Денис
Время для меня перестало существовать в тот страшный вечер.
Моя глупость стала для нее приговором. Моя собственная квартира стала местом казни.
Опускаю потяжелевшую голову на руки, закрываю глаза. В памяти снова встает страшная картина: темная гостиная, хрупкая девичья фигура, изодранная, поломанная, обнимающая целый мир раскинутыми руками и этот… сверху.
Ярость снова вспыхивает во мне, выжигает меня из нутрии, как в тот вечер, как сотни раз после этого. Ну почему я отпустил ее из офиса, почему не поговорил?
Сглатываю вязкую слюну. Следом приходит чувство вины, скручивает внутренности в тугой узел, накрывает лавиной, обостряя боль. Сердце стучит как бешеное.
Помню все до секунды: как кричал что-то охраннику, прибежавшему на жалобу соседей, как сжимал ее в объятиях, укачивая как маленькую и шепча глупые запоздалые слова, как не хотел отдавать ее врачам, не понимая, кто они и зачем пришли, как запрыгивал вслед за ними в машину скорой, как сжимал ее руку, пока ее кололи длинными иголками, и пытался согреть посиневшую ручку в холодной машине.
Глаза начинает щипать, шмыгаю носом и до боли тру лоб.
Маша, ну как же так? Маша!
- Денис Худов?
Поднимаю голову.
Передо мной стоит мужчина средних лет, волосы и лоб блестят от капелек пота, он стягивает медицинскую маску и смотрит на меня уставшим взглядом.
- Да? - я вскакиваю.
- Состояние пациентки Ворон стабилизировалось, сегодня ее переведут в общую палату.
Я забываю обо всем на свете, меня заполняет чувство облегчения. Туго скрученная пружина безысходности начинает постепенно расслабляться.
- Как она? Я хочу ее видеть.
Врач хмурится.
Несколько дней я держу осаду реанимации. С того вечера, как приехал вместе со скорой, я отказываюсь уходить, днюю и ночую в кресле в коридоре. Меня пытались вывести и уговорить пытались, но я не ушел. И не уйду. Я неизменно встречаю всех и каждого, кто выходит из дверей реанимационного отделения со словами о Маше Ворон. Я обзвонил всех знакомых и знакомых знакомых в поисках связей.
Я был готов достать все, что угодно, чтобы спасти Машу. Но мне раз за разом отвечали «ждите, мы делаем все, что можем»!
И я ждал, сидя на кресле в белом коридоре, насквозь пропахшем антисептиком и отчаяньем.
- Больше я ничего не могу вам сказать.
Теперь моя очередь хмуриться. Что-то такое мелькает в моих глазах, потому что врач решает мне пояснить.
- Вы не являетесь родственником пациентки Ворон. Информацию о ее состоянии и посещение разрешены только членам семьи, простите, - он прикрывает уставшие темные глаза, но я успеваю заметить в них сочувствие.
Он уже собирается уходить, его смена закончена. Я выучил их расписание.
Протягиваю руку и осторожно останавливаю его. Он не удивлен, не рассержен. Просто внимательно смотрит на меня, ждет, что я скажу.
- Я ее жених.
- Да, вы говорили. Но этого мало. По закону…
Я опускаю в глубокий карман его мятого халата купюру и крепче сжимаю руку на его локте.
Он хмурится, в уставших глазах вспыхивает искра протеста, но я успеваю прошептать.
- Пожалуйста…
Не знаю, что он видит перед собой. Может отчаявшегося мужика, который не отходит от заветной двери ни на шаг, который спит урывками, сидя на металлическом кресле в больничном коридоре, а может влюбленного, ждущего свою возлюбленную, может фанатика на грани срыва? В любом случае верно все…
- Хорошо. Она в тяжелом состоянии, но с положительной динамикой, стабильна. В сознание приходит, но пока под седативными. У нее переломы ребер с двух сторон, трещина подъязычной кости, про гематомы я не говорю. Удивительно, но с плодом тоже все в порядке…
- С плодом? – я никак не могу понять, про что говорит врач.
Он опять хмурится, переводит потяжелевший взгляд на мою руку, что крепко сжимает его локоть. Я разжимаю пальцы.
- Ваша невеста беременна, вы знали? – его голос становится жестче и требовательнее.
- Нет… - я растерян.
- Срок небольшой, она могла сама не знать, - после небольшой паузы продолжает врач.
- Сколько? – я должен знать, просто обязан.
- Шесть-восемь недель, - говорит врач и оставляет меня с этой новостью наедине.
Если бы кресло не стояло рядом, я бы опустился прямо на гранитный пол.
Беременна? Беременна!!! Маша, что же мы наделали! Почему не поговорили? Почему не смогли решить наши проблемы тогда? Почему все должно было произойти так?
Почему наши прошлые неудачи встали между нам?
Ребенок, она ждет моего ребенка! Я стану отцом! В груди разливается волна невероятной нежности и тепла. У нас будет ребенок.
