Во времена перемен и разбоя в стране в магазинах не было ничего, а в карманах не было денег. От безысходности все работающие предприятия, в том числе и наш завод, пытались как то подкормить своих работников. Через цеха распределялось, продавалось практически все, что можно было где-то достать, купить, выменять. Специализированных структур для целей продажи на уровне цеха не было, тем более на уровне бригад и участков. Организовывали все, как правило, кадровые службы и профсоюз. Для разовых конкретных акций из производства выдирались помощники из числа бывших торговцев или ИТР. Остальное — а большей частью, основное, - взваливалось на и так выше головы занятых мастеров и бригадиров. Надо было со всех собрать деньги, списки, отчеты, талоны, организовать раздачу товаров непосредственно людям, не забыть про больных и отпускников — мне до сих пор непонятно, как мы это все успевали делать. Кроме того, работали тогда на производстве Волг практически круглосуточно, с использованием сверхурочных, когда законных, когда и не очень…
Что касается картошки непосредственно. У производства был подшефный колхоз в одном из районов на юге области. Сажал колхоз, в числе прочего и картошку. Собирать её самим было в колхозе вроде как и некому и, как я думаю, желания особого у них тоже не было.
Земли в южных районах области - сплошной чернозём, росло все само. Если конечно, посадить и обработать. От чисто совковой привычки - просто за свой счёт посылать на уборку людей - наша работа по уборке отличалась тем, что мы картошку сами и покупали на корню. Как организованы были денежные отношения с производителем, я не знаю, потому что был зам начальника цеха по производству и этим не занимался. Но вот когда люди на работу были посланы, деньги с пролетариата собраны, а картошки не было, пришлось подключаться.
За цехом был постоянно закреплен грузовик ГАЗ 53 с водителем, который обычно использовался для общепроизводственных нужд, а в это время его переориентировали на картошку. Мобильников тогда не было, а с проводной связью по деревням тоже были постоянные проблемы. И водитель был единственной доступной связью. Он, когда приезжал в город, говорил только одно — нет у них картошки. Собрались мы тогда с замом по техчасти Виталием Ивановичем, сели на мою машину и поехали разбираться, что к чему.
Доехали без приключений, это от нас под 200 километров. Надо сказать, что командовать над рабочими от цеха, посланными на картошку, был назначен Алексей Иванович Т., работавший в цехе начальником смены. В деревне на месте отыскался он довольно быстро. Состояние его было для тех времён стандартное — под легким градусом, в полсвиста. Пошли смотреть работу. Командированные работники квартировали в каком то сарае. Подходя к нему, мы услышали негромкий вой, слегка жутковатый. Картошки в округе не наблюдалось.
Зашли. Темновато, под потолком тусклая лампочка. Народ сидит на стульях. Оказывается, играют в карты, кто проиграет — воет на лампочку. Денег нет, водки нет, картошки нет. Алексей Иванович из кармана достает какие то мятые бумажки, что куда увез, кому что должен. Как то их проанализировать было невозможно. Пошли искать председателя колхоза. Он подъехал на уазике, съехал с асфальта к правлению, а я полез за ним. Мне все заорали — куда-куда, стой на асфальте!!!. Я уже был порядочно разозлён на всю эту компанию, и с разбегу на своей Волге пролетел за ним.
Понял, что это не надо делать, только выйдя из машины. Колесные арки оказались полностью забиты клейким чернозёмом. Земля-то в Гагино жирная, лучше эталона плодородия из Воронежа! Отдельная тема, как я оттуда выбирался на асфальт.
Председатель оказался тоже слегка подшофе, что не мешало ему проводить переговоры и попутно решать какие - то вопросы со своими клерками в управе. В итоге разговора подтвердилось, что картошки у него действительно нет. Взять её он пообещал в соседнем селе, где картошка была уже распределена какому то другому подразделению. Собрались ехать прямо сейчас, так сказать, «райт нау». Я как подозревал, скорость организации поездки была связана с меню столовой, в которой велись переговоры — к картошке с мясом и щам в качестве напитков подавался только самогон. Трезвым к концу обеда оставался только я, как водитель и по причине своего склочного настроения. И чуть—чуть трезвыми председатель с Алексеем Ивановичем.
