В сцене из «драматической хроники» Островского точно указано место и время действия – «Шатёр в селе Тайнинском» (сейчас Тайнинское – район Мытищ), «18 июля 1605 года». История сохранила для нас сведения, где и когда произошла встреча Лжедмитрия I с его «матерью».
И снова тот же вопрос – как и почему произошло признание?
В начале сцены мы видим старую, измученную жизнью женщину (хотя Марфе было в тот момент лишь немного за пятьдесят), которая «от суеты мирской давно отвыкла»:
Поверь ты мне, голубчик, ничего-то,
Ох, ничего-то мне не надо! Только
В монастыре и жить мне; я забыла,
Как люди-то живут.
Три встречи с тремя разными людьми показывает нам Островский, и с каждым из них царица Марфа ведёт себя по-разному. Привозит её в Тайнинское Михаил Скопин-Шуйский – ещё одна трагическая фигура того времени, «младый, цветущий юнош»; он очень сдержан, скажет лишь: «Будешь ты, наша мать, царицею московской», - и попросит: «Попомни нас тогда, своих холопей! За дядю гнева не держи на нас!» И Марья заметит: «Ты млад еси, а красен и разумен», - и даже так по-женски поинтересуется: «Гуляешь холост?» - «Не женат пока…» (думаю, что Островский рассчитывал на память читателей и зрителей: «Храбрый же Скопин, спасший Россию, получил от Василия Шуйского в награду — яд. Царь приказал его отравить, досадуя, что московитяне уважали Скопина за ум и мужество более, чем его самого», - писал М.Бер; таинственная смерть 23-летнего талантливого полководца ещё усилила недовольство Шуйским).
Затем появится Пётр Басманов, которого в былые годы Марфа знала («Ты молод был тогда»). Приверженец Лжедмитрия, он станет выполняет свою миссию: «Великий царь и государь Димитрий Иванович зовёт в свой город стольный тебя, царицу», «Он повелитель, не только звать и приказать он может — сама бы ты должна навстречу сыну не ехать, а лететь». Его не тронет горе матери («Я в Угличе его похоронила, от слёз моих там реки протекли…»), он не захочет слушать рассказа о гибели царевича. Он станет убеждать:
Забудь про всё!..
Пришла пора поцарствовать тебе,
Назло врагам твоим, на радость братьям
И сродникам, опальным, заключённым.
А когда не подействуют убеждения, не остановится и перед угрозами:
Замкни уста! Ты Дмитрия не знаешь!
Он наша радость, наше упованье.
Остановись! Душа моя не стерпит,
Не вынесет она позорной брани.
Но натолкнётся на достойный отпор от женщины, которой уже нечего терять:
Пугать меня! — жену царя Ивана,
Того Ивана, перед кем вы прежде,
Как листья на осине, трепетали!
Я не боялась и царя Бориса,
Не побоюсь тебя, холоп!
А вот затем уже появится Самозванец. И сразу же после обращения «Родимая!» будет «остановлен посохом»: «Постой-ка! Ничего-то ты не похож».
Почему же всё-таки согласится признать? Чуть раньше она скажет Басманову, что в прежние годы для мести Годунову она «тогда бы сыном подкидыша паршивого признала, щенка слепого детищем родным!» Сейчас, выслушав от «сына», что им было сделано («Я трон тебе готовил, я злодеев твоих губил, сбирал твой род и племя по годуновским тюрьмам», «Я очистил широкий путь тебе в твою столицу»), она поначалу скажет:
Молиться
Всю жизнь мою за милости твои
И чтить в тебе царя — рабой, коль хочешь,
Служить тебе я с радостию буду;
Но матерью!.. Нет! сердца не обманешь!
Не так оно забьётся, если сына
Родимого прижмёшь к своей груди.
Однако, выслушав пылкие обещания («Ты назовись лишь матерью — я сыном сумею быть таким, что и родного забудешь ты»), заколеблется: «О, если б ты был мой сын!» А узнав, что ни у кого не отнимает сыновних ласк, признается: «Тебя я полюбила…»
И – закономерный итог: «Ты мой! Ты мой!» - «И сын, и раб покорный!»
Мы слышим обещания Самозванца:
Обнимемся! Союзом неразрывным
Мы связаны на жизнь и смерть. Пойдём!
Отбрось теперь свой посох: эти плечи
Могучие тебе опорой будут.
Поди ко мне поближе,
Взгляни ещё в мой глаза!..
Пригрела, пожалела «сироту, без племени и рода»? Или благословила мстителя? Думаю, что у Островского всё неразрывно связано…
***************
Из исторических источников нам известно, что, поселившись в кремлёвском Вознесенском монастыре, Марфа принимала у себя невесту «сына» Марину Мнишек, а её братья занимали почётное место на свадьбе своего «племянника».
Обратимся к рассказу Костомарова о поведении царицы во время убийства Лжедмитрия (к этой сцене у Островского я вернусь позднее). Услышав от Димитрия «Вы знаете, я царь ваш и великий князь Димитрий, сын царя Ивана Васильевича. Вы меня признали и венчали на царство. Если теперь ещё не верите, спросите у моей матери, — она в монастыре, спросите её, правду ли я говорю; или вынесите меня на Лобное место и дайте говорить», - «князь Иван Голицын крикнул во всеуслышание: "Сейчас я был у царицы Марфы; она говорит, что это не её сын: она признала его поневоле, страшась смертного убийства, а теперь отрекается от него!" Эти слова были тотчас же переданы из окна стоявшей толпе». Приводит историк и другие варианты ответа: «По одному известию, Марфа отвечала: "Не мой!" По другому — она сказала загадочно: "Было б меня спрашивать, когда он был жив; а теперь, как вы убили его, уже он не мой!"» И цитирует народные песни, где бояре спрашивают инокиню Марфу:
«Прямой ли царь на царстве сидит,
Твое дитя рождённое,
Что Дмитрий царевич углицкой?»
Инокиня мать отвечает им:
«Вы глупы бояря — неразумные!
Вестимо Богу и всей земли,
Что потерян князь Дмитрей на Угличе».
И объясняет, почему прежде всенародно признала его сыном:
Приезжает с угрозою,
Привозит на-голб саблю вострую,
Велит называти своим сыном,
Князем Димитрием царевичем Углицким…
Известно также, что 3 июня 1606 года она торжественно встретила в Москве мощи святого царевича Димитрия, принесённые из Углича…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь