Он говорил:
- Не покупай черное, будет время, еще наносишься.
И смотрел при этом внимательно, поверила или нет. А потом отводил взгляд. За несколько лет до. Лет за пять. Ничего плохого и вообразить нельзя было. Если б кто сказал тогда о ковиде, сочли бы фантастической утопией.
Он как сумасшедший слушал песню «Ах, как хочется жить», каждый день, по нескольку раз в день, в машине. Лет за пять.
Он купил квартиру, чтобы ребенку было где жить, и посадил у подъезда вишню. «Чтоб расцвести… деревом… для новой жизни»…
Он научил шести-семилетнего сына водить - машину, трактор и погрузчик. Купил гараж и выделил ему полку, ящики и инструменты, чтобы играть уже по-взрослому. Придумал ему увлечение, которое сделает жизнь лучше и интереснее. И умер.
Мы поссорились, он уехал жить к маме. Просил выбрать ему летние джинсы, а теплую обувь уже не просил. Осенью заболел. В ковидном госпитале лежал со свекром и братом.
Писал, как упал на улице, еще не знал, что болен, прям у поликлиники. И никто не подошел ему помочь. Еще просил попросить за него прощения у его родителей. Я не просила. Прошу сейчас.
Накануне ночью доктор сказал:
- Попросите свекра, он же в палате, пусть даст вам поговорить.
Но свёкр как раз днем велел не звонить ни ему, ни свекрови, мол, слишком тревожу.
Утром его мама позвонила сама:
- Приготовь костюм.
- Зачем? - можно было не спрашивать.
Моя мама сказала: какой ужас. А больше ничего не сказала. Хотя уже два года прошло. Никто из родственников тоже ничего не сказал. Никто не позвонил. Хотя, нет, брат звонил один раз. А потом наступил вакуум.
В этом вакууме свекры несколько раз просили не приезжать на похороны. Я послушная. Подсчитала время, когда они должны уже быть в кафе, тогда поехала. Теперь я ему покупаю цветы, какие он мне всегда дарил.
Потом свекровь сказала получить свидетельство о смерти. В ЗАГСе удивились: вы что, его уже мама забрала. Пришлось брать повторное, и всякие другие документы – повторные. Все бумаги и деньги остались у свекров. Позвонила его родителям и узнала:
- Ты ему никто.
Мы познакомились, когда мне было 23. И четырнадцать лет были женаты. У нас чудесно любимый сын. Я официально вдова, и я ему никто.
Наверное, маме так легче. Наверное, она его себе забрала, заполучила, он теперь в двух шагах от нее навсегда, и она ухаживает за могилкой. Ей больно, я понимаю, но и мне тоже.
У нее его телефон. Все фото у нее. Она читала нашу переписку, стыд какой, хорошо, хоть самое личное не в вацапе.
Свекры получали выплаты у него на работе, документы, общались со всем миром, как единственные его родственники.
Продали гараж. Подарили ребенку рулетки и отвертки.
Продали новую машину. Но сделали большое дело, старую машину, которая давно не ездила, подарили ребенку:
- Забирай, или я ее под подъезд поставлю, пусть гниет.
Подали на наследство. Говорили, чтобы я отказалась от своей доли. Принесли доказательства, что дарили мужу деньги, и подарки нотариально заверены.
Пусть я плохая, но я получила все, что положено официально. И долю в жилье, которое они дарили. Я думаю, что муж работал с 14 лет. Всю жизнь работал. И жил он не для своей мамы все-таки. А для себя. И для своего ребенка.
Сейчас у свекра заболевание. И они с бабушкой подарили внуку некоторые части своих частей жилья. Теперь мы с сыном так богаты, что даже не положена соцвыплата на ребенка. А свекровь звонит иногда ребенку и жалуется, что у нее нет денег. Почему она не может сказать, что ей больно, почему переводит чувства в деньги?
Я не могу ей помочь. Я никому не могу сейчас помочь. Я могу только ходить иногда к той вишне, перед подъездом. На ней начали желтеть и опадать листья. А свекр рассказал давно еще примету: пока на вишне листья не пожелтели – будет еще тепло. А желтеют, значит зима наступает. Мне очень холодно. Завтра был бы его день рождения. Неделю назад был день его ухода. Два года назад. Но «по весне» дерево «расцветет для новой жизни». Я прихожу весной смотреть, как оно расцветает.