Интервью 2009 года
«Сплин» выпускает диск «Сигнал из космоса» и представит его в «Олимпийском» 3 октября 2009 года. В преддверии этих событий лидер команды Александр Васильев рассказал «Газете» о пластинке, воспитании ребенка и неприязни к группе «ЧайФ».
- Как долго сочинялся и записывался «Сигнал из космоса»?
- Сочинялся два с половиной года, записывался очень легко – за десять дней записан, за еще десять дней сведен. Мы работали на студии «Добролет», где пишется весь питерский рок 90-х и нулевых. Андрей Алякринский так набил себе руку и ухо на этом, что альбомы, им записанные, звучат очень хорошо. А от идеи сводить альбом за границей мы отказались, потому что здесь нашу музыку чувствуют лучше.
- В названии есть философский подтекст или оно наоборот легкомысленное?
- Это самое легкомысленное название за всю историю группы «Сплин». Предыдущий диск «Раздвоение личности» назывался слишком наворочено. У всех растут дети, поэтому и название, и тексты песен разворачивают в сторону упрощения. Лицом к детям. Дети становятся главным приоритетом – жизненным, музыкальным и поэтическим.
- На какие песни нового альбома ты бы порекомендовал обратить особое внимание?
- Я бы порекомендовал прислушаться с первой по восемнадцатую. На самом деле это одна и та же песня, просто она то в мажоре, то в миноре, то быстро, то медленно. Слова иногда меняются, а иногда и не меняются, переходят из песни в песню. Я тоже это заметил, и меня это страшно порадовало. Может, в этом и есть тот самый концепт, о котором все всё время спрашивают, а я не нахожу ответа.
- Есть ли песни, от которых тебя уже тошнит, настолько надоело их играть?
- Нет, я до такого состояния себя не доводил. Если песня надоедает, она просто уходит из плейлиста. Когда я от нее отдохну, она возвращается.
- Многие сомневаются, что «Сплин», давно нигде особо не мелькавший, соберет «Олимпийский»…
- Ничего страшного, мы развернем сцену поперек зала и сыграем для небольшой аудитории. Дело не в количестве человек. Просто этот сарай, «Олимпийский», оказался осенью единственной свободной площадкой, поэтому пришлось на него соглашаться. А пафоса собрать огромное количество людей у меня никогда и не было.
- Насчет сцены поперек уже точно решено или вы посмотрите по продажам билетов?
- Это решено, но мы посмотрим по продажам билетов.
- Считается, что рекорд-индустрия в полном упадке, что альбомы никто не покупает. Зачем вообще их выпускать? Или настоящий музыкант просто не может без этого?
- Какое-то количество пластинок по инерции все равно покупается. В принципе пластинки – они становятся, как книги. Тот, кто покупает книги, будет покупать и компакты. Это те люди, которым нужно держать продукт в руках, рассматривать буклет. Остальные будут читать и слушать через сеть.
- Что изменилось в жизни с рождением сына?
- Моя жизнь стала еще волшебней. Плюс один. От многого пришлось отказаться, но я расстался с этим совершенно без сожаления, потому что приобрел в бесконечно много раз больше, чем потерял. Да, у нас стал строже график, распорядок дня, но меня семья всячески поддерживает, поэтому я чувствую себя свободно.
- Леонид растет в богемной среде?
- Нет, нет! Богемная среда – это художник плюс очень много лишних людей. Друзья к нам приходят, но какая же это богема? Это в чем-то родные люди. Он со всеми общается. Может, поэтому и не может прижиться в детском саду, что привык общаться со взрослыми. А с детьми ему просто неинтересно.
- Почему ты не любишь Москву?
- Я не могу сказать, что не люблю Москву. Я не люблю здесь долго находиться, это верно. Но так вот, в пределах Садового кольца, Бульварного кольца, замечательно и тихо. Главное – чтоб не надо было ехать в Жулебино или Митино.
