Эпиграф. Язык, конечно, проклятие, но проклятие условное.
Преодолевая в очередной раз, и в себе, кроме прочего ворчливое недовольство скепсиса, которому всегда мало истины, каково бы ни было ее количество и качество, тем более в виду оптимально малого, все еще намека, вида: «мы еще ничего не видели», – можно сократить достигнутые результаты до размеров вполне соизмеримых, теперь, с возможными последовательностями страстных любителей точности и краткости в виде исчислений. И коль скоро, это все же, все еще словесные виды естественного языка, то и возможная соизмеримость, может быть вполне адекватна. Тем более, что речь и теперь, держится скорее методологии, как если бы кто-либо, находясь в лодке без мотора, движка, теперь не греб, сидя спиной по направлению к движению, но обернулся и посмотрел на горизонт, на возможную цель.
Что же суммируя продолжим.
Сандалии – это облака для ног, и да, сандалии – это удобная обувь для носки, в жаркую, сухую погоду.
Сандалии- это облака для ног, и, таким образом, сандалии- это удобная обувь для носки, в жаркую, сухую погоду.
Оба этих предложения, сложные высказывания, но с различными логическими связками. В первом предложении, ближайшим образом, грамматический союз "и" русского языка, эквивалентен логической связке, конъюнкции, во втором – импликации. Второе простое высказывание в этих, в целом сложных высказываниях, и в том, и в другом случае, истинное высказывание: сандалии- это удобная обувь для ног в жаркую, сухую погоду. Тогда как, и в том, и в другом случае, первое высказывание, в этих, в целом, сложных, это метафора, фигура речи, и в этом смысле, высказывание– фрактальное, языковой троп. Его значение истинности, ни может быть выделено и записано однозначно, во всяком случае в виду известных, пусть и ситуативно ограниченных условиях истинности, логических описаний состояния. Это ближайшим таким образом колебание или кортеж смысла. Последний в общем таком смысле, колебания, всегда в суперпозиции, то есть в состоянии, в котором, может быть, N возможных смыслов, у такого метафорического высказывания, коль скоро метафора или любая иная фигура речи – это метафора всего и, прежде всего, любой иной метафоры, фигуры речи. Но коль скоро, кроме такого состояния имеется вполне конкретная метафора, и в ближайшем порядке, именно в таком знаковом составе и последовательности знаков, да еще и связанная с неким продолжением, и вполне определенным, то эта метафора, словно и любая иная фигура речи может быть рассмотрена в направлении ее более или менее однозначного смысла. Это различие и опознавалось прежде, словно различие между буквальным и переносным смыслом фигуры речи, метафоры. При чем косвенный, переносный смысл, оценивался по модели буквального однозначного, точнее формально однозначного, особого соотношение смежности, что получило название одно однозначного соответствия. Что и могло быть, и было некоей двойной возможной ошибкой или поспешностью. Коль скоро, кроме прочего, N возможных смыслов, явно ни один только возможный, и этот один возможный, явно ни всякий раз формальный, пусть бы и формальный смысл именно таким же образом мог бы быть и является метафорическим, фигуративным, скорее метонимией, коль скоро он лишь формальный. Что же далее? Далее видимо, резонно на основе найденного и могло быть, выработанного описания состояния значений метафоричности, фигуративности, в виду двух возможных половинных агрегатов такого описания состояния значимости условности, что исключительно могут быть или: и/л или л/и, и что, могут быть смежно сопоставлены любому простому афористическому, метафорическому, фигуративному выражению числом слов, от пустого множества до, ближайшим образом, множества состоящего из семи условных словесных единиц, и далее не ограниченного количества слов , то можно сопоставить один из этих агрегатов первому высказыванию в сложном. И это скорее всего л/и. Просто и не просто потому, что сандалии, это не облака, пусть бы и являлись обувью для ног. Эллипсис кроме прочего в первом высказывании, и составляет ближайшим образом развертывание фигуры речи, состоящей в том, что вместо обычных предикатов, правильных, понятию сандалии приписывается не обычный предикат, "быть облаками". И это возможная лож. Но прежде всего, это явно некая фигура речи, игра словами, или сокращенно для всякой такой игры, метафора. Именно эту, в том числе, и игру слов, можно проанализировать, исходя из многочисленных риторик, что в некотором наборе имеют до 150 вариантов базовых структур таких фигур. Эти структуры можно, в свою очередь, графически обозначать известного рода фигурами, что напоминают и частично являются геометрически математическими графами. Но не это теперь, ближайшим образом, предмет рассмотрения. Пусть бы и в последующем было бы, несомненно, интересно сопоставить результаты одного и другого анализа, на предмет выявления общих: упорядочений, структур и закономерностей. Теперь же, речь идет о некоей универсальной характеристике метафорической значимости. И потому можно продолжить, что коль скоро, сандалии – это не облака, пусть бы и были бы [удобны] для ног, то в виду возможного обозначения афористической и метафорической значимости этого высказывания удобнее, или скорее естественнее всего использовать второй половинный агрегат из двух, – Л/ И, – что вместе, составляют целое исходного полного такого агрегата, а именно: