На сороковину мужа вдова увидела на его могилке молодую женщину с ребенком на руках, а когда узнала правду, бросилась к ней с объятиями.
Если сравнивать детство Люси с тем, как растет большинство ее сверстниц - можно сказать, девочке повезло. Она училась в Англии, окончила школу-пансион для девочек. Заведение было первоклассным. Предметы обязательные и по выбору. Спорт и экскурсии. Красивая обстановка вокруг и красивая форма.
Как Люся туда попала? Ее отец работал в подразделении российского банка, занимал видный пост. У мамы Люси было призвание - домохозяйка. Ничего другого, чем стоило в этой жизни заниматься женщине, она себе представить не могла. Может быть, ей следовало бы родиться на Востоке. И там какой-нибудь шейх носил бы ее на руках, потому что она была красива, нежна, обаятельна. И ее дом был для нее миром, который она не хотела покидать.
Все эти домашние салфеточки-тарелочки-подушечки были для нее бесконечно важны, она могла часами подбирать в интернет-магазинах что-то, что может сделать квартиру еще уютнее. К обеду отец не приезжал - далеко, но каждый ужин превращался в праздник. Некоторые блюда Нина готовила часами, и весь этот фарфор, скатерти, вино и дорогие бокалы создавали, так сказать, обстановку.
Но когда Люся бывала дома, она чувствовала себя старше этой мамы-девочки, такой беспомощной - вне этих стен. Пусть красивая прическа, шелковые платья и украшения. Пусть - не отвести глаз. Но окажись ухоженная домашняя кошечка на улице, выжила бы она там?
Люся, благодаря подругам, учителям, и самой себе в первую очередь понимала день сегодняшний гораздо лучше. Она рано сдала на права, она собиралась, окончив школу, жить отдельно от родителей, но тут стряслась беда и планы резко изменились.
Собственно беда - это громко сказано. В банке начались перемены, сокращения и отца уволили. Но для него, который этого никак не ожидал, небо рухнуло на землю. Для мамы, конечно, тоже.
Она же и объясняла потом шепотом Люсе, как будто отец мог услышать из дальней комнаты (но мама Нина) страшно боялась травмировать его психику. Объясняла, что в семье - большое горе, что за отцом еще числятся какие-то большие деньги, которые он должен вернуть. И в такое время надо всем быть вместе, потому что отца поддержать некому. Они возвращаются в Россию, и теперь отец будет работать там.
Люся своей родины не помнила. Она поняла только, что и ее жизнь меняется полностью. Может быть, если бы она была старше, то и перенесла бы это тяжелее. Но молодость жадна до впечатлений, и Люся не против была увидеть мир. Жаль только расставаться с подругами. Но она думала, что там, в родном городе поступит в какую-нибудь школу типа этой, и тогда….
Ага, щаз! Все изменилось больше, чем она могла себе представить. Оказавшись в обычной российской школе, Люся почувствовала себя инопланетянкой. Первое время ей было так тяжело, что по вечерам, закрывшись в своей комнате, она плакала, от чего уже давно отвыкла. Только совсем маленькой она так лила слезы.
После Люся оценит и свой, в общем-то неплохой класс, и девчонок, совсем не злых, умеренно-насмешливых и до страсти любопытных. И мальчишек, которые неуклюже пытались ухаживать за “англичанкой”, которая говорила с акцентом. А больше всего - учительницу русского языка и литературы, для которой не придумали лучше банального определения “учитель от Бога”, но так ее называли все. Надежда Николаевна любила и свой предмет, и “своих детей” - самозабвенно.
Словом, через некоторое время у Люси всё вошло в колею. Не то, что дома. Они вернулись в ту самую квартиру из которой уезжали в Англию, и Нина растерянно озиралась - жилье показалось ей на редкость неуютным и тесным. А ведь здесь предстояло разместить еще все то, что они привезли с собой! Нина поняла, что ничего нового покупать пока не на что.
Ее муж какое-то время не работал. Позже он устроился, опять таки в банковскую сферу, на низовую должность. В окружении - одна молодежь. Он начал пить.
Причем в каком-то смысле прошлое свое он вспомнил быстрее жены. И понял, что дорогие коньяки и подобное - теперь не для него. Ведь если пить не от случая к случаю, а каждый день - на элитные напитки уйдет целое состояние. А где его взять? Горячительное же требовалось каждый день, и если дома ничего не имелось - это был убитый вечер. Всё это отец смекнул очень быстро. Может быть, у него в роду были алкоголики.
Нина же искренне терялась. Она покупала вроде бы привычные продукты, но муж теперь давал ей на хозяйство “всего-ничего”. И деньги, которые нужно было растянуть на неделю, уходили за день.
