Но вот ты просыпаешься, и твое прошлое — всего лишь сон. Размазывая слюни по подушке, ты хватаешься за голову и накрываешься одеялом, пытаясь вернуться обратно в столь сладкую негу, где прошлое переплелось с будущим. Там есть всё, кроме настоящего, от которого ты сейчас предпочел бы избавиться. Время на часах — половина одиннадцатого дня, и солнце неумолимо жжет веки. Сон больше не придет, у него есть дела поважнее.
Ты остаешься наедине с собой в этом туманном, затасканном воскресенье. Не зная, что тебе дальше делать, не зная вообще, кто ты такой есть. Воскресенье — это та самая ловушка современности, которая должна заставлять человека задуматься, но и ее мы предпочитаем игнорировать. Мы придумываем различные «шопинги» на этот день, отправляемся на крытый каток или тупо продолжаем пить. Просто меняются лица и декорации, но всё остается точно таким же. Нет в этом мире никаких новых идей, он, как и был, остается затертым глянцевым журналом начала нового века.
Не имея особых альтернатив, Г. доползает до гостиной и включает телевизор. По экрану нехотя начинают ползти цифры. ТВ с цифровым вещанием, HD-качеством на широкоформатном экране с LED-подсветкой и адаптацией изображения под его диапазон, смачно сдобренный функциями 3D, Wi-Fi и чего-то там еще, за скромную сумму в 49 990 рублей... Ты такой же его раб, как и он — твой. Г. где-то слышал теорию, что все мы рабы вещей. Может, так оно и есть, но разбивать свой ТВ он не был намерен. Что изменится от того, что у него не станет этого черного зеркала?
На диване, развалившись, похрапывал Риккардо. Немного послушав этот беспредел, Г. схватил тапок и швырнул в его сторону. Тело недовольно зашевелилось и что-то прорычало в ответ.
— Проснись и пой! — во весь голос проорал Г. издевательским тоном, даже не отрывая взгляда от ТВ.
Проблема всего современного поколения «на старте» в том, что молодежь давно уже превратилась в андроидов. Выходя из офиса и вынимая шнур из корпоративной розетки с Интернетом, люди еще немного функционируют, пока не уедут за зону доступа Wi-Fi, потом мозговая деятельность — в каком бы то виде она ни была — прекращается. Меняется она на базовые рефлексы, которые дергают ниточки сухожилий и заставляют тело двигаться. Этакий эфировый зомби. Чтоб лучше протекало, тут нужен алкоголь, как некая смазка. Правда, в теории скоро алкоголь помогать перестанет. Что тогда делать — остается загадкой.
И я хочу плакать, я хочу смеяться, и чтобы всё это случилось одновременно. Но всё, что я получаю в подарок от этой чертовой коробки, — это просто созерцание. ТВ — это отличное отражение нашей жизни онлайн, и это говорят вовсе не в новостях. Вся жизнь стала именно такой: простое созерцание, ничего больше. Ты заколачиваешь деньги, а потом тратишь их. Возможно, съездишь куда-нибудь в отпуск — и всё повторяется по кругу. Ничего больше, кроме этого проклятого круговорота, не осталось. «Срать! Ржать! Жрать!» — как видел я в каком-то ролике в Интернете.
Смех больше не тот, это не смех, а именно ржач. Животный, сродни первобытному, ведь мы не радуемся за героев современных фильмов, не переживаем за них. Мы просто ржем над ними или потешаемся, или говорим: «Вот он лох, сам виноват!» Всё потому, что нам насаждают именно таких болванов, как мы сами, но какая-то часть нашей натуры еще этому противится. Ведь, заметьте, почти никто из современной молодежи и людей чуть повзрослее не смотрит фильмы старше пары лет выпуска. «Неактуальные», — называют они их, а почему?
Потому что в тех фильмах совершенно другие герои, в них другая мораль, и современным болванчикам уже не понять всего этого. Они толпами прут в кинотеатр на очередную переснятую на современный лад советскую комедию и ржут над ней. Жрут попкорн, насыпанный, по американской манере, в огромные круглые чаны, любой из которых полностью может сожрать разве что голоднейший из людей, и ржут. Всё верно сказали в том ролике, над которым Г., признаться, и сам поржал.
Вот так и складывается настоящее — так как у нас капитализм, то и выборы мы получили самые честные из возможных. Мы голосуем рублем, другой валюты у нас пока не принимают. Получаем мы за свой рубль именно то, что покупаем: в корпорациях не зря существуют огромные отделы по исследованию рынка. Теперь, экономя копейку, мы экономим на качестве продукции, какая бы она ни была. Ведь нет смысла даже выставлять на полки или показывать в кинотеатре то, что «пипл не хавает». Нет смысла продавать качественную кукурузу тем, кто покупает говно за 29,90 и каждый раз удивляется, почему она жестковата. Нет смысла также снимать «умное» кино, или хотя бы с намеками на что-то новое. Зачем? Кино может провалиться, не окупиться и всё такое, а вот снять восемнадцатую часть «Трансформеров» — это за милую душу, это прокатит, все это знают. И что самое интересное, мы же пойдем и будем смотреть в основном не из-за того, что хотелось бы посмотреть именно этот фильм. Пойдем потому, что все пойдут, и надо бы что-нибудь глянуть...
Мы садимся с Ричи за стол, наливаем кофе и заводим обычный утренний похмельный разговор о том, как же люди живут с зарплатой в пятнадцать тысяч рублей. Наша излюбленная тема с похмелья, тут есть и о чём поговорить, и поглумиться можно. В общем, пожрать и поржать сразу, всё как мы любим. И я действительно хочу что-то чувствовать в эти моменты, к примеру, веселье, или единение что ли, как в былые времена, но ничего этого нет. Куда всё оно делось, никто, наверное, уже не расскажет.
Потом мы прыгаем в «Белого» и, за неимением особенных альтернатив, отправляемся в торговый центр. В настоящем, если ты не знаешь чем заняться, то идешь в торговый центр, там всё уже давно придумали за тебя — тут и кино, и кафе на любой вкус, и парки развлечений под крышей. Даже места, куда можно сдать спиногрызов, чтобы спокойно просаживать свои денежки на приобретение столь нужных тебе новых бирок на одежде.
Посетив несколько бутиков и истратив там некоторое количество денег, мы знакомимся в кафе с группой девушек, которые здесь по той же самой причине: им смертельно скучно. Между нами завязывается беседа, где мы с Ричи сыплем словами типа «маржинальность» и «конкурентоспособный», а девушки в ответ зазывно смеются, говоря фразы вроде: «Ах, мальчики!» и «Это фешен». В большинстве случаев, конечно, мы попросту не понимаем жаргонизмов друг друга, но дамы, оценив багаж фирменных пакетов, составленных рядом с нашим столиком, поправляют прически и ненароком проводят рукой по моему плечу. В конце столь увлекательной беседы мы достаем свои визитки и отдаем наиболее понравившимся нам девушкам, те округляют глаза и записывают свои номера нам в телефоны, не забыв при этом сделать звонок на свой мобильный. Якобы доказать, что дали именно свой номер.
Похмелье потихоньку отступает, и мы решаем продолжить вчерашний фест.
— Только машину поставим, я всё же потом домой свалю, — говорит Ричи, а я жму плечами в ответ.
Мы едем обратно, выжимая всё из движка, от одной камеры контроля скорости до другой. В колонках на максимальной громкости орет какой-то «актуальный» музон, но всё, чего мне сейчас хочется, это что-то изменить. Хоть малую часть, хоть что-нибудь, что в моих силах. Потом я понимаю, что это невозможно, и откупориваю бутылку «Бакарди», что мы купили недавно, и делаю настолько большой глоток, на который только меня хватает. На моём лице расплывается глупая улыбка, и я начинаю подпевать этой совершенно нелепой песне, вспоминая, как всё было тогда, в детстве. Какой мир был большой и прекрасный — не то что сейчас. Вспоминаю, как я мечтал.
Да, я мечтал. Мечтал сделать мир лучше, мечтал, чтобы меня знали люди, а не только круг из десятка знакомых. Чтобы, когда публично произносили мое имя, не было зависти и ненависти, а было что-то другое, но вот что? Я уже не могу вспомнить, как не может вспомнить подавляющая часть населения этого города, что никакого отношения не имеет к столице.
Все мечты с высокими планами остались в прошлом, их заменили какие-то глупые ценности, вроде той бутылки «Бакарди» у меня в руке. Мне резко и непреодолимо захотелось выпить водки. Я уже очень давно не пил водки, не было даже мысли об этом напитке, который Г. считал напитком пролетариата, но сейчас... Нет, это должна быть даже не водка. На водке, как ни крути, будет эта проклятая этикетка с названием бренда. Это должен быть самогон. Да, огромная бутылка, закупоренная початком кукурузы, с мутным содержимым внутри.
Г. захотелось поставить эту бутылку на стол, а самому надеть майку-алкашку, и чтобы на столе еще стояла пепельница, а на газете был разложен скелет какой-то непонятной рыбы. Народное творчество — и ничего больше.