И/Л Л/И. Довольно просто можно показать, что этот полный агрегат, словно и некая инверсия такого полного агрегата, что вполне просматривается в виду уже сделанных шагов, а именно Л/И И/Л, могут продолжить вполне сопоставляться дальнейшему анализу смысла этой афористической метафоры. Просто и не просто потому, что сандалии, все же, нечто [удобное] для ног. И коль скоро это так, то это возможная истина. То есть, само по себе всякое такое сокращение, таков тезис, – а любая фигура речи – это скорее сокращение, афоризм, чем в прямом смысле метафора, даже если такой фигурой речи являются антиподы афоризмов, коль скоро такие, скорее сокращают содержание, чем форму выражения, подобно монотонным повторам, – это колебание, возможность, как истины, так и лжи, но, и ни истины, и ни лжи. Именно поэтому смысл всякой такой и не всякой такой, но самой разной, различной фигуры речи, приостановлен, ближайшим образом, в одном отношении, прямой референции, которой можно было бы смежно сопоставить некое однозначное, выделенное, логическое число, экстенсионал. И неограниченно открыт к пролиферации в другом отношении, к возможности отсылать к любому иному смыслу любой иной фигуры речи и фигуре речи, быть косвенной референцией. На самом деле, письма и разговора, такое дело обстоит видимо гораздо сложнее, чем аналог различия прямого и переносного смысла. Тем не менее, ближайшим образом для целей и задач анализа фигуративности может быть удобно начать с относительно простого и привычного, в известной степени, распределения. И коль скоро, любая фигура речи – это колебание и таким образом некое многообразие возможностей, то может быть вполне резонно развертывать поиск метафорической значимости знаковых и словесных последовательностей, в виде вероятностной логики. Логика афоризма, парадокса, метафоры, таким образом, это может быть некая универсальная характеристика, в том смысле, в каком колебание смысла, той или иной фигуры речи, это по аналогии с теорией вероятности, и дискретная, и непрерывная величина, и ни дискретная и ни непрерывная величина, коль скоро, парадокс, фигура речи или метафора, это граница. Граница же, это приостановка, но ни покой и ни движение, ни тождество, и ни противоречие. Но можно продолжить. И, коль скоро, ближайшим образом вариантов предложения анализа двух предложенных предложений, таким же образом два, то и неких предварительных расчетов таким же образом может быть два. Один, относительно логической связки конъюнкции, второй импликации. Если первым рассматривать вариант с конъюнкцией, то по не хитрым правилам можно получить следующую последовательность знаков: Л/И * И. Для того чтобы этот результат мог бы состояться, необходимо признать одно из высказываний парадоксальным, и как таковое колеблющимся, и потому не индексированным даже, но обозначенным в возможной таблице афористической значимости условности, словно кортеж смысла в виде агрегата из трех знаков. Само такое высказывание можно обозначать скажем p/i. И второе высказывание в общем сложном, распознать словно не противоречивое и не парадоксальное утверждение, что может быть или истинным, или ложным. Так что в виду логического описания состояния (возьмем Карнапа), такому утверждению p, или не p, может быть поставлено в соответствие, некое выделенное однозначное логическое число – экстенсионал, в виде не индексированного знака. В данном случае И или Л, 0 или 1. Если условиться, для дальнейшего продолжения вычисления, начинать с первого знака агрегата, переходя затем к единичному атомарному, то, ближайшая выходная последовательность для такой записи выходного значения афористической логической истинности условности такого сложного высказывания, с известной необходимостью таблицы истинности конъюнкции, может быть такова, Л / И. Что, ближайшим образом, в виду вероятности означает распределение 50 на 50 процентов, то есть, неким образом, наибольшую неопределенность, верный знак колебания и условности, отличную оценку метафоре в формальном смысле. И что в ином отношении, как раз, такой не является, но оказывается той самой определенностью 1/2, при бросании идеальной монеты, что наиболее устойчива при достаточно большом количестве опытов. Вероятность выпадения орла или решки ½. То есть при частом повторении такой структуры опыта в самих таких опытах, истина или лож, ни просто колеблются в известном соотношении, но это соотношение всякий раз оказывается устойчивым значением, аттрактором такого колебания. Иначе говоря, в случае парадокса лжеца, при достаточно большом количестве опытов с таким парадоксом, большей частью, большинство пользователей может понять, что говорящий в парадоксе лжеца не врет и не говорит правду, но колеблется, и таким оказывается всякий раз, сам по себе этот парадокс, это ни лож или истина, по значению, но колебание. Колебание, в котором, ни лож и не истина, ни могут даже начаться, отсылая между тем, к границам истины и лжи. И для прекращения, которого, колебания, достаточно хоть немного изменить что-то в этом высказывании, скажем, сказать: ты лжешь, он вчера лгал, или, я вчера лгал, и, таким образом, парадокс сразу же потеряет практически всю парадоксальную характеристику. Парадокс имеет место около истинного мнения просто потому, что лишь «около» него, известным образом «рядом» с ним, так, что известным образом безразлично к нему, это коллатеральное мнение, что