Оба разинули рты и с подозрением уставились на маму. Та степенно отложила половник и сообщила пузатой супнице, словно та была её собеседницей:
— Думаете, я не знаю, чем вы тут занимаетесь? Да на ваших лицах всё написано! Какой стыд, взрослые же люди, а не можете себя обуздать!
Валерка побагровел.
— Простите… Но мы, действительно, взрослые люди и вообще-то женаты. Уже полгода как. Так что я не очень понимаю, на что вы тут намекаете, да ещё и так оскорбительно.
— На что?! — неожиданно высоко взвизгнула мама. — Да ты посмотри на неё! Живого места нет! Изверг!
— Я думал, вы поможете как-то её переубедить… — Валерка встал и теперь грозно нависал над тёщей, — заставить взять себя в руки, а вместо этого вы тут паясничаете! Тоня же согласилась исправиться!
— Сядь, — отрезала мама. Порядком взбешённый здоровяк со сжатыми кулаками не поколебал её ни на миллиметр, ни один мускул не дрогнул на красивом лице, — и послушай. Ты наивен и не понимаешь, с кем имеешь дело. Я предупреждала, чтобы ты был осторожен со своими желаниями, но, как вижу… Меня не услышали. Тоня — очень, очень особенная. А ты… Не сумел довольствоваться тем, что имел, а ведь клялся и божился, что любишь её и что на другую не посмотришь… И куда же ты смотрел на самом деле? Туда?
Мама махнула на злополучный шкаф и скривилась. Валерка поник, сел на стул и упёр глаза в край столешницы. Теперь он боялся даже глянуть в ту сторону, где красовался шкаф. От частого ёрзания ножки проложили борозды на паркетной доске.
— Откуда вы знаете про комнату?
Мама презрительно фыркнула.
— Когда Тоня родилась, я проводила там многие часы.
— В моей квартире? — голос его окончательно сел.
— Нет, конечно. В своей. Там моя девочка была идеальной. Она ласково улыбалась, обожала маму и тихонько спала, сколько потребуется, если я уставала. И никогда не болела. В первый раз я заснула внутри, когда настоящая Тоня лежала с температурой и орала дурниной. А в комнате та же самая девочка была абсолютно здорова и ласково гулила. Когда я набралась сил и решилась выйти наружу после особенно длинной бессонной ночи, настоящая Тоня давно охрипла от криков и перепачкалась из-за отсутствия… хм… должного ухода. После этого я довольно долго игнорировала комнату. Запрещала себе даже думать о ней.
Тоня всё сильнее вжималась в сиденье стула и так впилась глазами в мать, будто собиралась прыгнуть и только редким усилием воли всё ещё удерживала себя от нападения.
— Комната появилась, когда она родилась? — пристыженно спросил Валерка.
— Да. Как только мы вернулись из роддома. Было так чудесно иметь отдушину… Уверена, ты-то меня понимаешь.
— Да, — Валерка еле-еле разлеплял пересохшие от волнения губы, — но почему она… — он не глядя кивнул на жену, будто ему было больно смотреть на осунувшуюся фигуру, — такая? Почему ей плохо? Это из-за меня? Из-за… комнаты?
— А почему ты не любил свою жену, а шастал туда за изысками? Никто не заставляет выбирать эту самую комнату вместо реальности! Да, она хиреет, пока ты…
— Поймите, там… — он торопливо вытер лоб, — Тоня меня очень, очень любит. А здесь… — Валерка устало прикрыл веки, — здесь она просто позволяет быть с собой. Это… тяжело.
— Знаю, — с сочувствием вздохнула мама, — я тоже возвращалась туда. Хотя знала, что нельзя. Там Тоня была послушной. Училась на пятёрки и всё-всё мне рассказывала. Я пыталась… пыталась привыкнуть. Но это невозможно. Слишком уж велика разница.
— А… как вы справились? — Валерка избегал смотреть на жену, но на тёщу наконец-то поднял глазищи.
— Никак, — помотала головой мама, — у нас с Тоней отношения так и не заладились. Болела много моя Тонечка… Врачи не могли ничего понять, но я-то всегда винила себя.
— А мне… мне что делать? — с отчаянием крикнул Валерка.
— Побори себя. Перестань ходить туда. И всё наладится, — пообещала мама и наградила зятя покровительственным кивком.
Потом она шустро собралась и раскланялась, отправив дочери на кухне скупой воздушный поцелуй. Уже возле двери она достала из кармана пальто пачку мгновенных фотографий и сунула ему с выражением:
— Удачи.
Валерка озадаченно оглядел типичное младенческое фото из роддома и несколько школьных и оставил подарок на трюмо. Потом вернулся к жене. Та сидела в прострации и только теперь разжала скрюченные пальцы.
— Ты знала о маминой комнате? — несмело начал Валерка.
— Нет, — Тоня вдруг оживилась, — но я знала о твоей.
— О моей? — Валерка смутился. — В смысле?
— Я тоже туда ходила, — признала Тоня, — чтобы быть с тобой. Разве мы с тобой не два дурака?
— То есть… ты ходила в комнату, чтобы любить… меня? Это правда?
— Да, — она с надеждой подняла брови и вложила во взгляд всю любовь, на какую была способна вне комнаты, — наверное, нам стоит попробовать… как думаешь?
— А что… — Валерка почесал затылок, — если поступить иначе? Давай сходим туда вдвоём?
Безумной огонёк загорелся в нём. И Тоня поддалась, потому что он стал похож на того, желанного Валеру-из-комнаты.
Они вместе отодвинули шкаф. Комната никуда не делась, но Валерки не было. Вместо Валерки на кровати сидела прекрасная девушка. Копия Тони, только свежая и очаровательная.
Тоня-из-комнаты всплеснула руками и обвила идеальные кисти вокруг его торса.
— Валера, ты решился! Я так счастлива, милый! Теперь мы можем сделать, как планировали. И я навсегда останусь с тобой.
Валера погладил её нежную кожу.
— А она?
— О, не волнуйся. Она вернётся туда, где ей и место. Фальшивка.
Чуть раскосые карие глаза, до боли знакомые, встретили Тоню.
— Что происходит? — потребовала Тоня, но последние силы покидали её. Она почти рухнула на пол и так и осталась сидеть, как сломанный манекен.
— Я выхожу, — проворковала Тоня-из-комнаты, — а ты — остаёшься.
Валерка быстро покинул комнату в обнимку с фальшивой женой, а прекрасная версия Тони даже не обернулась, чтобы попрощаться.
Новая жена осмотрелась и удовлетворённо поцеловала Валерку в губы.
— Ты не пожалеешь, — выдохнула она и похлопала по дверце шкафа. Свет за стеной погас, хотя отсюда полоску всё равно не было видно.
Валерка с трудом оторвался от податливой женушки и прошептал:
— Я сейчас.
И воровато метнулся в прихожую, схватил фото с трюмо.
Младенец хмурился в камеру на фоне полноватой матери, вот только маленькая симпатичная родинка на лбу красовалась теперь с другой стороны. Младенец — слева. Школьница — слева. Его старая версия жены — слева. Новая версия — справа.
Он шумно отодвинул шкаф и уставился на ровную стену с обрывками обоев. Никаких следов бывшего дверного проёма. Тоня-из-комнаты приплыла на звук и распевно спросила:
— Ты чего?
— Это ты из комнаты? А она осталась там? Настоящая она?
— Конечно, милый. Мама в итоге выпустила её обратно, но ты такую ошибку не совершишь. Ночная кукушка, знаешь ли…
КОНЕЦ. Новый рассказ здесь...