— Ты знаешь, где сейчас можно взять самогона? — заорал Г., чтобы перекричать музыку.
Глаза Риккардо округлились, но всё же, немного поразмыслив, он кивнул и свернул куда-то в гаражи с основной дороги. Выложив мужикам пятьсот рублей, мы получили полтора литра той самой жидкости в пластиковой бутылке из-под минералки. Как всегда, мечта и реальность кардинально разошлись.
Наверное, из-за этого мы и перестаем мечтать в какой-то момент своей жизни. Мечта, натолкнувшись на пару несоответствий с действительностью, отходит куда-то на второй план, заменяя себя этой самой жестокой реальностью, где нет места ни мечтаниям, ни даже какой бы то ни было осязаемой цели, и всё сводится к банальности.
Я хочу купить квартиру, мне нужна машина побольше и побыстрее. Новые вещи, новая мебель, вся эта техника, которая ни черта нам не нужна. Она призвана освобождать твое личное время, но для чего? Чем ты занят, когда не стираешь свои штаны или не моешь посуду, предоставив эти привилегии технике? Работаешь? Смотришь телевизор? Сидишь в Интернете? В социальных сетях или в поисках очередной порнушки поизвращенней?
Жизнь стала какой-то слишком реальной, всё говорит о том, что нужно жить сейчас, но как жить — непонятно. Никто не оставил инструкции для поколения, живущего исключительно по инструкциям. Ведь откуда ты знаешь хоть что-то о жизни? ТВ, Интернет, газеты... Информация из третьих рук, мы уже и забыли, что такое счастье обладать информацией, и нам уже давно приносят всё домой, разжеванное и на блюдечке. Даже не нужно задумываться, как тебе относиться к тому или иному явлению, это уже рассказали. Живи счастливо, анонимный пользователь, и знай: ты такой же, как все, и в любой компании ты сможешь поддержать разговор.
Осознавая всё это, я открыл бутылку самогона и без закуски, занюхивая лишь запахом рукава своей куртки, опрокинул бутылку и стал делать глоток за глотком. На третьем я сдох, чуть не вызвав у себя рвотный рефлекс, но всё же добившись реплики Риккардо:
— Ох, нихуя ж себе. Вот это тебя накрыло, брат.
«Не брат я тебе, гнида буржуйская», — хотел было ответить я ему, но то ли сдержался, то ли попросту не мог открыть рта сейчас, опасаясь за содержимое желудка. «Ох, и редкостная дрянь эта ваша заливная рыба…» — вспомнилась вдруг цитата из какого-то бородатого фильма. Конечно, а как может быть всё хорошо у народа, когда мужики пьют такую гадость, а бабы в это время смотрят очередной сериал, в котором нет и половины мысли. Видимо, им тоже плохо внутри, как и мне, а это значит, что я не одинок.
Тем не менее Г. уже изрядно поднабрался и, когда они подъехали к подъезду, Ричи резонно предположил, что оставаться с этим телом не стóит, и ничем хорошим это закончиться не может. Высадив «друга» у подъезда, Риккардо нажал педаль газа и был таков. Г. стоял на пороге с мешком еды в одной руке и зажатой бутылкой самогона в другой, курил и размышлял о том, какие интересные дорожки оставляет за собой «Белый». Впереди был вечер воскресенья, и Г. прекрасно понимал, что он никому не будет сейчас нужен, а это означало то самое время для себя, которое лучше всего у него получалось убивать.
Он поднялся на свой этаж, закинул пакет с едой в холодильник, взял с собой почему-то две рюмки и отправился к компьютеру. Навернув бутерброд из всего, что смог найти, он поставил два стакана напротив друг друга и, пока операционная система загружалась, налил в оба самогон.
Поразительно, какие возможности нам дал Интернет, и как мы виртуозно научились их просирать. Нам сказали: теперь вы сможете увидеть и услышать человека в любой части земного шара, а мы звоним по «Скайпу» в соседнюю комнату, когда лень вставать. Или соседу — вместо того чтобы лично поговорить о всякой ерунде, как в былые времена. Нам разрешили собрать всех друзей в одной закладке, и теперь мы можем посмотреть их фото, не приезжая в другой город, и написать письмо, которое они обязательно увидят, когда зайдут на страничку.