смежено, поэтому, и ни лож или истина такого мнения, но колебание, парадокс. И да, если бы это могло бы быть только что-то негативное, вида лжи, то вся речь и любое письмо могли бы быть только ложными по слову поэта. Но коль скоро слово поэта, это иносказательное слово, то это лишь намек на то простое и не простое обстоятельство, что условность языка и речи, это приостановка или колебание в отличие от его естественности. Впрочем, это могут быть и действительно разные идеи, тождество- покой, колебание- приостановка и движение противоречие. То, что здесь может быть предмет для счета хорошо показать на примере второго предложения, сравнив его анализ с анализом первого предложения. И, коль скоро, теперь это импликация, то результат уже не будет Л/И, но иначе: Л/И импликация И, то есть И/И. Действительно, если сандалии, это облака для ног, и те, облака, могут быть хороши в жаркую, сухую погоду не только на ногах, «в переносном смысле», но и на небе, в виде, как раз самих по себе облаков, предвещая прохладу, и часто такой необходимый в жару дождь, то почему бы такому высказыванию, теперь, в виду возможной импликации, ни колебаться между истиной и истиной? С той только разницей от обычной логики высказываний, что это все еще колебание, а ни однозначный вывод. Но почему все же колебание? Почему ни лож или ни истина, однозначно. И да, коль скоро, такие высказывания, что были взяты выше в качестве примеров, это ни тавтологии лжи или истины, но скорее те, что могут быть истинны или ложны относительно ситуации, скажем, ходить в дождь в сандалиях может быть не слишком удобно. То если бы это высказывание о сандалиях в целом было бы однозначно ложным, словно однозначно истинным может быть второе атомарное в предложениях примерах выше, и которое может быть ложным, коль скоро погода может поменяться, и коль скоро прогноз погоды может ошибаться, то такое сложное высказывание в целом, могло бы быть однозначно истинным в иной ситуации. Но сандалии – это не облака, и видимо так, при, теперь любых известных условиях! Даже, если ходить в сандалиях в жаркую погоду и может быть удобно. И да, коль скоро тавтологии логики содержательны, это же размышление можно высказать теперь и о логических тавтологиях. С той только разницей от переменных в традиционном смысле высказываний, что, коль скоро, тавтологии формальны, то есть их содержание минимально по масштабу такой формы, – описания состояния и синтаксиса формул и языка, собственно логики, правил вывода, – то эти тавтологии истины или лжи не могут, образно говоря в математических теперь терминах, если ни в терминах электрического напряжения, менять знак. Истина не может оказываться Л, 1 нулем, + минусом. Тогда как, иные высказывания, что исходно называли "переменными", в отличие от тавтологий логики могут менять его. В одном из очередных начал построении фрактальной логики, это различие было проведено на наш взгляд ни достаточно определенно. Все переменные высказывания таким образом, могли оказаться и оказывались фрактальными. Но в общем смысле это не так, и не может быть так, и именно по масштабу таких высказываний. Высказывание: сандалии – это обувь для ног, ни является ближайшим образом метафорическим и как таковое парадоксальным. Из этого, впрочем, ни следует, что оно ни может стать им. Логический анализ, кроме прочего, может указать на то простое и не простое обстоятельство, что существительное «ноги» может быть недостаточно для обозначения человеческих или людских ног. И так далее, и так далее. Главным образом, именно потому, что частное понятие «сандалии» слишком непосредственно приравнивается в более общему, «обувь», и это является свидетельством простого и не простого обстоятельства, язык условен, это царство условности и сокращений, при всей его естественности. Наличие парадоксов, фигур речи, метафор, это по меньшей мере, функция различия индивидных и общих имен. И поэтому язык, это царство косвенного, условного смысла. Проклятие, что может тяготить скорее, теперь, ни буквальным смыслом, цепью привязки к ярму двузначной структуры, кода, вида: сколь веревочке ни виться, а концу все равно быть, – но смыслом условным, неуместно неуемной игрой словами, и да скорее колебаниями, чем истиной или ложью. Молчание золото, слово серебро. Но молча не нанять судно и не отправиться в плавание за золотом в далекие страны, коль скоро золота мало, и оно редкое. И в этом отношении, да, действительно, любые знаковые последовательности являются фрактальными, кортежами смысла, условными, в том числе и последовательности тавтологий. Но чтобы это могло значить кроме того, что все связано со всем, и метафора – это метафора всего, любая такая последовательность – это возможное следствие любой иной? Ничего иного. Но и именно поэтому, что иное, все же, может быть, – молчание мастера и подмастерья в мастерской, за которым, и без слов ясно что делать, – и более того должно, стоит различать масштабы. И не только потому, что так удобно и/или должно, но еще и потому, что так уже сложилось, масштабы различаются и меры используются, крайне имплицитно и не проясненным образом. И это, последнее может быть, странно учитывая, все то многообразие инструментов анализа, кроме прочего, и математического, и логического, и алгоритмического, что уже выработаны и задействуются. Нет, мол качество ни считается. И универсальная характеристика – это вещь в себе навеки.
