к Кармен, которая всегда отличалась прагматизмом и была более стойкой и собранной:
— Ну, говори же! Что за беда еще?
— Отец, куда-то пропало все наше серебро. Вилки, ложки, посуда, сахарница, кубки, графин. Всё, абсолютно всё!
— Так! Ясно. Может, вы просто отнесли его в чистку, как в прошлый раз? Мой двоюродный брат, ювелир и кузнец, забрал все с собой в Толедо и потом через месяц только вернул. А вы подняли переполох и меня напрасно нервировали! Вспоминайте.
— Нет, папаша Нандо, нет. Не отдавали, не относили, — хором отвечали женщины.
— Может, это кто-то из моих любимых сыновей? — высказал предположение отец Гарсия.
В это время на кухне показались сразу два сына, Сальво и Пако. Они оглядели собравшихся, слезы жен, удрученного отца и сразу перешли к делу:
— Что пропало?
— Все серебряные ложки-плошки, кубки-вилки…
— Так это, наверное, мой приемыш! — отозвался Хуан Карлос, тоже оказавшийся на пороге позади братьев. — Сейчас я его призову к ответу.
Все, кто был на кухне в столь ранний час, благо дети еще не поднялись, услыхали топот ног убегающего младшего брата Гарсия. Появилась надежда схватить злоумышленника. Ведь вчера им это удалось сделать!
Через минуту Хуан Карлос вернулся совершенно обескураженный. Он протянул отцу, сидевшему за столом с мрачным лицом, клочок бумаги, сложенный в треугольный конвертик. Фернандо Гарсия медленно развернул его и стал молча читать. Дочитал и расхохотался.
Растерянные сыновья и утирающие слезы невестки недоумевающе смотрели на хохочущего отца Гарсия. Он действительно давно так не смеялся… плюс напряженные две ночи подряд из-за ловли «призрака», болтовня «маркиза» и просто возраст… Он был не в силах остановиться и протянул бумагу Франциску. Тот взял и, откашлявшись, начал читать вслух:
— «Мои добрые новые друзья! Искренне признателен вам за гостеприимство и ваши щедрые сердца. Также спасибо за стол, вино, хлеб и замечательный костюм. Я очень расположился к вам и душой, и сердцем и вовсе не хотел вам причинять беспокойство. Но ваше недоверие к моим словам о музыке и особенно о боевых заслугах (а они для меня святы!) оскорбили меня до глубины души! Как благородный маркиз (а я действительно маркиз!), я не могу перенести такое оскорбление! За неимением возможности вызвать вас всех на дуэль я лишаю вас ваших привилегий и семейных богатств. За сим остаюсь, ваш маркиз де Гальега, дон Себастьян Бальтазар Августо Кассадо».
Франциско протянул письмо отцу. Тот молча взял его и в раздумье вертел в руках мятый листок.
— Вот вам и благородный маркиз! — вдруг выпалила обиженная Кармен.
— Что такое? — поднял удивленно брови отец Фернандо. Женщины редко вмешивались в мужские разговоры, хотя в данном случае дело принимало скорее семейный, а возможно, даже криминальный оборот.
— Что? Папа Нандо! Он же обокрал нашу семью. Негодяй! Мерзкий проходимец! Наплел целую гору бредней, короля он знает, герой отечества, благородный дон и все такое…
— А ты что же, Кармен, не поверила? — с усмешкой спросил Гарсия. — А мне казалось, что ты, раскрыв рот и развесив уши, слушаешь и веришь?! А если ты у нас такая прозорливая, то что ж ты нам-то глаза не раскрыла на этого — как ты сказала? — мерзавца и проходимца? Так?
Кармен потупила глаза. Ей стало стыдно за то, что она вмешалась в этот сложный разговор и оказалась в таком глупом положении. Все-таки не стоило отступать от установленных веками правил.
— Ну что? Все считают, что мы поступили неправильно, помыв, одев, напоив и накормив, а не побив этого «дона»? Отдали свою одежду, а не отобрали последнее за его воровство? Отмыли и дали кров, вместо того чтобы прогнать его взашей? Говорите, мои сыновья! — отец оглядел всех собравшихся на кухне.
— Отец, я не знаю, что сказать… но я точно знаю, что мы хоть и не самая богатая семья, но не обеднеем, лишившись посуды. Хоть бы и серебряной! — начал старший сын Франциско и бросил укорительный взгляд на Кармен. Та еще больше склонила голову, спрятав лицо в упавших волосах. — Пусть она пойдет ему на пользу, если так необходима. Мы с братьями еще заработаем, отец.
— А я считаю, что рано или поздно и этому бродяге станет стыдно за то, что он сделал. И вообще мне не жалко моего костюма, хотя он был еще вполне исправный, — продолжил средний, Сальвадор.
