Помимо неудачных реставраций и перестроек повсеместно наблюдалось игнорирование цельных исторических ансамблей. В древних кремлях и монастырях возникали яркие и величественные «новоделы» в современном стиле (то есть в основном в стиле классицизма), вносящие дисгармонию в весь сложившийся веками историко-культурный ландшафт. К древним храмам пристраивались современные колокольни, в древних кремлях строились храмы, реальные училища, казармы и иные административные здания. Не пожалели даже Успенский собор во Владимире, пристроив к нему в 1810 году колокольню со стрельчатыми готическими проемами и голландским шпилем, окна самого собора были растесаны, сооружены контрфорсы, установлена четырехскатная крыша.
Такое отношение еще можно было бы объяснить ветхостью зданий, пожароопасностью старой деревянной застройки, если бы не сохранились до наших дней великолепные памятники древнерусского зодчества. Умели мы качественно и красиво строить и до Петра, как религиозные сооружения, так и гражданские (вспомним неповторимые каменные терема-палаты бояр и купцов в Москве, Суздале, Гороховце и других городах). Но оставим на время архитектурный экскурс.
В первой половине 18 века научное сообщество в России было представлено в основном иностранцами, пропагандирующими идеи Просвещения, не забывая превозносить все европейское и презирать русское. Хотя Петр и тяготел больше к математике и навигации, но аналогично европейским у нас стали развиваться и гуманитарные науки. Смешно, но отечественной историей сначала занялись иностранцы (коих в российской академии было абсолютное большинство). Естественно, их историографические труды были полны ошибок, заблуждений и намеренной лжи. Всем была памятна речь академика Герхарда Миллера о «Происхождении и имени российском» 1749 года, вызвавшая недовольство русских академиков – Ломоносова, Крашенинникова и Попова. Это с тех пор пошло утверждение, что славяне, пригласившие на княжение варягов, будто бы не были способны к объединению и образованию государства. В ответ историографией занялись русские ученые, самым известным из которых был Ломоносов. В наше время неоправданно забыт другой ученый, приложивший много трудов в этом направлении – Василий Никитич Татищев. Он первым составил глобальный историографический труд «История Российская» (он писал его всю жизнь где-то с 1720-х до 1750 г.), где попытался описать всю историю нашего государства с древнейших времен. Его работу много критиковали, как современники, так и потомки. Собственно, о Татищеве мы чаще всего вспоминаем в связи с критикой Карамзина.
Но мало, кто представляет с какими сложностями столкнулся этот чиновник-губернатор. Мало того, что не хватало информации (например, Ипатьевская летопись была обнаружена много позже, только в 1809 году), проблематично было даже ее описать. В России еще не было сформировано собственного научного языка (и литературного, кстати, тоже). Поначалу он описывал историю в стиле Нового времени, но позже перешел на летописную форму изложения. Отдельной проблемой был перевод иностранной литературы о России. Конечно не имея специальной подготовки и занятый на государственной службе Татищев не мог написать полноценный исторический труд, однако он заложил основу для будущих профессиональных историков, сумевших завершить начатую им работу по пробуждению национального самосознания. Кстати, каждый последующий историограф вносил весомый вклад в науку, обнаруживая неизвестные ранее древнерусские источники информации (В.Н. Татищев – Русскую правду и Судебник Ивана Грозного, М.М. Щербатов – синодальный список Новгородской летописи, Воскресенский свод и др.)