Так можно ли продолжить?
И видимо, да, можно. С тем только теперь важным повторяющимся предварительным уведомлением, что могло и забыться с начала статьи, это скорее лишь методологический намек на возможность, для которой, впрочем, могут быть найдены, едва ли ни все готовые технологии для реализации, с тем чтобы только скомбинировав, сконструировать цифровую программу, что ближайшим образом могла бы оценивать меру афористичности и метафоричности, условности любого текста генерируемого ИИ. И коль скоро, речь пойдет о границе буквы и духа, в вопросе, что ближе к прямой референции, то или иное, условность или естественность языка, ближе теперь к безусловному, то и явно, это все еще первое приближение, ни может быть чем-то большим, чем отдалением от приближения к метафоре метафорой.
Что если рассмотреть возможности колебания метафорического значения условности, теперь,словно исходно, для начала, прерывную случайную величину между: 0 и 1. Тогда, и действительно, в виду возможного анализа парадокса лжеца, некоего атомарного афористического иносказания, парадоксального высказывания, рядом распределения случайной величины и соответствующей таблицей может быть та, что появилась в очередном новом начале конструирования, образования и организации фрактальной логики. График которой, впрочем, окажется неким образом выстроенных в ряд и перевернутых углов, скорее от равнобедренных треугольников. Коль скоро, по оси абсцисс могут быть отложены числовые значения, соответствующие теперь номеру выпадения значения, а по оси ординат сами такие значения, вида 0 1. И да по оси абсцисс 0 и 1 перед следующими числами натурального ряда, станут обозначать цифры отсылающие к номерам выпадения значений в ряду, а по оси ординат, 0 и 1, это могут быть выделенные логические значения, теперь афористической условности, пределы диапазона колебания. Просто может быть изобразить или представить себе такую картинку, напоминающую вершину забора с треугольными окончаниями штакетин такого ограждения, на вершинах которых всегда будет 1 и на нижних экстремумах, возле основания треугольников, 0, зигзаг в пределах диапазона, что может неограниченно возрастать, монотонно повторяясь слева направо, или справа налево. Но обычно вероятностные дискретные случайные величины редко выпадают в своих дискретных значениях на края интервала, в котором колеблются. Скорее закон распределения все время удерживает их в пределах интервала, между невозможностью – 0, и (почему бы нет, аподиктической) достоверностью – 1. Тем более, это происходит с непрерывными случайными величинами, что попадают скорее в некое поле, плотность распределения, в облако. Все будет в Azure. (Промежутки между штакетинами могут быть примерами такого попадания, коль скоро, скорее среда, в которой забор, это нечто непрерывное, чем он сам.) Только, в крайних случаях, что все же бывают, все пули из очереди при стрельбе из автоматического оружия попадают в центр мишени или мимо нее. Все буквы являются гласными или согласными, все слова словами "Я мыслю следовательно существую" или мычаниями, и т.д. Коль скоро, кроме прочего, писать это словно и стрелять в метафорах Сартра. («Что такое литература?») И потому, здесь явно может быть предмет для расчета, исчисления. Что если в виду самых разных кортежей смысла, вида И ЛЛ ИИИ или Л ИИИ, сопоставлять этим значениям вероятность по простому принципу, скажем во второй записи из последней группы из двух, сопоставить знаку Л величину вероятности 1/4. Остальные обозначать для всех по 1/3. Итоговая запись может быть такой 1/4 1/3 1/3 1/3. После чего, все это можно суммировать и /или умножить по правилам сумм и множителей в теории вероятностей, с тем чтобы получить некое вероятностное значение, теперь афористической условности некоей знаковой последовательности.