Правда, всё, что мы делаем, это пялимся в невнятные паблики со смешными картинками и завидуем фото новых машин-квартир-вещей своих дальних знакомых. Где-то я слышал анекдот: «Человек из 1912 года был бы очень удивлен, если бы узнал, что через сто лет у него в кармане будет лежать коробочка с доступом ко всем тайнам мира, но тот будет использовать ее, чтобы играть в игры и смотреть картинки с котиками».
Как бы подводя черту абсурдности, Г. придумал свой способ интернет-общения: Пить Онлайн. Он находит одного человека по «Скайпу», знакомого ему или же нет, это под настроение. Они садятся по разные стороны экрана и пьют. Получается какое-то ложное чувство единения и причастности друг к другу, но в сущности это просто способ сбежать от одиночества в этом странном современном мире. Вот и сейчас стопка. Еще одна. Темп ускоряется.
Сожги, сожги меня изнутри, проклятая огненная вода, выжги мои мысли. Я не хочу думать, не могу больше. Каждая моя мысль наталкивается на огромную непреодолимую стену, стену из чего-то твердого, непробиваемого, но абсолютно непонятного. Мне хочется. Да, мне хочется, чтобы хоть одна из этих рюмок завела мотор внутри, что давно остановился. Я хочу начать чувствовать.
Чувствовать хоть что-то. Любая эмоция подойдет — страх, отчаяние, веселье, нежность. Да что угодно! Меня так достало это чувство отстраненности и созерцания, в которое я загнал себя, что я готов на всё. Я рассказываю своему собеседнику — а точнее собутыльнику на сегодняшний вечер — о своих опасениях и печалях. Сначала мы пьем за это, потом вместе заливисто ржем. Мы тут не для того, чтобы помогать друг другу, мы собрались, чтобы упиться в хлам, ведь только на то и годны в это воскресенье. Мы пьем еще по одной, и мне кажется, что в его глазах мелькнуло что-то...
Может, это огонек понимания и легкой грусти? Хотя, скорее, всё же просто хмельной дурман — и ничего больше. Наше своеобразное шоу уродов продолжается, и мы пьем до потери пульса, совершенно игнорируя тот факт, что завтра понедельник, и всему городу рано вставать. Пьем до той степени, что совершенно забываем выключить компьютер с камерой и засыпаем, еле доползая до кровати, так же, в режиме онлайн.
***
Г. видит сон. Солнце озаряет лучами планету, и он стоит посреди поля. Огромного необъятного поля, колосящегося свежими посевами. Он просто стоит и чувствует. Он чувствует всё и сразу, и этот момент кажется ему именно тем, что он искал в жизни. По его лицу проскальзывает улыбка, и в сладкой неге он падает на стог сена, что был припасен этим миром специально для него.
Он смотрит вдаль, и мысли его чисты, как чиста и его душа. И всё будто светится каким-то нереальным огнем. Огонь постепенно разгорается, и вот это уже явный пожар. Зеленые листья пожухли и превратились в труху. Жарко, хочется пить. Г. начинает убегать от этого буйства стихии, ему нечем дышать. Из-за этой перманентной духоты начинает болеть голова — кислород, похоже, выгорел дотла. На уровне его головы летит огромная сова, которая поворачивается и на лету начинает издавать противные пищащие звуки.
Г. просыпается. Пищащие звуки, конечно же, издает будильник, а его головная боль — это вовсе не последствия выгорания кислорода. Его недоумение длится всего несколько секунд, а потом все напасти человеческого похмелья наваливаются на него разом, и он больше не чувствует. В такие моменты он готов разбежаться и прыгнуть с самого высокого торгового центра в городе.
Во многих фильмах, особенно популярных у молодежи, часто показывают этакого гламурного алкоголика, который с утра после попойки быстренько принимает душ и бежит на работу. Это вовсе не так. Еле волоча ноги, я иду в душ, по пути ухватывая графин с кипяченой водой, который вчера загодя подготовил, и выливаю его содержимое внутрь себя. Всё болит так, будто внутри поработал бульдозер.
Душ не помогает, вода может смыть лишь внешнюю грязь, оставляя тебе всё то, что было внутри. Потом легкий завтрак, который нужен лишь затем, чтобы заглотнуть таблетки. Привычное по понедельникам шипение растворимого «Аспирина С».
Перед зеркалом я вижу кавардак: мятое выходными лицо на фоне мятой самим мной одежды. Я криво завязываю галстук и вываливаюсь на свежий воздух. Подышав немного, я чувствую облегчение и закуриваю в ожидании, пока машина прогреется. Идея была неудачной, и меня чуть не выворачивает на бордюр. Проклятый самогон. Курить, правда, я не прекращаю. Далее — напряженный путь до офиса, и столь родные, и столь же мятые корпоративные лица. Быстро здороваюсь, навожу кофе и падаю на свое кресло. Тут мне предстоит пережить этот адский день.
Не буду спорить с тем утверждением, что понедельник — это действительно очень тяжелый день. Дело тут вовсе не в начале рабочей недели, а, скорее, в людской психологии. В том, что начальство хочет в понедельник отдохнуть, отойти от напряженных выходных, а подчиненные, напротив, хотят решить все текущие вопросы сейчас, чтобы филонить всю оставшуюся неделю. Вот и получаются всякие диссонансы с переносами сроков и закрытыми кабинетами. Вот вам обычный диалог по понедельникам:
— Владимир Владленович (директор), вы могли бы рассмотреть эти договора, что я составила, и подписать?
— А что, это нужно сделать сегодня?
— Нет, но хотелось бы...
— Понимаешь, Наташа, у меня сегодня куча работы, давай в среду или в четверг, когда я тут закончу, окей?
— Конечно, Владимир Владленович...
Ясное дело, что в среду начальство будет в командировке, а в четверг про это напрочь позабудут, потому что завтра пятница, и всё начнется по кругу. Это одна из причин, почему наши предприятия так «великолепно» работают.
Или вот другой пример: многоуважаемые менеджеры по продажам всякой чепухи — вроде рекламных площадей или там соленого палтуса на корпоративы — по какой-то неведомой мне причине также пытаются дозвониться до начальства именно в понедельник. Перед некоторыми из них даже стройная стена секретариата не выдерживает и интересуется у Директора всея компании, переключать ли на него человека. Выглядит это так:
— Владимир Владленович, вам звонят из межгалактической электротехнической компании по поводу поставок чайников.
— Кто-кто?
— Ну менеджер из...
— Шли его на хер! Прям так и скажи, чтоб не трезвонили мне попусту со всякой ерундой...
Дело в том, что компания действительно ищет те самые чайники, но ведь понедельник, да еще и звонит не Директор всея, а какой-то менеджер, с которым разговаривать высокое руководство не будет. Да и в другой компании уже пообещали откат за их китайские чайники, так что всё схвачено. Но секретарь порядочная девушка, и она только говорит в ответ:
— Извините, директор сейчас не может говорить, попробуйте как-нибудь через месяц.
И через месяц всё повторяется по кругу. Круговая порука настоящего, не больше и не меньше. Тем не менее этот день всем нужно пережить, и у Г. есть свои ритуалы, как это сделать.
Во-первых, нужно пить много воды. Дело в том, что к пьющему человеку никто приставать не будет, потому что видно же, что он занят. Да и организм требует много жидкости, но ни кофе, ни чая в таком количестве просто не выдержит. Соответственно, ты будешь часто бегать в туалет, что также сокращает рабочее время.
Во-вторых, необходимо навести на столе жуткий беспорядок. Просто каждая пятница проходит за наведением того самого порядка, и понедельник — он для того и есть, чтобы вернуть всё в свое русло. Плюс, если у тебя на столе беспорядок, значит, ты весь в делах. Ужасно занят, и никто не посмеет донимать столь рьяно работающего в понедельник человека. Впрочем, этот беспорядок можно оставлять на всю неделю, до пятницы. В пятницу уборка — это святое. Поскольку, если все придут в понедельник, а у тебя беспорядок, это как-то не комильфо. Могут что-нибудь да заподозрить.
Потом я листаю всё те же интернет-странички, что и всегда, и занимаюсь прочей ерундой. Это всё продолжается довольно долго, пока я вдруг не осознаю, что мне плохо. Нет, не то «плохо» после пьянки, и даже не плохо в духовном смысле, а плохо как-то по-другому. Что-то отдаленно похожее на болезнь, или на инфекцию. Перед глазами плывут мерцающие зайчики, и тело сводит судорога. Похоже, начала подниматься температура, я почти в тумане иду к начальству и возвещаю, что мне плохо.
Это изрядно портит настроение директору в этот понедельник, потому что работы прибавится, ведь распределять обязанности придется ему, а это лишняя нагрузка, но, видя мое покачивающееся тело в проеме, от которого, ко всему прочему, несет перегаром, он резонно решает выпустить меня на свободу. Я собираю манатки, стартую к авто и, пока у меня есть время до полного прогрева мотора, размышляю о том, что впереди целая неделя. Неделя, во время которой у меня будет возможность подумать и окончательно сделать со своей жизнью хоть что-нибудь стоящее.
***
Следующие главы ищите на канале.