Дождь хлынул, когда до университета осталось проехать два квартала. Кира невольно подумала о катафалке и предстоящих похоронах. Возможно, за городом — там, где располагалось кладбище — дождя ещё не было, но в том то и суть, что «ещё». Обложенное грозовыми тучами небо не оставляло сомнений в том, что дождь хлынет и там — это всего лишь вопрос времени.
— Прекрати, — со злостью прошептала Кира, потом повторила громче, — прекрати! Хватит! Тебя это не касается.
Она подумала о других похоронах. Шёл ли дождь в тот день, когда хоронили Машу? Вряд ли. Почему вряд ли? Кира не знала, просто ей так казалось.
Отличаются ли похороны взрослого человека от похорон подростка? Скорее всего. На похоронах подростка очень много молодых людей. Друзья, подруги, одноклассники…
бывший парень, который, возможно, до сих пор винит себя в её смерти
Припарковавшись у учебного корпуса, Кира не стала глушить двигатель. Она просто сидела в машине и смотрела на сползающие по стеклу капли дождя. Ладонь ныла, глаза резало от усталости и недосыпа. За ночь Кире удалось поспать от силы часа три и то урывками — рваными и непонятными. Под утро ей приснилась Маша. Мёртвая девушка Вадима стояла над спящей Кирой и молчала — сгусток чего-то объёмного, но бесформенного на фоне густой темноты.
Кира открыла глаза и начала с ужасом озираться по сторонам. Знакомая комната превратилась во что-то чужое и враждебное. Кира бессильно откинулась на подушку, полежала так пару минут, потом повернулась на бок и закрыла глаза.
В том, что ей приснилась Маша не было абсолютно ничего удивительного — в последнее время Анфиса постоянно говорила про неё. Удивила реакция на сон — дикий ужас, как если бы это всё происходило на самом деле.
Добравшись до города, Кира тут же, не заезжая домой, поехала в городскую библиотеку, готовиться к семинару по философии. Это помогло хотя бы на время отвлечься от ненужных мыслей. Она не пыталась вникнуть в идеи Френсиса Бэкона, который был сторонником доказательного научного подхода, но сам процесс переписывания в тетрадь его мыслей увлёк.
К часу Кира поехала в университет.
В чёрном небе снова глухо громыхнуло.
Кира заглушила двигатель, взяла с пассажирского сиденья сумку и вышла из машины. Лицо тут же облепили холодные капли дождя. Девушка болезненно поморщилась. Ей это показалось, или сегодня у седьмого учебного корпуса было как-то по-особенному мрачно и серо?
И тихо…
На фоне сырой мороси студенты были похожи на тихих и полупрозрачных призраков, обитающих в вечности.
Кирпичное здание, которое дождь превратил в нечто серое и неприятное, напоминало средневековый замок, в котором всегда было холодно и сыро. По крайне мере, так им рассказывали на уроках английского языка в школе.
Не романтизируйте замки, — говорила учительница, — представьте себе огромное каменное здание, в котором всегда царит полумрак, а от стен тянет холодом. Это вам не «Золушка» или «Однажды в сказке». Люди круглосуточно топили камины, чтобы согреться, но всё равно мёрзли.
Из здания корпуса вышла группа студентов.
Стоя под дождём, Кира собрала волос на затылке и закрутила его в подобие небрежного пучка.
Тем летом она была блондинкой, потому что ненавидела натуральный цвет своих волос. Когда мачеха увидела её новый образ, был скандал, но Киру это не особо волновало. Главным было то, что она избавилась от ненавистного цвета.
— Я обрежу тебе волос! — кричала мачеха, но Кира прекрасно понимала, что этого не будет. Её тётя — родная сестра мамы, которую лишили родительских прав, когда Кире было десять — часто угрожала сделать что-то такое, чего, в принципе, быть не могло. Вернуть матери, например, сдать в приют…
— А папу тоже вернёшь маме? — спросила Кира, — вместе со мной. Если подумать, то ты неплохо устроилась, да? Получила нелюбимую племянницу — это понятно. Но… как это называется? Всё включено? Нелюбимая племянница и любимый состоятельный мужчина. Молодой, привлекательный.
В тот день тётя (которую Кира про себя называла злой мачехой) первый раз дала ей пощёчину.
— Не смей, — надрывным шёпотом произнесла она. Кира обратила внимание на то, что у неё даже губы побелели от ярости. В глазах застыла ненависть и что-то похожее на страх и… боль?