И таким образом, хоть и вновь в ближайшим, по ходу рассмотрения, в горизонте последовательности вопросов и ответов,инспирированных, кроме прочего и очередным новым началом формирования фрактальной логики парадокса, осталось пусть и предварительным образом наметить, каким путем извлекать из таких знаковых последовательностей, вообще говоря, любых, теперь эти кортежи выделенных значений состоящих из теперь логических значений афористической и метафорической условности, вида И/ Л или 1/0 перемежая их однозначными числами таких экстенсионалов? Это может быть ни совсем то же самое, что и в разобранном примере выше, коль скоро в результате может получаться некое, пусть и скорее дробное, но единичное число, значение вероятности в пределе от 0 до 1. И да косая слеш таким образом уже может ни быть таким знаком слеши, знаком колебания, что может и действительно колебаться, в гиф файле, вставленном в текстовый файл, но знаком алгебраической операции деления в математике. Результат может быть однозначным числом буквально, пусть и скорее дробным. Тогда как в примере, что был проанализирован выше иным способом, парадоксальность никогда не исчезает, даже в конце. И об этом свидетельствуют, как минимум две таблицы истинности для одного парадоксального высказывания, или агрегат знаков в одном квадрате таблицы, от высказывания парадоксального, которому только стоит войти в сложное, как оно тут же целиком становится парадоксальным. Формально, – и при условии, все же, сохранения двузначного кода структуры распределения возможностей, – это тот пункт, когда из парадоксальных посылок получают парадоксальный вывод. Что формально соответствует тавтологии тождества, словно и многим иным тавтологиям, что выполняются, и потому, это все еще логика, ближайшим образом, правила такой формальной игры. Понятие конкретно всеобщего быть может немного тяжеловесно и старомодно теперь, тем не менее может быть верно, в том отношении, что тавтологии логики ни могут быть частью ни приостановлены, и ни могут быть актуальны все, всем составом в любой логической системе. Часть из них непременно может быть приостановлена, какова бы ни была логическая система исчисления. И это касается, как тавтологий лжи, так и истины. Обобщенное описание состояния, что можно назвать и всеобщим, приостанавливает все тавтологии, просто и не просто потому, что отсылает к всецело произвольной возможности записать что-либо произвольным образом, а ни только видом абстрактной машины Тьюринга, или еще какой -либо. Но от такой приостановки тавтологии не меняют знак. Иначе это ни было бы логическим описанием состояния пусть и обобщенным всеобщим. Общая теория алгоритмов иначе, приостанавливает все тавтологии лжи. Это условие такой теории, общей теории машин и как раз для того, чтобы те двигались. По отношению теперь к этому проекту всех остальных, прежде всего, алгоритмических машин, все остальные проекты, и тем более их реализации в конечных автоматах, которые могут включать многозначность в такие проекты и реализации языков программирования, могут рассматриваться словно уже движущиеся машины, коль скоро многозначность в виду Null, скорее лишь около, рядом с непротиворечивостью составлена. Эта граница и намекает ближайшим образом на тот же вопрос, каким образом условность может быть безусловна, естественна, косвенная референция прямой, приостановка выполнением. Так что ответ: образом повтора, теперь может выглядеть, и слишком коротким, и слишком наивным, и слишком абстрактным. Если ни слишком длинным. Словно реализация этого образа, повтора – аллитерация, стилистический прием, что часто встречается в музыкально-поэтических произведениях искусства в клипах т.н. массовой, и такой иногда локальной культуры. И да парафраз, таким же образом сокращение, как и афоризм, просто и не просто потому, что истина не может быть высказана вся и сразу, и да видимо «никогда» ни может быть такой сразу и всей, пусть бы и в виду этого текста, как одного и случаев примеров, экземпляров реализации неких истин, и ни хотелось бы говорить «никогда». Большая часть остальных систем, так или иначе, формализованных логически и элементарно математически, исключают или приостанавливают, те или иные тавтологии локально или конкретно, относительно той или иной ситуации. Но те, ни перестают быть тавтологиями логики, то есть ближайшим образом не меняют знак. Это остается залогом их всеобщности. И каким-то образом уместности все еще. Так что нельзя сказать, что ни одна из них ни выполняется или ни граничит с выполнением, ни трассирует, по верх разрыва, приостановки. На долю конкретного, остается, выполнение или приостановка, столь популярная теперь, локальность. Замыкание по масштабу. В этом кроме прочего может быть истина релевантной логики, что да непосредственное продолжение логики фрактальной в известном смысле. Простой пример, формулы, что верны, в случае, когда материальная импликация оказывается формализацией теории логического вывода, считаются парадоксальными, когда эта импликация приостанавливается в качестве такой формы логического вывода. Обнаружение их возможной парадоксальности было обязано открытию многозначности и возможности иных систем логики, – и