Виктор Рубцов
Не договариваясь, мы встретились с Володей в общем вагоне поезда Тында–Нерюнгри. Куда же ещё? – все дороги лежали для нас в Беркакит, на бамовский бардовской фестиваль.
Прошло время, когда хитами были песни ансамбля «Самоцветы»: «Бамовский вальс» («Будет самым молодым этот вальс навеки»), «Веселей, ребята, выпало нам строить путь железный, а короче – БАМ!», «Тында – крайняя точка Москвы». Мы с Володей седлали общий вагон, когда слово БАМ стало уже чуть ли не ругательным, мол, закопали народные деньги в никому не нужную железную дорогу, по которой только иголки с лиственниц возить, другие здесь на тысячи километров пути не живут…
Владимир Свиридович Гузий (1956–2009) слыл лучшим бамовским поэтом. Еще десяток или сотня творцов вам скажут, что лучший – это... и скромно назовут своё имя. Потому что в такое романтическое время, в таком романтическом месте стихи писал почти каждый второй. И Володя потратил не один год, чтоб собрать и опубликовать антологию бамовской поэзии. Вот только ни один из наших друзей не создал такой песни, которая прозвучала в кинофильме «Лучшая дорога нашей жизни»:
Вот и всё. Замкнулось полотно.
И последний выложен портал.
«Золотое» светится звено.
Ты об этом десять лет мечтал.
И когда оркестр громом брызнет,
Ты поймёшь, что в ливнях и в пыли
Лучшую дорогу нашей жизни
Мы с тобою вовремя нашли.
Нам бывало трудно много раз,
Но теперь спокойно оглянись:
Стройка обошлась бы и без нас,
Нам же без неё не обойтись.
И куда судьба нас ни забросит,
В памяти останется всегда:
В утреннюю свежесть наших просек
Робкие заходят поезда.
Первый поезд начал свой разбег,
Он сюда шёл медленно и долго.
На щеках колючий тает снег.
Я не плачу. Это снег. И только.
Но когда оркестр громом брызнет,
Я пойму, что в ливнях и в пыли
Лучшую дорогу нашей жизни
Мы с тобою полностью прошли.
Прошли те времена, когда стихи Володи были символом растущего города Тынды, строящегося железного пути от Байкала до Амура. Когда на ежегодных бамовских фестивалях звучали молодые песни о молодых строящихся поселках и городах, о десятках молодых железнодорожных станций, возникших на пустом месте, об огласивших сопки и тайгу первых локомотивных гудках, о молодых строителях, быстро, не по годам становившихся совершеннолетними, деловитыми строителями взрослой жизни. Когда Володя сидел в конкурсных жюри и «судил» новые песни и новых исполнителей.
Уже разобрали на части единый организм Байкало-Амурской железной дороги, отдав его разрозненные части в существующие соседние – Дальневосточную и Восточно-Сибирскую. Чувствуете, про что говорят названия железных дорог? И БАМ говорил про то же – на восток надо переправлять все наши пути-дороги, на восток, а не в Европу. Отправлял миллионами тонн коксующегося нерюнгринского угля новый порт Восточный под Находкой. А страна еще не чуяла новых тенденций, нехотя, только в случае крайней необходимости вкладывала средства в дорогу и инфраструктуру и – разбирала по частям БАМ.
Станцию Хани вообще бросили на произвол судьбы. Нет, через станцию так и ходили поезда. Но поселок Хани остался совершенно без помощи. На запад была Читинская область (Забайкальский край), на восток – Амурская область. А Хани – единственная станция, территориально принадлежащая Якутии. Со станции до Якутска и сейчас надо добираться несколько суток. А в Якутии решили, что отопление в Хани можно организовать и без угля, на подножном корму. Начальник Тындинского отделения давал своим команду, чтобы по всей дороге собирали старые шпалы и свозили к котельной, спасали как могли станцию и поселок от 40-градусных морозов.
А Володя продолжал писать всё такие же хорошие стихи о БАМе. Только в них всё больше сквозила грусть. Свои книги раздаривал друзьям, в число которых случайно попал и я. Случайно встретились, да так и приятельствовали до конца его жизни. Подписывал книги Володя без особых изысков. Вот, например, на книге стихов «Чукчуду» (Новосибирское СП «Наука»): «На долгую добрую память»... Мои имя-фамилия и дата с местом наших встреч: 8.09.2008 г. г. Тында. Долгую добрую память храню без усилий, пока споспешествует Господь. В главе «Дорога на Кодар» (стр. 146) читаю «Прощание с Чарской долиной»:
Вот и покидаем
Чарскую долину.
В сердце и не радость,
и не грусть.
Оглянусь на запад
и монетку кину, –
Может быть, когда-нибудь
вернусь.
Всё-таки сбываются
добрые приметы,
Если хоть немного
вера в это есть.
Но долине Чарской
что моя монета?
У неё богатств
не перечесть.
Что ей снисхожденье
или милость?
Ведь она с разбега
как-то вдруг
Честно и по-дружески
открылась,
Думая, что я ей
тоже друг.