— Я люблю тебя, Кира. И я не виновата, что твоя мать — алкоголичка.
— И ты не виновата, что её муж, в итоге, предпочёл тебя ей — алкоголичке.
Тётя снова ударила её. На этот раз сильнее. Кира проглотила и это. Она пообещала себе, что не будет плакать в её присутствии. Ни за что на свете.
— Ты должна быть мне благодарна.
— Я благодарна, — ответила Кира, — разреши мне обесцветиться.
— Нет, — с явным наслаждением ответила мачеха, — даже не мечтай.
Запрет поменять цвет волос был всего лишь принципом: мачехе было плевать, рыжеволосая её племянница или блондинка. Дело было в другом. Дело было в ненависти и бессильной злобе.
Увидев, что племянница всё-таки обесцветила волос, тётя пришла в ярость, но её угроза обрезать девочке волос не возымела должного эффекта.
— Только попробуй, и я уйду из дома, — сказала Кира, — сбегу.
— И где будешь жить? — поинтересовалась женщина, моментально успокоившись.
— Найду, где.
— Вернёшься к своей никчёмной матери? На это рассчитываешь? Ты ей не нужна.
Кира уже давно перестала реагировать на такие вещи. Она понимала, что тётя была права, а если так, то смысл устраивать скандал на ровном месте? Да, она была ненужна своей матери, ну и что? Она была не первым и не последним ненужным ребёнком. Осознать эти было непросто, но Кира справилась. Принять факт своей «ненужности» оказалось ещё сложнее, но у неё получилось.
— К матери не вернусь, — сказала Кира.
— Не сомневаюсь. И куда же ты пойдешь?
— Выполни свою угрозу и узнаешь.
Кира была блондинкой всю зиму, весну и лето, но ничего не изменилось: её продолжали называть рыжей. Кира злилась, но молчала, потому что понимала: есть вещи, которые от нас, увы, не зависят.
А потом были три недели спортивной смены летнего лагеря, где Кира и её подружки были участниками, а Вадим был вожатым и тренером по футболу. Потом был его насмешливый взгляд, за которым пряталось нечто гораздо большее, и его слова: знаешь, смотрю на тебя и картинка не складывается. Мне кажется, ты должна быть рыжей. Нет? Можно, я буду называть тебя рыжей? Или рыженькой?
В тот день Кира окончательно сдалась и решила вернуть прежний цвет волос, старательно убеждая себя в том, что Вадим тут совершенно не при чём.
— Не при чём, как же, — пробормотала она.
Кира оглядела залитую дождём площадку перед седьмым корпусом, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых, и только сейчас обратила внимание на небольшую группу студентов, которая почему-то вызывала смутную тревогу. Буквально через пару секунд Кира поняла, в чём дело. Одна из девушек плакала, остальные, видимо, пытались её успокоить. По крайне мере, со стороны это выглядело так, но слов Кира не слышала, выражение их лиц тоже не видела.
Возникла неприятная, может быть, даже слегка пугающая ассоциация с человеком, который только что узнал о смерти близкого. Кто-то бы впал в ступор или, наоборот, начал истерично кричать, но многие бы повели себя именно так, как вела себя сейчас эта девушка. И Кира прекрасно понимала, почему первым, о чём она подумала, была смерть: ворон, похоронный кортеж, мысли о Маше. Всё это, видимо, действовало гораздо сильнее, чем Кира могла себе это представить. Логичней было бы предположить, что плачущая девушка… ну, допустим, получила два по языкознанию или истории. Или не смогла пересдать экзамен, который тянется за ней ещё с летней сессии. Или поссорилась с парнем. С мамой. С преподавателем…
Кто-то положил руку ей на талию. Кира вздрогнула, резко оглянулась и увидела Милу. Подружка смотрела на плачущую студентку.
— Привет, — сказала Кира и натянуто улыбнулась, — напугала. Ты как? Анфиса звонила?
— Практики устной речи не будет, — сказала Мила, продолжая наблюдать за плачущей девушкой.
Кира начала ощущать явное беспокойство. Ворон, катафалк и мысли о Маше вдруг приобрели какой-то новый и зловещий смысл, вникать в который у Киры не было ни малейшего желания.
вороны — предвестники смерти. олицетворяют силы Ада и дьявола. они соединяют мир живых с миром… мёртвых. нет, подожди. ты, правда, веришь во всё это?