прежде всего в модальностях, – чем условно исходный набор, в котором вывод ни имел никаких иных импликаций для формализации, кроме материальной. Все что было чувство языка, конечно же естественное. На недоумения Аристотеля, внимания ни обращали, стараясь держаться достигнутых основательно результатов. Впрочем, ни все, история модальной логики и модальности такая же древняя, словно и вся остальная история формальной логики, начиная с Аристотеля и античных стоиков. И все же, фрактальная логика своеобразная настолько, что парадоксальна, и если и исчисляет что-то, то парадоксы и да логические парадоксы. Но могут быть и иные исходы, помимо тривиального пункта, что гласит: истинные посылки – истинный вывод. Что с пунктом, когда, из не парадоксальных посылок может быть парадоксальный вывод, что, теперь, совсем ни лож, но колебание на новой границе новой области исследования – метафора, инициирующая новую науку? Или что с тем обстоятельством, когда посылки парадоксальны, а вывод не парадоксален, однозначен. И цикл удалось не ясным пока образом, но остановить. И эти вопросы можно задать, коль скоро, формально говоря, парадоксальные посылки, это могут быть любые индексированные знаки? Ближайшим образом, очередное начало логики парадокса состояло именно в таком пункте, парадоксальные посылки не парадоксальный вывод, коль скоро в результате, все индексированные знаки исключались, и каковы бы ни были таблицы, какие бы соотношения ни исследовались, в тексте «Фрактальной логики», результат содержал не индексированные абстрактные одиночные знаки в одиночных квадратах. И потому в продолжение оказалось возможно построить начало системы, в которой все могло бы быть, если и ни почти не так, то совсем не так в отношении логической парадоксальности, что теперь не исключалась словно ранее, пусть бы и ранее исключалась бы ни сразу.
И да, сделать это, и далее, и ни просто. Коль скоро, и предмет для расчета ни прост, но некая оценка качества смысла, и да, оценка ближайшим образом количественная. Коль скоро, афористических оценок афористичности и метафорических оценок метафоричности может быть, то еще большое множество, и все кошки могут быть серы, в особенности в темноте, или того гляди, в болоте. И коль скоро, начало ни может быть ни общим то, стоило рассмотреть очередной исходный пункт более внимательно на предмет обнаружения пусть и относительно иных возможностей, но что реализуются относительно в том же смысле нахождения числа, теперь такого числа, такой универсальности. И, потому что же, стоило, теперь, попробовать воспользоваться некоторыми, из многочисленных теперь наработок теории вероятностей и случая, немного иным образом, чем это возможно было предложено в очередном начале и в дальнейшем развитии. И по крайне мере, так, чтобы ближайшим образом, адоптировать часть из них, к уровню всем доступного понимания учебника. С тем важным предупреждением, что это некий намек на общий горизонт только одной из возможных систем, одной из возможных теорий или одного из возможных языков фрактальной логики и скорее методологического характера. То есть, для реализации проекта построения программы исчисления условности текста, можно придерживаться следующего возможного упорядочения. Необходимо видимо, прежде всего создать нормативный текст, путем логического анализа и построения правильных предложений некоего субстратного текста из базы данных «дата сета», то есть из исходного текста для такого нормативного анализа и производства. Используя для этого ближайшие из многообразий теории множеств. Создавая первично нормативный текст из исходного текста, что в свое время окажется вторичным образом нормативным для его собственных производных. После этого логического анализа и приведения предложений исходного текста, кроме прочего к правильной логической, грамматической и синтаксической форме, можно неким образом посчитать уровень или масштаб афористичности исходного текста, сравнивая логически, грамматически синтаксически правильные предложения и предложения исходного текста. И каким же образом? Прежде всего предложения исходного текста видимо следует подвергнут еще одному анализу и теперь следующего характера. Некие атомарные агрегаты, вида и/л или единичные значения, вида «и», следует сопоставлять теперь частотности появления стандартных массовых сочетаний: префиксов основ и суффиксов, приставок, корней, суффиксов и окончаний, как внутри слов, так и между ними, с тем чтобы обнаружить обычные и не обычные последовательности знаков, фрагменты. Этим только ближайшим образом частым и нечастым, – коль скоро могут быть и иные технологии сопоставления смежных множеств, ни основанные исключительно на атомарной частоте, ближайшим образом построение абстрактов из текстов цифровыми программами основаны ни только на частоте случаев регулярных выражений и слов, – менее «частым», сопоставлять агрегаты или знаки так, или примерно так, словно было показано выше в примерах предложений о сандалиях. Коль скоро, по меньшей мере, можно ни часто встретить слова сандалии и облака вместе. И затем определить массовую степень или масштаб афористичности, или метафорической условности исходного текста, что затем станет вторично нормативным для его производных. Этот исходный текст должен быть большим. Видимо, скорее вся Плеяда, чем только Ронсар. Скорее Гете и Шиллер, чем только Гете, и скорее 12 и Пушкин, чем только Пушкин, и т.