Вместо того, чтобы пообещать, что все наладится, муж сказал:
- Готовь чего попроще. Вот, например, пельмени…
Надо было видеть это зрелище, когда вечером, за ужином, отец сидит за столом, бутылка водки почата. А мама заходит с этой своей растерянной улыбкой, которая теперь словно приклеилась к ее лицу, и ставит на стол супницу, полную дымящихся пельменей. Да, она сама их слепила, да, из трех сортов мяса…. Но с ее точки зрения - ей самой есть абсолютно нечего. Потому что те салаты и те фрукты, которые “полезны для красоты” теперь отошли в область преданий.
Маме пришлось осваивать овсянку и яблоки, купленные у бабушек на рынке. Но еще больше мучило ее то, что прежде она “жила во имя”. Муж был для нее всем. А теперь вроде и поговорить не с кем. Александр приходил, ел и спал. Засыпал рано - еще десяти часов не было. А ночью его мучила бессонница, он курсировал на кухню и обратно, искал таблетки “от головы”, а потом снова наливал себе стопку, потому что не мог заснуть.
- А не выспишься - работать не сможешь, - объяснял он жене, когда она жалостливо, точно больного, спрашивала его: “Может, хватит?”
Утром отец вставал отекший, постаревший. Надевал наглаженную рубашку, которую подавала Нина, трясущимися руками завязывал галстук. В банке его уже старались не показывать клиентам.
Люся пропустила тот момент, когда родители решили разойтись. При ней они никогда не ссорились. Мама считала, что дочери нельзя наносить психологическую травму.
Люся обживала новый для себя мир, а впереди был выпускной, экзамены…. Надежда Николаевна занималась с ней дополнительно, у себя дома. И не брала за это ни копейки. В этом смысле она была ископаемым элементом.
Но самое большое потрясение Люсе пришлось пережить, когда последний экзамен был сдан (и довольно прилично). Девушке казалось, что теперь ее ждет сплошная череда праздников. Будет же какой то подарок за успешное окончание школы. Потом день рождения - восемнадцать лет. Потом они с девочками подадут документы в вуз…
И тут папа с мамой зовут ее в папин кабинет, закрывают за собой дверь. Папа не похож сам на себя. За то время, что они вернулись из Англии, он постарел на двадцать лет. Мама тоже не похожа сама на себя. Она такая же красивая, нежная и ухоженная как домашняя кошечка, но появилась в ней нервозность. Вон, вертит ручку, то отложит ее, то снова возьмет и начинает крутить.
- Мы хотим, чтобы через месяц ты вышла замуж, - сказала мама.
- Еще раз, пожалуйста…., - это было настолько дико и невозможно, что Люся попросила, - И, если можно, по буквам.
- Дело в том, что я в ближайшее время тоже выхожу замуж, - сказала мама.
Люся не знала, что ей делать - прочистить уши? Поддержать падающую челюсть? Закрыть лицо руками?
Мама объяснила. Она встретила мужчину. Вернее, ее встретил мужчина. Мама всегда брала на себя вторую роль. Она не говорила: “Я познакомилась”. Всегда: “Меня познакомили”, “Позвали”. “Предложили”. “Очаровали”. Люся в очередной раз подумала, что на Востоке ей не было бы цены.
Так вот, маму встретили и очаровали. И до безумия очаровались ею. Так что она выходит замуж. Мама не добавила, а Люся не спросила, только предположила - теперь у мамы будет жизнь как прежде, а может, и лучше. Паюсная икра в серебряной икорнице.
Словом, семья распадается, и Люси срочно нужно пристроить. Укрыть лодочку в безопасной гавани.
- Мам, вообще то уже это… двадцать первый век, - Люся впала в такой ступор, что едва не забыла русские слова. Ей захотелось перейти на английский, - Поступаю в институт, переезжаю в общагу. Или квартиру с девочками будет снимать. Папу буду навещать. Твой хахаль, как я понимаю, меня видеть не хочет…
Мама терпеливо вздохнула и поджала красивые губы. Потом объяснила. Она подняла все свои связи. Родню трех поколений. Внучатых племянниц двоюродных падчериц. Но отыскала совершенно великолепный вариант. Тридцать девять лет. Холост. Богат. Уже видел фотографию Люси и в воскресенье приглашен на обед.
Люся подумала, что, если папа пьет, то мама, наверное, увлекалась н-а-р- котиками, причем не совсем легкий вариантом. Возможно даже тяжелым С перед-озировкой.
- Ты будешь в воскресенье дома? - мама сложила на груди руки. Тонкие белые пальчики, маникюр стильные колечки…
В выходные Люся собиралась с девчонками на велосипедную прогулку. теперь планы, кажется, накрывались… Конечно, можно было с утра сбежать, просто вышмыгнуть из квартиры незаметно, и рвануть к Наташе или Кате, и ехать уже от них. Но неожиданно погода испортилась, словно была с мамой заодно. А в субботу у отца поднялось давление, и оставлять его, чтобы он слушал мамины стенания, если она, Люся, сбежит….
Девушка осталась. И как в добрые прежние времена, они с мамой готовили воскресный обед, и накрывали овальный стол тончайшей вышитой скатертью и по всем правилам раскладывали приборы.