- Но жить бы тут ты не смог?
- Мне этого не надо. Зачем?
- Вот у вас альбом выходит, концерт готовится. По этому поводу ты приезжаешь в Москву, собираешь пресс-конференцию, даешь интервью. Это для тебя максимальная степень компромисса и участия в шоу-бизнесе?
- Я все равно это воспринимаю на уровне игры. Не так уж и сложно три дня раз в три года поиграть в эти игры и поговорить в диктофон. Тем более что я чувствую, что альбом получился, поэтому хожу и говорю о нем с открытой душой.
- А потом, когда все будет сказано и сыграно – обратно в берлогу?
- Да, спасибо, Москва – и домой. Но в этой берлоге – дворцы, реки, каналы. Там не так уж плохо.
- Сам ты скачиваешь из интернета фильмы и музыки?
- Конечно. Я всё из торрентов качаю.
- Среди музыкантов принято говорить, что те, кто качают, у них кусок хлеба отбирают.
- Это чушь собачья. Вот компьютер, вот интернет, и в нем – всё, что в мире есть. Как можно этим не пользоваться? Я знаю, что и мой альбом появится там же в день его выхода. Это естественный ход вещей.
- Ты смотришь телевизор? Какие новости могут вызвать у тебя сильные эмоции?
- Новости я читаю в интернете, телевизор включаю только ради футбола и отдельных кинофильмов. От новостей меня трясет в той же степени, что и всех остальных.
- Группа «ЧайФ» в своем Екатеринбурге борется за чистоту, организует демонстрации против сноса зданий. Ты можешь себя представить в амплуа борца с чем-либо?
- Если только в амплуа протестующего против группы «ЧайФ». И то на эту демонстрацию я пойду в гордом одиночестве. Нет, у нас есть еще один чувак, который их ненавидит. Увидев их по телевизору, он сказал: «Удавил бы!» - и переключил. Вот не ожидал такой реакции от тихого мирного человека. В принципе, я его понимаю. Моя песня «Матч» после этого случая и появилась. «ЧайФ» - это такие мерзкие штампы, что страшно становится.
- Ну как же, они пропагандируют вечные ценности – что в музыке, что в жизни.
- Да они просто бездарно это делают. Протеста у меня нет. И на демонстрацию я не пойду – просплю.
- Ты говорил, что тебе близок абсурдный юмор в духе «Монти Пайтон»…
- Да! Я сейчас только в их стиле и говорю. И всегда я только так и общаюсь. Люди, которые не в курсе, конечно, удивляются и пишут потом, что я е…анутый. Ну да, я е…анутый, потому что я смотрел «Монти Пайтон» и родился в Санкт-Петербурге. В принципе, Хармс – это тот же самый наш «Монти Пайтон», только он творил на сорок лет раньше и не в капиталистической державе, а в предблокадном и блокадном Ленинграде, под жутким прессом, закончившимся тюрягой и смертью.
- В песнях это находит какой-то выход, или ты опасаешься, что этот юмор просто не считывается?
- Почему? «Мое сердце» и «Мы сидели и курили» сделаны в этом духе. Человек понимает, что он дебил и уже не скрывает этого. Он открыто в этом признается, поет об этом в мажоре и находит в таком состоянии много плюсов.
- А часто ли приходится включать серьезного человека, начальника, руководителя группы? Штрафовать, увольнять и т.д.?
- Я не включаю начальника. Я либо дружу с людьми, либо просто прекращаю с ними общаться. Я иногда чувствовал, что есть люди, которые мешают развитию группы, и с ними расставался. Но без скандалов: как правило, все понимали, что расставание неизбежно. Хотя в любом случае это больной и переживаемый момент.
- Чем бы ты никогда не стал заниматься в жизни?
- Я бы никогда не стал работать на «Русском радио».
Алексей Мажаев, газета "Газета", сентябрь 2009