Я стану отцом. А что, если… Гоню прочь непрошенную мысль. А что, если отец не я? Юра? Этот моральный урод?
Ликование смешивается с волной разочарования и неожиданной потери. Как будто я уже потерял своего ребенка.
Неважно, кто отец. Это мой ребенок! МОЙ! И Маша моя! Я ее больше не отпущу, только бы все обошлось.
Опускаю голову на руки. Страх липкими пальцами сжимает мое сердце, оно замирает и бьется с трудом. Становится больно дышать. Живи, Маша, только живи. Ради нас, ради нашего ребенка, ради себя!
Не замечаю, как по щекам стекают горячие слезы. Вижу только полет капель и их гибель на гранитном полу.
- Ден, - хорошо знакомый голос раздается рядом.
Поднимаю затуманенный взгляд. Рядом стоит Влад. Друг с тревогой всматривается мне в лицо.
- Все хорошо? Маша она… - он боится самого страшного и не знает, как спросить.
- Нормально, - я смахиваю слезы. Друг понимающе кивает.
Чувствую на плече его горячую ладонь. Мне необходима его поддержка.
- Ден, тебе бы домой, - начинает друг.
- Нет, - резко отвечаю. – Ее сегодня переведут в палату.
- Ден, посмотри на себя, тебе надо принять душ и выпить кофе, хорошего кофе, - он мягко меня уговаривает.
- Нет, - я непреклонен.
- Звонили из полиции, тебя ищут для дачи показаний.
- Потом…
- Если ты хочешь, чтобы Виталю посадили, показания надо дать сейчас.
Я смотрю на него удивленно. К чему спешка? Он виновен! Он чуть не убил Машу!
- Вячеслав Борисович подключил все свои связи, он рвет и мечет, пытается отмазать сына. Думаю, пойдут ва-банк и попытаются все повесить на Машу и на тебя, - Влад серьезен, как никогда. Шутник и весельчак, он всегда очень ответственно относится к делам. И сейчас ко мне его привели дела.
У меня внутри все холодеет. Этого еще не хватало. Сделать виноватой Машу. Про себя я не думаю, мне плевать, что там со мной будет!
- Сам посуди, девушка без связей и положения и сын уважаемого политика и бизнесмена! Тебе впаяют нападение.
- Какие у нас шансы посадить Виталю?
- Очень большие, если ты поедешь в полицию прямо сейчас.
Я непонимающе смотрю на него.
- Помнишь мутную историю с Виталей в универе?
Я отрицательно качаю головой. Виталя всегда был мутным челом, много всякого творил, но творил по-тихой и бежал к папочке под крыло. Тот успевал замять дела еще до широкой огласки.
- Ну когда он замутил с девкой, она залетела, а он ее прогнал, да еще все рассказал что-то про нее?
Я смутно припоминаю какую-то историю, но только в общих чертах. Жду, что скажет Влад.
- Она с горя решила травануться таблетками, ее откачали, ребенка не спасли. Она потом универ бросила, в дурке лежала.
- И?
- Ее отец в ментовке служил. И дорос до прокурора. Он ухватился за это дело. Землю роет. Меня нашел лично, требует от тебя показаний. Нельзя тянуть.
Это весомый аргумент. Оглядываюсь на двери реанимационного отделения и иду за другом.
Держись, Маша, я скоро вернусь!
Остаток дня проходит как одно мгновение. Квартира, ментовка, дача показаний, все это затягивается на несколько часов. Мне сложно сконцентрироваться, находясь вдали от больницы и Маши. Прокурор и следователь по несколько раз задают одни и те же вопросы, чтобы добиться от меня ответа. Все на нервах.
В больницу возвращаюсь уже под вечер и узнаю, что Машу перевели в общую палату. Несусь на пятый этаж. На посту меня останавливает медсестра и отказывается пускать.
- Туда нельзя!
- Почему?
- У нас хирургия, режим. Время посещений прошло. Она спит.
- Я просто посижу рядом, - не сдаюсь.
- Вы разбудите ее соседок.
- Соседок?
- Да, в палате четыре человека.
- Бросаю взгляд на часы, почти семь.
- Заведующий еще на месте?
Медсестра хмурится, но отвечает.
- Вроде да.
- Какой кабинет?
- Пятьсот двенадцатый…
Влетаю в кабинет к заведующему и с порогу выдаю всю историю, с просьбой, нет с требованием отдельной палаты, обещаю ему горы золотые в случае согласия и полный капец в случае отказа.
Через полчаса я сижу в огромном мягком кресле и смотрю на бледное осунувшееся лицо. Под глазами залегли глубокие тени. Нос заострился. На шее фиксирующий воротник, но под ним багрово-синюшные следы лап этого морального урода. Я знаю, что они там!
Тонкие руки, покрытые ссадинами и синяками, безвольно лежат вдоль тела. В тишине прислушиваюсь к ее размеренному дыхании. Ловлю себя на мысли, что периодически приглядываюсь, поднимается ли ее грудная клетка.