У них в природе была устойчивость к высокой концентрации спирта в крови. Оба были земляки, из одного района. По дороге несколько раз останавливались на зелёную стоянку. Я злился, но ничего поделать было невозможно. Вот и картошки у соседей не оказалось тоже.
И мы, с моим препротивным настроением, отправились домой , в тогда ещё Горький. Экипаж же, в лице двух Ивановичей, напротив, был полон энтузиазма.
У Виталия энтузиазм довольно быстро кончился, и он уснул на заднем сидении. Алексей же, напротив, вовсю пользовался своей алкогольной устойчивостью и, как экскурсовод, рассказывал об особенностях и достопримечательностях местности, по которой мы возвращались. Ездил он к себе на родину часто, поэтому достопримечательностей по дороге встречалось много. Были они, эти достопримечательности, несколько однообразны и сводились к местам, на которых Алексей останавливался. Различия были только в количестве выпитого и состава компании проезжающих друзей Алексея.
По приезду домой Виталия Ивановича сдали на руки жене. Причем он несколько удивился, как это жена оказалась в деревне, на картошке. Алексей Иванович же как ни в чём ни бывало поехал домой на троллейбусе.
Все денежно-договорные вопросы решались в дирекции и профкоме производства. Я по приезду все доложил по принадлежности. Договорились картошку дополучать поближе, в совхозе другого района, поближе к городу.
Богородский совхоз был как небо и земля по сравнению с гагинским. Земли в этих местах у нас похуже, какое то сложное название, но серо-жёлтого цвета, от чернозёма далековато. Но.
Везде видны порядок, ухоженность. Территория центральной промзоны , если можно так назвать, чистая. Склады, места парковки техники и прочие мастерские смотрятся. Домики в деревне , как бы сказать ,сытые. Видно, что директора совхоза уважают. Народ через дорогу подходит, здороваются за руку, спрашивают какие то свои проблемы, производственные и личные. Директор разговаривает с людьми ровно, без всякого чванства или, наоборот, панибратства. Со всеми вежлив, внимателен.
В конторе позвал своих помощников ответственных, говоря по современному, за продажи. Попросил нас в заводе подписать пару писем на получение автозапчастей и некоторых дефицитных материалов, которые завод был в состоянии продать. Переговорили про сроки и тоннаж поставок картошки. В общем за час всё порешали и собрались домой. Пообедали в столовой. Причем хозяин и сам за себя заплатил, и нас попросил в кассу внести по рубль двадцать. Никакого спиртного, никакой болтовни. Всюду деловой подход.
Перед отъездом осмотрелись ещё раз. Сараи-амбары полные. Машины одна за одной подъезжают через весы к складам. Всё фиксируется, определяется предварительная сортность продукта, как я понял. Болтающихся и пьяных не видно.
В общем, две большие разницы. Картошку к нам в цех поставили вовремя и прекрасную. Мы тоже свои обязательства по бумагам выполнили, всё подписали, получили и отвезли крестьянам.
С боями раздали своим рабочим картошку, согласно оплате. Почему с боями? Во первых, за время поставки желания у рабочих частично поменялись — в основном, в большую сторону, когда увидели качество. Во-вторых, торговать то мы не умели. Пока не нашли бывшую профессиональную продавщицу среди своих, у нас постоянно то деньги не сходились, то рабочие на недовес жаловались. Продавщица быстро все поправила, всем продавала «с походом», быстро, с улыбкой и шутками. Рабочие жаловаться перестали, всем было хорошо. А она к концу процесса даже попалась на торговле «сэкономленным».
Вот как то так было. Ничего не придумано. Может показаться, что очень уж много уделил внимания традиционной особенности у российского мужика. Но что было, то было. К чему я так подробно все это рассказал, даже сам не пойму. Просто, скорее всего, хотелось показать, что влияние на ход событий от конкретных руководителей, даже на самом низу, есть, несмотря на одну и ту же общую обстановку. На прекрасных землях умудриться не вырастить ничего, ныть и просить помощи. На худших землях, в тех же, мягко говоря, идиотских условиях в стране, стоять на ногах и вести нормальное хозяйство.