Хуан Карлос, младший сын Фернандо Гарсии, молчал. Он думал о том, что сказала бы его любимая мамочка, по которой, как и все в большой, дружной семье, тосковал и скучал. Он вздохнул и сказал:
— Отец, братья, Рамона, Кармен, все мы помним нашу дорогую маму Долорес… и наша мама, Царство ей Небесное, никогда бы не отказала нуждающемуся человеку. Даже если он не очень… как бы это сказать… порядочный. Вот так я думаю. И ты, Сальво, прав, и ты, Пако, мы обещаем отцу заработать на новое серебро и еще больше! Мы вместе — большая сила! И рука дающего не оскудеет. Так сказал наш Господь! А о берущих и тайно крадущих он говорил, что они точно не наследуют Царство Небесное. Бог с ним, и пусть Он его прощает или… в общем, не наше это дело.
— Хорошо. Хорошо! — повторил отец Гарсия дрожащим голосом. — Я рад, что мы едины и не жалеем о том, что помогли этому бродяге. Тем более… тем более… — Он загадочно оглядел присутствующих. — Здесь есть приписка. В письме. Вот что пишет нам маркиз: «Единственно благородным созданием в вашей семье оказался пес. Не знаю его имени, но я звал его Чиччо. Ему я оставляю на память о себе самое ценное, что у меня есть…» Всё! Конец письма.
Отец свернул бумагу и кивнул сыновьям:
— Ну? А где же наш самый благородный пес Пепе? Или теперь его нам тоже звать Чиччо? А ну-ка, пойдемте его навестим. Вы ему еду уже носили, девочки? — отец повернулся к Кармен и Рамоне.
Те затрясли головами:
— Нет, папа Нандо, еще не носили!
— Так идемте же! Накормим старика! — Фернандо вскочил со стула и, расталкивая всех, бросился к выходу. Вся семья устремилась за главой. Через минуту они добежали до сторожевой будки Пепе. Пес дремал на солнышке и лениво приоткрыл один глаз. Увидав сразу всех хозяев в сборе, он вскочил и замахал хвостом.
Старик погладил пса и на ошейнике увидел прикрепленную той самой резинкой, которой вчера был завязан хвост свежевымытых волос маркиза Себастьяна, тряпицу. Отсоединил, потрепав пса по шее, отвязал и взял в руки нечто вроде кисета. Развязал шнурок, стягивавший верхнюю часть. Пошарил внутри и вытащил аккуратно содержимое посылки. В старом потрепанном бархатном мешочке обнаружилась склеенная-переклеенная вырезка из газеты «Эль Мундо» с заголовком «Герой вернулся в строй».
— Ну вот вам и ответ. — Фернандо Гарсия показал всем газетный квадратик. — Это статья про Себастьяна Гальегу, который был награжден «посмертно» орденом Фердинанда, а затем, неожиданно воскреснув, снова совершил подвиг, спасая раненых при штурме Алькасара, и получил второго «Сан-Фердинанда». Так что выходит, он не врал… и даже назвался правильно, только непонятно, граф или маркиз он… да это и неважно. — Он снова запустил руку в мешок и вздрогнул. Выпрямился и медленно достал что-то еще. Разжал пальцы, и в сухой мозолистой ладони старика Гарсии блеснули серебром две металлических звезды с переплетенными венками и вензелями.
— А это… это… это же «Сан-Фердинанд»… два! — заикаясь от волнения, вымолвил Франциско. Он неплохо разбирался в орденах и других наградах и даже имел небольшую коллекцию, в основном состоящую из медалей и знаков отличия отца.
В мешке оказалась еще одна записка. Гарсия достал ее и протянул Хуану Карлосу:
— Прочти, сынок.
Голос его заметно дрожал, глаза предательски увлажнились.
— Так. Э-э-э… «Мои незваные хозяева. Спасибо за кров и приют еще раз. Поразмыслив, я решил вас не наказывать материально и ваши побрякушки оставляю вашему благородному псу Чиччо. Они ему больше подходят. Но и обижать вас не хочу, так как за последние двадцать, а то и тридцать лет вы первые, кто так по-человечески ко мне отнесся и не стал обвинять, бить, прогонять. Вы меня обидели только своим неверием и недоверием. И поскольку вы — первые, кто одел, обул, помыл, покормил меня, с одной стороны, а с другой стороны — не поверил в мои слова, то я решил оставить на память обо мне то, что не имеет цены в материальном смысле, и то, что досталось мне случайно, ибо подвиги, как правило, совершаются неподготовленно и внезапно. Это и доказательство моих слов, и награда вам за вашу доброту, и память о вашем героическом главе семейства Фернандо Алонсо Гарсии.
Жаль, что даже ты, старый осел, не узнал меня, своего боевого товарища, который в первом бою пропал без вести, взорвав штаб республиканцев под Вальядалидом. Мы с тобой служили недолго, но я запомнил тебя за твое упрямство и медлительность. И, если бы не ты, я, возможно, и не бросился бы на врагов и не совершил тот самый первый подвиг. Так что спасибо тебе, старый “каброн”, за это! И это твоя награда тоже. Береги ее. Береги своих сыновей, невесток, внуков и, конечно, пса Чиччо! За сим остаюсь, ваш маркиз Себастьян де Гальега!
P.S. Серебро получите в конуре моего нового друга Чиччо».
Серебро действительно нашлось в сторожевой будке, но осадок, как говорится, остался навсегда…
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №117. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".