д., в прочем 8-го можно и не брать. Скорее, тем не менее, все тексты всех поэтов, чем один и из одного языка. И да, тексты всех философов, ученых, писателей, художников, медведей или быков, юристов и законодателей, богословов или политиков. Можно в пределе попытаться собрать все эти тексты вместе, ради создания наиболее обширного исходного текста, что станет вторично нормативным. Но это явно ни задача для первого раза. И коль скоро, хотя бы какой-либо вторично нормативный текст станет создан, вместе с первично нормативным, можно перейти к оценке и подсчету меры афористичности его производных, то есть любых иных тестов, конечно ближайшим образом тех, что являются относительно непосредственно уместными для такого текста, скажем, вида: текстов любителей Гомера, на основе текстов Гомера и этих любителей. В этих текстах предмет поиска на основе вторичной нормы, это отклонения и нахождения, "ошибки", повторения и попадания в открытие, что оцениваются относительно полученной нормы. И да, оценки скорее ни исключительно образом нормативной логики, и разве что в виду первичного анализа, коль скоро, операторов такой логики может быть только два, разрешено и запрещено, или даже один, запрещено, и только. Но в виду операторов, и даже ни возможности, модальности, коль скоро из них таким же образом может быть только один – необходимость, но вероятностей. Для которых, может быть характерно, что роман "Война и мир», и спонтанное перемещение в соседнюю галактику, это события равно невозможные, до их появления, но одно практически вероятное, другое нет, и оба крайне редкие, то есть, пусть бы и вероятность второго события могла бы быть и не нулевой. То есть, обезьяна могла бы спонтанно переместиться в иную галактику, словно и Л. Н. Толстого могло бы занести туда нелегкая, но все так же, макака, так и ни смогла бы написать «Войну и мир», набрать такой текст путем случайного совпадения клавиш в последовательности набора, и это было бы невозможно практически, пусть бы и вероятность такого события и могла бы быть ни нулевой. Впрочем, если обезьяны могут играть в цифровую программу «Пинг Понг», усилием мысли, то почему бы им правильно ни набирать на клавиатуре? И ответ видимо может быть таков, потому что для этого необходим «Нейролинк», словно и для игры обезьяны в цифровой Пинг Понг. А это, вообще говоря, не просто. И да, далеко не просто случайно и не просто вероятно. В сети можно встретить видео рекламирующее «Эврику», цифровую программу, алгоритм, от Nvidia, что генерирует коды подкрепления или вернее вознаграждения для конечных автоматов, с тем чтобы роботы могли бы быстрее учиться совершать быстрые и ловкие движения, скажем, пальцами ни белковых рук, перебирать шары или набирать на клавиатуре. И таким образом совсем недавний глубокий фэйк, когда методом, условного говоря, хромакея, человека на видео могли заменить образом ловко движущейся машины робота, что эффектно выигрывает розыгрыш мяча в настоящий Пинг Понг у другого человека, теперь, может быть ни только пророчеством, ни только предсказанием, но верным прогнозом, если ни вновь глубоким фэйком. Коль скоро, может не быть никакого алгоритма Эврики, и это вновь глубокий фэйк. У всякой количественной степени может быть эта черта, чем ее больше, чем такая степень наиболее велика, тем качество может быть ближе, и как раз противоположное к тому, что так последовательно могло преследоваться. Казавшее глубоким фэйком, подделкой, если ни ложью, может статься истинным прогнозом. Но может и не быть, и в этом сложность, что ни существовала бы ни будь случая, что может быть полез или бесполезен. Казавшееся истиной может оказаться, мягко говоря, ошибавшейся, заблуждавшейся молвой. Но таковы же могут быть соотношения между "новыми" и "прежними" фигурами речи, и только в первом приближении. Ближайшим образом, только большие масштабы, время которых, впрочем, может быть и очень быстрым, теперь, могут внести хоть какое-то различие в эти последовательности, словно в метафоры, что теперь не метафоры, но естественные следствия, или метафоры, что были метафорами, но перестали быть и теперь вновь оказываются блестящими, золотыми, и т.д. И да, может вновь показаться, что метафора это лож, словно, и глубокой фейк, это не произведение искусства, чья референция приостановлена, но намеренное и реализованное стремление, выдать одно за другое, подмена, и не просто понятий, но короля. Или, художника, нарисованного на картине, и которого хотят выдать за настоящего, мол рисующего вон там, в отдалении. Трюк или фокус из диалога Платона, что Веласкес условно инвертировал, коль скоро, художник на картине Менины, как раз, вот он – нарисованный, но настоящий зритель находиться на месте, мол, модели такого нарисованного художника, королевской четы, ибо такова игра по законам перспективы, и коль скоро, де, все теперь короли. И таким еще образом, можно спросить, кто и как, так четко вырезал глыбы Египетских пирамид? Кто сделал самую большею чашу из малахита