Важным моментом являлся сбор и анализ иностранной литературы о России (так называемой «Россики»). Во-первых, взгляд со стороны имел свои преимущества, т.к. автор не являлся носителем русской культуры, то есть не испытывал мешающих анализу эмоций и заблуждений. Во-вторых, в Европе была совершенно иная летописная традиция. Русскому летописцу, например, было совершенно не важно, как выглядел князь, главное было, что он сделал – в какие походы ходил, какие грады основал и т.д. Европейские исследователи, имея развитую университетскую школу, смогли серьезно обогатить отечественную историографию. Конечно, большинство авторов имели собственные заблуждения, не понимали Россию, и анализировали ее с точки зрения своей культуры. Встречались и откровенные лжецы, мошенники и проходимцы. Но не все были такими. Есть несколько авторов, которые сумели предугадать и Смутное время, и революцию 1917 года задолго до их наступления. Например, английский дипломат Джайлс Флетчер, проживший в Московии около года, в 1591 году написал сочинение «О государстве Русском», где предсказал два важных события – убийство царевича Дмитрия и гражданскую войну. Он имел хорошее образование того времени, окончил Итонский колледж, занимался в Кембридже, был доктором гражданского права. Вот что он писал, между прочим, о проблеме образования в России в 16 веке: «Что касается до их свойств и образа жизни, то они обладают хорошими умственными способностями, не имея, однако, тех средств, какие есть у других народов для развития их дарований воспитанием и наукой. (…) Отчасти причина этому заключается и в том (как было замечено мною выше), что образ их воспитания (чуждый всякого основательного образования и гражданственности) признается их властями самым лучшим для их государства и наиболее согласным с их образом правления, которое народ едва ли бы стал переносить, если бы получил какое-нибудь образование и лучшее понятие о Боге, равно как и хорошее устройство». [цитата по 61]
Проблема была в том, что эти труды не были известны в нашей стране, а часто и запрещались. Попытка издания трудов того же Флетчера в 1848 году, привела к отставке историка О.М. Бодянского. Сочинение на русском языке (сильно смягченное цензурой) появилось в России только в 1905 году. Но отечественные исследователи об этом знали и старались заполучить иностранную литературу. Надо сказать, что им это отлично удавалось, в библиотеке почти каждого образованного дворянина такая литература встречалась и была представлена довольно широко. Наверное, поэтому так успешно и в короткий срок Санкт-Петербургской библиотекой была собрана отдельная коллекция Россики, насчитывающая к концу 19 века 230 тысяч единиц хранения [62].
Вопросы крепостного права, деспотичности самодержавия, технологической и гражданской отсталости поднимались иностранцами еще за 100 лет до петровских реформ. Обогатив историографию, Россика безусловно повлияла и на общее развитие культуры в стране. У неравнодушных дворян возникло чувство неполноценности. Начитавшись такой литературы, видя примеры из собственной жизни, подтверждающие позицию иностранных критиков, и сравнивая ее с европейской жизнью, они уже не могли объективно воспринимать действительность, поверив в собственное варварство. И хотя это негативно сказывалось на жизни общества и даже на государственной безопасности, это было первое обращение элиты к народу. Наиболее известным критиком власти и крепостничества стал Радищев А.И., написавший в 1790 году повесть «Путешествие из Петербурга в Москву», он же стал и первым политическим заключенным. Именно с его помощью общество стало живо обсуждать тяжелое положение крепостных крестьян. Влияние его повести безмерно. Не всегда разделяя политические взгляды Радищева, почти все считали его честным человеком и борцом за свободу (так считали почти все известные писатели начала 19 века: Н.М. Карамзин, П.А. Вяземский, А.С. Грибоедов, А.С. Пушкин и последующие революционеры: А.И. Герцен, Г.В. Плеханов и др.). Самокритика смогла пробудить российскую интеллигенцию, что повлияло и на развитие обратной реакции – критики западной культуры.