А когда раздался звонок, и мама погнала дочь открывать дверь… Люся поняла, что к черту велосипед, к черту девчонок, и институт в общем-то тоже.
Потому что Вадим, которого выбрала мама, только по иронии судьбы торговал элитной мебелью. Ему нужно было сниматься в блокбастерах или украшать обложки мужских журналов, или…Люся встряхнула головой, снова заменяя в ней английский словарь на русский.
…А он был не только красив, но еще и обаятелен, и умен, и…. Словом, Люся вышла замуж даже не со свистом. Это была какая-то телепортация. Сегодня она - школьница, учит графики построения функций и спит под любимым клетчатым пледом. Завтра она - молодая жена, в своем доме. Люся заказала печать свадебных фотографий, вставила их в рамки и развесила по стенам. Чтобы смотреть на них по сто раз в день и напоминать самой себе, что это все не сон.
Из нее и близко не получилось такой хозяйки как мама. Но это и не нужно было. Вадим не требовал от нее ни изысканного стола, ни безупречно убранного дома. Зато он очень любил путешествовать, и они часто куда-нибудь срывались. В основном за границу, в Европу. Вот где пригодилось Люсино знание языка. Вадим владел английским гораздо хуже, но все же прилично.
Правда поездки их были отнюдь не чисто развлекательные. Бизнес, понимаете… Поставщики…. То комод из дерева, попробуй еще выговорить его название… Может, оно вообще одно на планете растет. То гарнитуры, которым место, похоже, во дворце, а не в домах простых смертных. В дело свое Вадим был влюблен, чуя, что может добыть какую-то редкость, мог сорваться когда угодно и куда угодно, хоть на край света… Бывало, что муж пропадал по делам на целый день, но Люся не скучала. Они всегда останавливались в гостиницах, которые представляли собой города в миниатюре… В них было всё. И каждый раз сами собой случались новые знакомства. И как много молодых женщины завидовало Люсе, когда поблизости оказывался Вадим! Не раз, и не два собеседницы пытались припомнить, морща лоб:
- Я, кажется, видела его в каком-то фильме….
- Он не музыкант? Или может, певец?
Сколько стран они тогда объездили, сколько всего увидели…
Люся усмехнулась.
А потом, если бы не Аня, следователь Аня Джабраилова, ей не удалось бы склеить жизнь из осколков.
Да, это плохо, то что разбилось, уже никогда не будет целым… Но этот чертов инстинкт самовыживания, заставляет собирать эти осколочки, примеривать их друг к другу, пытаться приладить, приклеить. Понимая, что достаточно лишь одного легкого движения, чтобы…Стоит судьбе, как говорится, мизинцем шевельнуть….
Аня знает, что сейчас у Люси другое имя, другие документы… Что заставило ее закрыть на это глаза? Родители не знают, где сейчас Люся, им известно только, что она жива. Мама, утопающая в своей новой счастливой жизни, погрузившаяся в нее с головой и даже с высокой прической - довольствуется и этим. Отец спился окончательно. Иногда Люся звонит ему, чтобы сказать:
- У меня все хорошо.
- А у Ксанки?
Ксении, дочери Люси, уже исполнилось двенадцать лет. Но самомнения у нее хватит на шестнадцатилетнюю
- У нее тоже.
- На мои похороны хоть приедешь? - спрашивает отец вроде бы в шутку.
Но они оба знают, что ему осталось недолго. Печень ни к черту. Еще бы - столько пить!
- А если я задам тебе тот же вопрос? - Люся задерживает дыхание, - Молчишь? Страшно представить себе такое? Вот и мне тоже…
- Ну что ты сравниваешь! Смена поколений это естественно…
- Да пошел ты! - с этими словами Люся вешает трубку.
Но отец понимает, что это равносильно самому нежному “Я тебя люблю”. Выйдя из телефонной будки, Люся заходит в бар. В принципе она не может позволить себе лишних трат, но не сейчас. Она заказывает коньяк, двойную порцию. Отказывается от лимона, орешкой и прочей ерунды, которую предлагает бармен.
Она будет пить, сидя в почти пустом баре, в самом темной углу. Официант подойдет, чтобы зажечь свечу на столике, но она сделает жест - не надо. И он оставит ее в покое.
Возможно в какое-то время они с Ксанкой еще продержатся в этом городке, пока никто о них не разнюхал. Дочка даже полюбила эту квартиру, что они снимают на тихой старой улице. на первом этаже - булочная, по утрам там можно выпить чашку кофе. А ночами Ксанка спит крепко, и не видит тараканов, которые бегают по полу в кухне. Они неистребимы - Люся испытала всё и почти сдалась. Утром Ксана уйдет в школу, а Люся откроет ноутбук, и сядет за работу. И может быть, нальет себе еще рюмку коньяка. Наследственность, господа хорошие, а также жизнь в царстве хоррора… И рюмка уже опустела…
Продолжение следует