Извини, долина.
Я хотел, как лучше
И монетку бросил…
Дома встрепенусь…
Там, в долине Чарской
я оставил душу.
Может быть, когда-нибудь
вернусь.
Тындинское отделение дороги еще пыталось заботиться о престиже «крайней точки Москвы» и находило хоть какие-то денежки для проведения бывших традиционных ежегодных фестивалей. Собирали бардовский народ то возле замолчавшего Тындинского аэропорта, то возле Беркакита, где вернули себе облюбованную поляну. Председателем жюри чаще всего приглашали из Москвы светлого нашего музыканта Юрия Лореса. А чтобы не забывали, кто в доме хозяин, в жюри приглашали и жителя Тынды, знатного строителя БАМа, Героя Социалистического Труда Александра Васильевича Бондаря (1952–2021). Володя Гузий теперь уже сидел не в жюри, а в наших рядах, заинтересованным слушателем. Бамовские композиторы еще писали на Володины стихи новые песни. И этим новым песням давали новые призы за старый патриотизм. Но сам Володя уже был простым слушателем. У него, почетного жителя Тынды, не очень складывались отношения с пробивными молодыми железнодорожными руководителями.
Организаторы фестиваля после конкурсной программы все же зазывали по старой дружбе в длинную командную палатку с накрытыми столами и Володю – «для обсуждения итогов». А обсуждения, сами понимаете, в нашей отечественной среде затягиваются как обычно почти до утра. Я в это время мотался то к организаторам, то на станцию, чтобы узнать пути отхода на исходные позиции. Расстояние от Беркакита до Тынды по железной дороге составляет 220 километров, а с транспортом в тех краях не густо. Слава богу, железная дорога выделила несколько вагонов спецмаршрута для вывоза участников до Тынды. Только объявить об этом в суматохе фестиваля забыли – у нас ведь всё как у людей.
Когда мы с Володей добрели до спецмаршрута на станции Беркакит и погрузились в вагон, только тогда почувствовали, как мы устали. Фестиваль ведь дело не простое, и меня спасало только то, что я не принимал участия в обсуждениях. Володе было труднее. Вот уточнили, что скоро отправимся. Вот вытянулись на полках без матрасов и белья. И тут же уснули блаженным сном. А наутро я выглянул в окошко – на горизонте маячат две высоченные трубы Нерюнгринской ГРЭС. Как и почему? Ведь нам же в другую сторону, не в Нерюнгри, а в Тынду? А всё просто, спецмаршрут ведь внеплановый, дорога же однопутная, чего нам торчать на разъездах и пережидать встречные поезда. Вот и откатили нас на станцию Нерюнгри. Там к вечеру подцепят к обычному рейсу Нерюнгри – Тында. Куда спешить, фестиваль ведь закончился.
Володя очень огорчился, когда я его разбудил и объяснил обстановку. Ладно мне, я свободный предприниматель с ненормированным рабочим днем. А Володе надо до вечера передать сведения о фестивале в редакцию газеты. Смартфонов тогда не было. Рейсовый поезд придет в Тынду к часу ночи. А материал для газеты должен до 17 часов быть в корпункте. И побежал я ловить такси, ведь я же местный и прописка у меня нерюнгринская, хотя работаю по всему Дальнему Востоку и дом у меня под Тындой. Ну, с такси не пришлось долго вести переговоры. Соглашаюсь на любую сумму. И вот мы уже катим по дороге. Володя набрасывает в блокноте намётки статьи о фестивале. Таких денег, что заявил таксист, у нас с собой нет. Но в Тынде на «седьмом небе», то есть на седьмом этаже их дома Володю уже ждет жена Ирина. Которой он среди прочих своих стихов подарил однажды «День брусники»:
Какие нынче по листьям блики!
Как высока и прозрачна высь!
Давай отпразднуем День брусники!
Мы очень вовремя добрались.
Зачем же нам запираться дома,
Столы раскинув, готовить, печь?
Природа празднует по-другому.
Она умеет свой миг беречь.
Здесь ход событий завидно точен,
Канва событий всегда проста:
День распускания первых почек,
День улетающего листа.
И где мы были, куда глядели?
Понять значения не смогли.
И День снежинки, и День капели
Так незаметно и утекли.
Но помнишь: праздничен и возвышен,
Светясь особенной чистотой,
День белых вишен, День белых вишен
Тебя прозрачной накрыл фатой.
Ручей прохладен, весь лес воздушен.
От ближней тучи уходит тень.
Нам очень нужен, нам очень нужен
Обычный праздник на каждый день.
Мудрая Ирина Николаевна никак не отреагировала на наше небольшое приключение. В следующий раз она просто сама отправилась сопровождать Володю на двухдневный бардовский фестиваль под Беркакитом. С видавшей виды палаткой, чайником для костра и большой сумкой со снедью.
На снимке слева направо: поэт Владимир Гузий, Виктор Рубцов и Павел Толмачёв, самодеятельный композитор из Северобайкальска. Снимала жена Владимира Ирина в бардовском городке под Беркакитом