Вообще, интересно, что чувствовало дворянство, смело критикующее императора за тиранию и крепостничество, имея при этом собственных крестьян? То, что российское мироустройство складывалось не одну сотню лет, то что это была налаженная и отработанная система, которая в целом устраивала даже и крестьян и что не так-то просто взять и отменить крепостничество – общество еще не догадывалось. А главное – что взамен? Экзальтированные молодые люди, подобострастно смотрящие на революционную Францию, умели только критиковать, но не смогли что-то предложить. Все их проекты были слабы, неполноценны, субъективны, а главное – далеки от реальности, не хватало ни жизненного опыта, ни возможности практического применения. Крах декабристов, дошедших до прямого насилия, разочаровал общество. Западнические идеи стали не популярны и не так смелы. Потерпев фиаско в 1825 году, интеллигенция постепенно обратилась к народничеству (почитанию народа) о чем речь позже. Дворянство 18-19 века находилось в очень странном положении. Оно было культурно оторвано от родины, но не признавалось и западом. Пытаясь нарушить сакральную связь между царем и народом, интеллигенция не находила поддержки нигде. Крестьяне никогда не понимали ее идей, царь видел во всем угрозу, а Европа считала всех русских чуждыми им дикарями. Русский интеллигент оказывался заложником собственного положения. Как говорил В.О. Ключевский: «В Европе видели в нем переодетого по-европейски татарина, а в глазах своих он казался родившимся в России французом. В этом положении культурного межеумка, исторической ненужности было много трагизма, и мы готовы жалеть о нем, предполагая, что ему самому подчас становилось невыразимо тяжело чувствовать себя в таком положении». [цитата по 63]
В конце 18 века появился другой выдающийся историк и писатель – Николай Михайлович Карамзин. Сложно переоценить его роль не только в историографии, но и во всей отечественной культуре. Карамзин сумел удачно реформировать русский язык, обогатив его словами-кальками, избежав прямого заимствования из других языков. Причисляя себя к просвещенному европейскому обществу, он, тем не менее критиковал преклонение перед западом: «Мы, погнавшись за блестящею наружностию других наций, оставили все то, чем Бог и натура хотели отличить нас от других народов земли, оставили, забыли самих себя и сделались во всем учениками, не будучи мастерами ни в чем» [цитата по 64]. Добившись успехов на литературном поприще Карамзин, был назначен императором придворным историком (исключительный случай для России, ни до ни после такой должности при дворе не существовало) и полностью погрузился в эту область науки. Он первым среди наших ученых сумел, наконец, обобщить всю отечественную историю с древнейших времен.
Удивительно как плоды труда одного человека озаренного высшей идеей, передаются другим и освещают их собственный путь. Не было бы Татищева, не состоялся бы и Карамзин. А если бы Пушкин не прочел его главный исторический труд «История государства Российского», то не было бы поэмы «Руслан и Людмила», и вообще не было бы того Пушкина, которого мы знаем.
После окончания отечественной войны, когда в высшем обществе пробудилось национальное самосознание и патриотизм, выход в 1818 году главного исторического труда Карамзина имел исключительный успех. Вот как вспоминает об этом А.С. Пушкин: «Три тысячи экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать Историю своего Отечества, дотоле им неизвестную... Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили». [цитата по 65]
Пожалуй, начиная еще с Ломоносова, наше искусство тесно переплетается с историей. Еще в 18 веке появились художественные произведения, связанные с отечественной историей: героическая эпопея М.М. Хераскова «Россиада» 1779 года, поэма «Владимир Возрожденный» 1785 года, патриотические пьесы Я.Б. Княжнина «Росслав», «Вадим Новгородский». Зачастую писатели, одновременно являлись и учеными-историками, и этнографами. Традиция эта сохранилась аж до конца 20 века (яркий пример: писатель-фольклорист Д.М. Балашова, выпустивший много этнографических научных трудов). Практически все известные писатели в той или иной степени занимались отечественной историей. Не избежал этого и А.С. Пушкин, тщательно исследовавший историю восстания Емельяна Пугачева, и Л.Н. Толстой, интересующийся отечественной войной 1812 года и многие другие. Не только в литературе, но и в других сферах искусства авторы часто обращались к истории: в опере (первая русская опера Глинки «Жизнь за царя» описывала события начала 17 века), скульптуре, живописи и т.д.
Продолжение следует.
С первой частью главы можно ознакомиться здесь.
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.