в Эрмитаже, мастера резчики Урала или инопланетяне? И эти вопросы могут только усложняться, коль скоро, любая последовательность знаков, это афоризм перед истиной, и да, все может иметь значение, коль скоро, кроме прочего, метафора, что метафора всего, и истина может быть высказана здесь и теперь, кратко и талантливо. Сложность в том, что истин много, хоть все такие и те же истины, словно истины, то есть в известном смысле истина только одна. Короче, оценка должна исходить из простого и не простого обстоятельства, что могут быть события, невозможные, но вероятные, более того таковы, невозможны, все вероятные события до момента, в который они происходят, и действительность лучшее доказательство ни только возможности, но и невозможности, коль скоро та, может быть случайна, уникально полезна или бесполезна, но действительна. И с той только разницей относительно действительности, что все относительно практики, какова бы она ни была. И да, практики масштабов. И хорошая новость может быть та, что и камень может быть умным, и не только в смысле легко попадать в цель из пращи, но и разума, что хоть и болезнь галлюцинации, но к благу. Впрочем, скорее, таким образом, к предмету веры, чем знания, коль скоро благо, мол не факт. И таким образом окажется, что первично нормативный текст, что может быть получен путем логического анализа – это условность. Условность ни меньшая, чем все остальные возможные первично нормативные тексты, на основе которых можно создавать вторично нормативные, и затем только оценивать меру условности их производных. И совокупная вероятность любого нормативного текста, видимо, может быть равна результатам вычисления по формулам коллизии условной вероятности- частоты и вероятности безусловной, в виду всего доступного массива таких нормативных, в большом массиве текстов. И самые разные простые и сложные коррекции и преобразования таких расчетов, как и чувство юмора приветствуются, коль скоро может случиться так, что истина, действительная безусловность или безусловность в действительности истины, окажется у мол Богом забытой вторично нормативной кучи (много, мало и куча), чем у ее стандартно и глобально признанных многообразий.
Но как же быть с тезисом о «естественности», скажем логического вывода, если все столь конвенционально. Что с колебаниями Платона в диалоге «Кратил»? И ответ таким же образом может быть прост и не прост. Природа – это скорее вероятность и вероятностные закономерности, что тестируются на переходах границ больших масштабов, будут ли такие масштабы значительно малыми или значительно большими, значительно знакомыми или значительно новыми. И да, скорее вероятность индивида, и ближе к такому вероятностному количеству, случая. Верно, может быть что случайность резвиться на поверхности необходимости, но та может быть поверхностной из глубины, только на массиве случая, на множественном многообразии случайностей. Условность же – колебание и/л, четкая логика нечеткости, у которого может быть примечательная граница с естественностью, непрерывной случайной величины, вернее с законом ее распределения, облаком, почему бы ни Azure. Посмотрим, все данные, в сети WWW, передаются не по линейным протоколам, и давно, данные фрагментированы в принципе, словно и потоки данных, что передаются перемежающимися трассирующими пакетами фрагментов различных сообщений, это ускоряет процесс и потому законы этой фрагментации и трассировки, все время усложняются. Так, что иногда те, кто пытаются понять, что же там происходит в таких потоках, стремясь к этому в умных книжках, констатируют, что система функционирует, едва ли ни божьей милостью, вида, когда-то: plug and pray, тереби и молись. И, да, у ИИ бывают «приходы», галлюцинации, и для этого совсем не нужно, ни травы, ни грибов, ни, какого-либо иного наркотика. И зачем бы это, брать ответственность за него, в студии программирования, тесно интегрируя с такой студией, если можно оставить ИИ для Git Hab, что и без того уже много натворил. И потому еще, все, или рай для программистов, что могли бы использовать ИИ непосредственно, в среде графического конструктора интерфейса цифровой программы, и конечно в среде редактора кода, если и будет, то скорее в Azure, в облаке, в Git Hab, и при этом, да, чудесным образом в студии программирования. Сложность в том, что какова бы ни была студия. Но проекты, что опубликованы в такой студии программирования могут оцениваться программой антивирусом словно потенциально опасные и просто опасные, и блокироваться при выполнении, тогда как в студии проблем могло и не быть. И это не так может быть, скорее всего, когда антивирус не запускается на полную проверку, словно в Сиэтле можно обходиться временами и без полицейских. Надо думать, оставляя только Microsoft defender. Но между тем, могло быть сделано уже много полезных программ, удобных и впечатляющих по результатам использования, что прошли испытание временем, если ни тестированием. И куда же еще такой, пусть и умный, но сырой, если ни тупой камень, что мало ли что может натворить? И потому скорее все, если и может быть, то может быть скорее в Azure, в облаке. См. : www.youtube.com/watch?v=8MBUl0f2Ojw
"СТЛА"
Караваев В.Г.