Современники А.С.Пушкина оставили свидетельства о его замыслах продолжения «Бориса Годунова» - двух новых трагедиях, «Дмитрий Самозванец» и «Царь Василий Ив. Шуйский». Увы, от этих замыслов не осталось ничего… Что ж, будем смотреть, как изображён этот персонаж у Островского.
Первые несколько сцен с ним – это первые несколько дней его в Москве. Что же мы видим? Сначала – въезд в Москву. У автора точная дата – 20 июня 1605 года. Поблагодарив своих помощников, новый властитель объявляет:
Мне Бог вручил московскую державу
И возвратил родительский престол.
От юных лет невидимою силой
Я сохранён для царского венца.
Изгнанником безвестным я покинул
Родной земли пределы — возвращаюсь
Непобедимым цесарем, карая
Врагов своих и милуя покорных.
И радостно вступаю в отчий дом
Творить и суд и милость.
Приветствуемый народом, приглашая всех на пир («гостей иноплеменных мы удивим московским хлебосольством»), он, кажется, наслаждается полученным:
По площадям велю вина поставить —
Гуляйте все с утра до поздней ночи
На радости о нашем возвращенье.
Вторая картина – это «Золотая палата» в Кремле. Действие происходит на следующий день. Именно в этой сцене мы впервые увидим Дмитрия-политика: в беседе с Басмановым, доносящим на «бояр пронырство» и особенно на Шуйского, готовящего ему «сети», он скажет:
Я никого не осужу один
И не пролью ни капли крови русской!
Над Шуйским суд назначить в нашей думе
Из выборных от всех чинов народа
И дать ему все средства оправдаться.
И чуть позже будет интереснейшая сцена с иезуитом, который напомнит о данном Папе Римскому обещании «овец заблудших дома своего привесть к стопам наместника Христова»; Дмитрий же прикажет секретарю поздравить Папу «со днем вступленья на престол Петра» (именно в эти дни под именем Павла V на папский престол взошёл кардинал Камилло Боргезе):
Пиши ему учтивостей побольше!
А вместо прежних наших обещаний —
Вводить латинство — мы теперь напишем,
Что мы не праздны на престоле царском.
Что мы, для пользы и для блага церкви,
Хотим начать войну с султаном турским.
А по уходе всех, после размышлений о своём происхождении, о чём я уже писала, он обратится к «родителю»:
Отец мой грозный,
Пусти меня! Счастливый самозванец
И царств твоих невольный похититель,
Я не возьму тиранских прав твоих —
Губить и мучить. Я себе оставлю
Одно святое право всех владык —
Прощать и миловать. Я обещаю
Прославить Русь и вознести высоко,
И потому теперь сажусь я смело
На сей священный, грозный майестат.
Но не странно ли, что здесь, в этой речи, прозвучит иноземное слово для обозначения русского престола?
Если рассматривать черновики Островского, станет ясно, что поначалу автор хотел изобразить Лжедимитрия, скорее, как положительного героя, деятеля, близкого народу. Однако затем от этих замыслов отказался, и мы видим появляющиеся постоянно и как будто «снижающие» образ его чёрточки. И, думаю, это – одна из них. А что ещё?
После суда над Шуйским, выслушав приговор
Собором всем казнить приговорили,
А братьев разослать по городам.
Как ты прикажешь? -
Дмитрий достаточно неожиданно распорядится:
Приговор исполнить!
На лобном месте завтра прочитать
Его Василью; положить на плаху
Бунтовщика, занесть топор над ним
И объявить, что мы его прощаем,
Что вместо казни посылаем в ссылку
По смерть его, с лишением боярства;
А вотчины и всё именье Шуйских
Мы отписать велим в свою казну.
Здесь, кажется, действительно «творит и суд и милость».
А потом будет несколько странное завершение - Дмитрий поинтересуется у Масальского: «А Ксения всё плачет, всё тоскует?» Ксения – это дочь Бориса Годунова; единственная оставшаяся в живых из семьи бывшего царя, она до прибытия Лжедмитрия была помещена в дом князя Мосальского (в исторических документах обычно фамилию пишут так). Островский не выводит Ксению на сцену, о ней лишь говорят – и мы услышим от Дмитрия: «Не знаешь ли, чем слёзы ей унять?», «В слезах она становится красивей, чем так, без слёз». И даже признание:
Желал бы я пред нею
С соперником сразиться, чтобы сердце
Красавицы от страха трепетало
И победителю наградой было.
Я Ксению люблю.
А вот ответ Масальского на вопрос «Чем покорить могу её я сердце?» («Что покорять! Она не враг тебе; вели любить, и разговор короток») заставляет вспомнить о судьбе Ксении. Можно, конечно, не до конца поверить рассказу князя Ивана Катырева-Ростовского («Царевну же Ксению, дщерь царя Борисову, девицу сущу, срамотне счиниша над нею и девство её блудом оскверниша») – он, женатый на сестре Михаила Романова, мог и не такое рассказать, - но и из других свидетельств известно, что какое-то время Самозванец держал Ксению у себя в наложницах, а накануне обручения с Мариной Мнишек приказал постричь в монахини. Ксения (инокиня Ольга) умерла 30 августа 1622 года в возрасте сорока лет.
И эта деталь тоже не красит нового самодержца…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь
