Один раз в месяц для них в поселке устраивается банный день, для тех, кто одинок и кто еще может сам мыться. Бань в поселке всего две, но наша баня считается хорошей, так как в ней чистая раздевалка и просторная парилка. А моечная холодная, маленькая и грязная. Сливы часто забиваются. Но это еще ничего, самое отвратительное то, что вода в кранах частенько бывает грязная и непонятно откуда она: или со дна местной реки, или из того же слива. Очень часто бывает так, что к открытию бани вода не успевает согреться, тогда все моющиеся забиваются в парилку и ждут, когда подадут горячую воду, и бывают безумно рады даже грязной воде, лишь бы она была горячей. Зрелище от вида парилки, забитой голыми женщинами, ужасное, будто ты попал в немецкий концлагерь.
Сегодня наша баня — дежурная по старикам. Их привозит специальный автобус, который собирает их по всему поселку.
С утра идет дождь. Свинцовые тучи низко нависли над землей. Огромными белыми клубами валит дым из трубы сахарного завода (баня на окраине, почти около завода). И этот моросящий дождь, и запах вареной свеклы тяжело висят в воздухе, не давая вдохнуть полной грудью.
Я всегда хожу в эту баню в одно и то же время по субботам, я живу поблизости.
Сегодня я пришла в обычное время, и меня пустили со старушками. Их приехало
человек двадцать. Они быстро, как серые мыши, выходили из автобуса и исчезали в
раздевалке. Сдав обувь и куртку, я тоже вошла в раздевалку и заняла свободный
шкафчик.
Мне исполнилось 55 лет, я только вышла на пенсию, но еще работаю, суечусь, так как не могу сидеть без дела. Еще не понимаю, что эта суета уже никому не нужна, что моя жизнь на этом закончилась, и впереди меня ждет только одиночество.
Я стала разглядывать старух. Они были намного старше меня, многим было за 70. Молча они снимали с себя серые бедные одежды, стесняясь друг друга, торопливо хватали мешочки с банными принадлежностями и устремлялись в моечную. Когда я вошла туда, там уже никого не было, они все были в парилке. Я тоже хожу в баню из-за парилки, из-за того неизъяснимого наслаждения, которое испытываешь, когда заходишь туда. В нос ударяет запах березового веника, а тело охватывает жар, и ты лезешь и лезешь, выше и выше к самому потолку и задыхаешься от жара, кажется, глаза вот-вот лопнут.
Старух в парилке было много. Толстые и худые, костлявые и седые, они сидели и стояли на всех ступенях. Жар стоял невыносимый, пот лил с них градом. Мне места не было, и я стояла внизу, недоумевая, как они все вместились в эту парилку. Ни говора, ни смеха. Они наслаждались жаром, запрокинув головы, жадно слизывая пот с губ. Время от времени кто-нибудь поддавал воду на каменку, пар густо взмывал вверх, и стон наслажденья на миг повисал в воздухе. Изможденные лица, беззубые рты, фигуры, уродливо преломленные в клубах пара, — парилка походила на преисподнюю. Они не парились, они прогревали свои старые кости. Вдруг одна воскликнула:
— Автобус, чего это мы расселись, а вдруг он уедет и не будет нас ждать!
Все кинулись в моечную и быстро стали мыться. Когда я вышла из парилки, они
уже заканчивали мытье. Они давно знали друг друга и так давно привыкли к
одиночеству, что даже не разговаривали, им было не о чем говорить, а о болезнях,
видимо, не хотели. И была в их поведении какая-то пронзительная покорность судьбе, боязнь перед молодыми, здоровыми, сильными, какая-то безысходность. Не гоните нас, не сметесь над нами, ведь и ваш черед придет, — говорили их голью тела. Они ни о чем не просили. В порыве жалости я предложила соседке потереть ей спину. Когда она повернулась ко мне спиной, я изумилась красоте ее фигуры: белоснежные покатые плечи переходили в осиную талию и пышные, необыкновенной прелести бедра. Голова ее была лысая, только с макушки спускалась до пояса косичка, заваленная, как войлок, видимо давно не чесанная.
— Бабушка, какая же вы красавица! — невольно вырвалось у меня.
Она повернула ко мне морщинистое лицо, посмотрела на меня молодыми голубыми глазами и улыбнулась.
— Да, милая, у меня и прозвище есть — Красотка. А знаешь, кем я работала всю жизнь? Кузнецом. Я подковывала лошадей...
Старухи быстро уходили одна за другой. Ушла и Красотка, пожелав мне здоровья. Баня опустела.
— Жил — дрожал, умирал — дрожал, — подумала я. Шофер автобуса был молод, он спешил, он даже не дал им в полной мере насладиться баней.
Тихо я побрела домой, ошеломленная увиденным. Поднялся ветер, он подгонял меня в спину. Мне было холодно.
Автор: Алевтина Кудрявцева
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.