В доме ребенка для детей с тяжелыми неврологическими нарушениями я отработала аж целых десять дней. И, наверное могу утверждать, что запомнила каждый. В этом учреждении было все необычно- от контингента детей до взаимоотношений в коллективе. Может, когда-нибудь соберусь и об этом поведать. Сегодня о другом.
Для своих пяти лет Рома был высоким ребенком. Крупная кучерявая голова, худощавое тело, тонкие, нескладные руки-ноги, которые плохо его слушались. Церебральный паралич мешал мальчику ходить, играть, жить.
В доме ребенка его называли Рома-чеченец. С чем это было связано, не знаю. Историю появления больного мальчика в стенах медучереждения я ни с кем не обсуждала. Мне элементарно некогда было это делать.
Группа, в которую я попала, вместо шести детей насчитывала девять. Её основное помещение находилось на ремонте и детей временно разместили в музыкальном зале. Поставили кровати, на пианино сложили ворох одежды для переодевания. Серьёзные неврологические проблемы у малышей требовали этого количества. Из Коли вообще постоянно лилось как из гусенка. Сказывалась кормежка комбикормом в первые годы его жизни. У других проблемы были не легче.
Музыкальный зал был проходным помещением, и я металась между двумя дверями, следя, чтобы дети не удрали. Горшки находились в коридоре, за пределами группы, поэтому запираться не получалось. да и сотрудники то и дело бегали через нас. Неудобно. Но, самое главное, у меня не было помощницы. Положенной няни на группе не имелось. Не шли люди работать на такую зарплату, с такими непростыми детьми. В наших краях вообще беда с рабочими руками в образовании, сказывается близость Москвы. Златоглавая многих утянула к себе. Остались такие волонтеры, как я.
Рома никуда не бегал и это было хорошо. Не для него. Для меня. Ужасно так говорить, но что поделать - я не бегала хотя бы за ним. Рома всегда держал меня за руку. Иначе, мальчик падал. Мне приходилось постоянно усаживать его на пол, если нужно было заняться другим ребенком. Он привык. Сидел и ждал, пока я сниму Яшу с подоконника или поймаю Вику в дверях. Говорил он невнятно, но я его понимала. Потому что просил он редко, капризничал мало, я ловила каждое его слово.
В группе почти не было игрушек. Мне сказали, что нет смысла перетаскивать оборудование, лучше подождать окончание ремонта. Честно говоря, игрушками больные дети играли плохо. Они их просто ломали. Любая вещь, которая попадала им в руки, через пару минут рассыпалась на части.
Ломали все, кроме Ромы. Ему трудно было держать предметы в непослушных ладонях, поэтому он в основном смотрел, что творят другие.
Однажды, меценаты повесили надутые воздушные шарики на стенах лестничного пролета, по которому мы выходили гулять. Собрав детей на прогулку, я открыла двери на красивую лестницу. Вот малыши обрадуются!- решила я.
Увидев шары, дети толпой бросились к ним и с остервенением начали лопать. Подпрыгивали, рвали пальцами, кусали зубами те, до которых могли дотянуться. Я растерялась и не остановила их. Да у меня бы и не получилось . Дети действовали с невероятным напором и азартом.
Удивительно, но Рома не поддался общему порыву. Держа меня за руку, он вдруг выпрямился изо всех своих сил и дотянулся до шарика, который не смогли достать остальные. Он погладил его, улыбнулся, прислушиваясь к ощущениям.
У меня не было времени продлить это мгновение. Не было и все. Я бросилась догонять кричащих и визжащих детей, которые кубарем катились с лестницы. Рома неуклюже семенил за мной.
Я понимала, что, даже если сниму шарик со стены и дам в руки мальчику, его через секунду отнимут и уничтожат. Расстроилась тогда сильно. Не столько за шарики, сколько за парня. Ему было плохо в толпе. Как и мне когда-то.
Вот, двадцать лет об этом помню.