Несколько лет назад я увидел на подоконнике в подъезде стопку книг — кто-то из соседей выложил излишки домашней библиотеки. Сверху лежал роман Фионы Уолкер «Среди самцов». На обложке фотоколлаж: красивая женщина в коротком платье, мужское сорокалетнее лицо и фигурка двадцатилетнего парня. Наверное, это и были «самцы». Открыв роман на случайной странице, я прочел сцену поедания ореховой котлеты. Некий Джимми, наколов котлету на вилку, поднес ее ко рту Одетты, чем изрядно ее взволновал. «Нет, нет, не надо! — простонала она, закрывая лицо рукой».
С того дня я стал наблюдать, что появляется в столичных буккроссингах. Книги складывались в шизофреническую картину, где «Былое и думы» Александра Герцена соседствуют с комиксом «Дэдпул. Мертвые президенты». Но если подумать, то никакой шизофрении здесь нет. В буккроссинги несут то, что больше не читают. Кто-то расстается с советской классикой, кто-то — с постсоветской юностью. Это все книги из прошлого. Какие-нибудь карты автомобильных дорог — кому они теперь нужны, когда есть навигаторы? Или книги по вязанию — когда есть маркетплейсы? Кто читает о том «Как стать уверенным пользователем сети Интернет»? Или «Астрологический прогноз на 1993 год»?
Недавно я снова проходил мимо буккроссинга в парке Декабрьского восстания. Аккуратный шкаф со стеклянными дверцами. Еще издалека я увидел — там что-то есть. Подошел посмотреть. Шкаф был набит небольшими тонкими книжками. Любовные романы. Я стоял как завороженный и читал названия: «Благословение небес», «Приди ко мне, любовь», «Любовь в тени платанов», «Полет ласточки», «Снежная принцесса», «Нежные сумерки», «Верить в чудо», «Принцесса и телохранитель», «Влюбиться в незнакомца», «Ты — моя», «Сладостный плен», «Пробуждение души», «Третий поцелуй», «Седьмая девственница», «Гавайская рапсодия»…
Обложки белые, как платье невесты. На них коллажи из мужчин и женщин. Мужчина в расстегнутой рубашке — или обнажив мускулистый торс — удерживает в руках женщину в развевающемся платье. Они выходят из грозовых облаков, морской пены или, судя по цвету кожи, солярия.
Книги жались друг к другу, как герои на обложках, полностью заняв одну верхнюю полку. На полке снизу стояли всего две книги — второй и пятнадцатый тома полного собрания сочинений Федора Михайловича Достоевского. Мрачный классик словно ехал в пустом бизнес-классе. Ниже Достоевского снова была целая полка, заставленная любовными романами. «Счастье рядом», «Прости меня, Кэрол!», «Образец женской логики», «Я тебя подожду… », «Любовное сражение», «Вспышка пламени».
Я смотрел на эти книги и думал: кто и почему принес их сюда? Как будто, простите, кого-то стошнило воспоминанием о своей любви. Неужели это из чьей-то частной библиотеки? Скорее всего, да. Но что случилось, почему эти книги оказались не нужны? Я мог лишь предположить: или читатель нашел любовь, или читатель закончил свой жизненный путь. Я как раз смотрел на роман с названием «Душа и плоть». Увы, наступает такой момент, когда они разъединяются.
Душа и плоть снова рядом, но уже в барбершопе. Захожу и вижу на полке неожиданное соседство: «Классическая энциклопедия бодибилдинга» Арнольда Шварценеггера и «Роза мира» Даниила Андреева. Толстая книга о мускулах и толстая книга о духе. Плоть снова настигает меня вечером, когда я иду по улице Климашкина. Здесь, прямо у дороги, стоит небольшая деревянная избушка, украшенная наличниками. Я открываю ее дверцу-оконце… «Суперплоть» — бросается в глаза название книги. Кто-то в начале 1990-х перевел и издал в Минске этот роман Жаклин Сьюзанн о том, как «жажда денег и славы приводит трех симпатичных девушек-провинциалок в Нью-Йорк и Лос-Анджелес, где и развертывается основное действие романа». Наверное, за этот роман дрались, давали почитать на ночь. Он был, не побоюсь этого слова, дефицитом! А теперь…
Прошла пара дней. Я снова оказался в парке Декабрьского восстания. Проходя мимо шкафа книгообмена, я не увидел в нем больше любовных романов (остался только второй том Достоевского. Пятнадцатый забрали). Значит, в чьей-то жизни закончился этап любовной литературы, а в чьей-то — начался! Так иногда в буккроссингах появляются зачитанные детские книги. Кто-то вырос и стал взрослым, кто-то отлюбил свое, кто-то начинает любить. А может быть, все сложнее и интересней, чем я написал? Может быть, читатель любовных романов «жизнь полюбил больше, чем смысл ее», как предлагал Достоевский? Не закончил любить, а начал. Поэтому бросил читать романы о том, что наконец смог почувствовать. Это и есть «Вечная тайна любви», как назывался один из увиденных мной романов. Который появился и исчез.