Несколько раз заходит дежурная медсестра, делает укол и смотрит на нас долгим печальным взглядом.
Двигаю кресло ближе к кровати, сжимаю ее холодную ладошку, целую тонкую кожу и пытаюсь отогреть ее своим дыханием. Упираюсь лбом ей в руку и вырубаюсь. Меня накрывает холодная серая тревога.
Маша
Темнота отступает, оставив после себя свинцовую тяжесть во всем теле. Жутко болит голова. Не могу открыть глаза, мешает слабость.
Пытаюсь сглотнуть, но в горле дерет от сухости, шея отдается тупой болью. Стараюсь повернуть голову, но не выходит.
Дышать тяжело, каждый вздох дается с болью.
Где я? Я умерла?
Воспоминания лавиной накрывают меня: квартира, Виталий, драка и его тяжелые руки на моей шее. Дальше темнота.
Вздрагиваю от страха.
- Тише, девочка, - различаю бархатистый шепот.
Денис. Денис! Он рядом.
Пытаюсь позвать его, но из горла вырывается только стон.
- Подожди, тебе нельзя говорить, - он гладит меня по руке, чувствую жар его ладони.
Он проникает в меня, согревая. Я замерзла.
Губ что-то касается.
- Пей, - приказывает он. Жадно втягиваю жидкость. Никогда не пила ничего вкуснее. Каждый глоток отдается болью в горле. Но это того стоит.
Пытаюсь еще раз и, наконец, могу открыть глаза. Моргаю. Чувствую, как катится слеза, свет режет глаза.
- Маш, не надо, - он наклоняется и подхватывает слезинку пальцем. – Не плачь.
После этих простых слов, я уже не могу остановиться. Боль, страх, облегчение подхватывают меня и кружат, слезы катятся сами.
- Все будет хорошо, я тебе обещаю.
Он подхватывает мою руку, сжимает ее и целует. Так горячо и так нежно, словно я фарфоровая.
- Денис… - голос не слушается меня.
- Нет, молчи… пожалуйста. Прости меня, я виноват. Мне надо было сказать об Анджеле, не знаю, почему я молчал. Нам надо было поговорить в офисе. Тогда бы не…
Он замолкает, резко обрывая речь на полуслове. Мы оба знаем, о чем он хотел сказать.
- Маша, я… я боялся, что потерял тебя…
Перед глазами все плывет. Но я стараюсь сфокусировать взгляд на нем. Небрежно зачесанные назад волосы, осунувшееся посеревшее лицо, темная щетина на щеках и подбородке. Такое чувство, что он не спал по меньшей мере неделю.
Его большие серые глаза смотрят прямо на меня с болью и нежностью. Он дарит мне мягкую грустную улыбку.
- Я бы не пережил этого, малыш… я люблю тебя. Господи, как я тебя люблю, - шепчет он мне. Шепчет и снова целует руку. Меня заполняет безграничная нежность к нему. Внутри клокочет вулкан собственных чувств. Любовь к нему заполняет меня, освещая и согревая меня изнутри. Сразу становится легко и хорошо.
- Я идиот, прости меня. Я боялся тебе признаться, боялся, что ты отвергнешь…
- Нет, - слова даются с трудом.
Он замирает и со странной смесью ожидания и страха смотрит на меня.
- Не… бойся… Я боюсь… люблю… тебя… - едва могу выговорить это, как начинаю задыхаться. Дыхание дается с трудом. Веки щиплет. Слезы снова застилаю взгляд.
- Мы чуть все не потеряли, я был готов отпустить тебя в этот раз! Но больше я не сделаю такой ошибки. Ты моя! Слышишь, ты моя! – его горячая ладонь вытирает мои слезы, гладит меня по волосам.
Дураки! Мы точно дураки!
В палате раздаются тихие шаги.
- Вы что творите? - слышу злой голос. – Ее нельзя волновать!
- Я… - Денис пытается объясниться.
- Если вы не перестанете, я сообщу врачу, и вам не разрешат с ней быть, - обладательница строгого голоса подходит ближе. Это медсестра.
- Я понял, исправлюсь, - говорит Денис.
Она внимательно смотрит на меня, наклоняется, поднимает мою руку. Чувствую, как она надевает на меня манжету тонометра.
- Как ваше самочувствие? Не говорите, если нормально – моргните.
Моргаю в ответ.
- Хорошо. Я сделаю вам укол, и вы поспите.
Я хочу отказаться, но чувствую острую боль в плече и следом прохладу от спиртовой салфетки.
- Отдыхайте.
Шаги удаляются, негромко щелкает дверь.
- Маша, скажи, ты знала, что беременна?
Я что? Открываю рот, чтобы переспросить. Но тело меня больше не слушается. Веки наливаются свинцом, и я снова проваливаюсь в пустоту. Только на этот раз я точно знаю, что со мной рядом Денис, и он не даст меня в обиду больше никогда.
Конец двадцать шестой главы. Глава 27.
Пролог, Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20, Глава 21, Глава 22, Глава 23, Глава 24, Глава 25