На капот машины мягко опустился ворон. Кира уставилась на него чуть ли не в ужасе, не веря своим глазам.
Отказываясь верить.
Ладонь начало дергать пульсирующей болью.
Чёрные бусины глаз внимательно смотрели на неё. Или не внимательно? Укоризненно? Насмешливо?
Воздух вдруг стал тяжёлым и вязким, как желе. И без того серый свет дня стал ещё на тон темнее. Со стороны огромной пустоши, которая находилась через дорогу от университета, потянуло сыростью и прелой травой.
— Мила, что происходит? — спросила Кира хриплым полушёпотом.
— Практики устной речи не будет.
Плачущая девушка села в машину, за рулём которой сидел парень. Кира решила, что это был кто-то со старшего курса, по крайне мере, его лицо казалось ей смутно знакомым. Подружки постояли немного, провожая машину взглядом, потом пошли к зданию корпуса.
—…говорили не идти сегодня на пары, — услышала Кира фразу одной из девушек, когда они проходили мимо, — вот зачем она пришла? После такого…
— Почему Практики не будет? — спросила Кира.
— Нашего препода по Практике сбил грузовик, — сказала Мила, — нам только что сказали. Он переходил дорогу по пешеходному переходу на зелёный свет, всё как положено, а этот… Кошмар какой-то. До сих пор поверить не могу.
Кира молча уставилась на ворона, как будто ждала от него каких-то объяснений. Птица взмахнула крыльями и полетела к ближайшему дереву. Порез на ладони продолжал ныть.
— Он мне поставил вчера два за монолог, сказал, что сегодня на паре её можно будет исправить. Слушай… а если он умер, значит, и исправлять ничего не надо, так?
Кира удивлённо посмотрела на подругу.
— Ты вообще нормальная? Человек умер, а ты про какой-то монолог.
—Человек умер, но мы-то живы, — огрызнулась Мила, — тебе хорошо говорить, у тебя не будет двоек за аттестационный период.
— До него ещё полмесяца минимум. Месяц… Слушай… — она раздражённо посмотрела на подругу, — не будь такой циничной.
— Мы живы, — повторила Мила, — а ему уже всё равно. Нет?
— Маше об этом скажи, — ответила Кира и пошла к мокрому и унылому зданию седьмого корпуса.
На первом этаже корпуса горел свет, но уютнее он обстановку не делал. Бледный, как покойник в морге на столе патологоанатома, и такой же холодный.
Пол был грязным и мокрым.
Кира посмотрела в окно и поёжилась от неприятного озноба, который не имел абсолютно никакого отношения к дождю. Катафалк уже, скорее всего, был на кладбище, и что теперь? Кира понятия не имела, как проходит процесс погребения в дождливую погоду. Все сидят в машинах и ждут, пока стихнет дождь? Вряд ли. Похоронный зал был расписан по часам, а родственники следующего покойного вряд ли бы согласились ждать.
зачем ты об этом думаешь? почему ты об этом думаешь?
там будет вода. в могиле будет вода. они... им придётся опустить гроб в воду
И потом в голову пришла совсем уж нелепая мысль: я хочу, чтобы меня похоронили в солнечный и тёплый день.
Был только второй час дня, но складывалось ощущение, что уже наступил вечер. Из окна открывался вид на пустошь, чёрные тучи над которой то и дело озарялись вспышками молний — красивое, но жуткое зрелище. Во всём этом чувствовалось какое-то мрачное великолепие, которому хотелось подчиняться.
Гроза уходила, оставляя после себя горькое послевкусие: холода, дожди и… осень. И смерть. И мокрую могилу.
прекрати, хватит
— Куда пойдём? — спросила Мила.
— Давай кофе попьём, — предложила Кира, продолжая думать о мокрой могиле. Однажды она видела одну такую на их местном кладбище. Случилось это как раз после затяжных дождей. Кира заглянула в вырытую могилу и увидела, что она была примерно наполовину залита водой.
— Здесь или в кафе? — спросила Мила.
— Ммм? — от мыслей о мокрой могиле никак не получалось избавиться.
— Кофе. Здесь или в кафе?
— Здесь. В кафе три в одном из пакетика. А тут хоть что-то более или менее похожее на кофе.
— Но там можно взять пирожное.
— Голодная?
— Не особо. А ты?
— Сладкого точно не хочу.
Девушки подошли к кофе-автомату. Кира заказала капучино, Мила Латте.
— Видела Анфису? — спросила Мила, — как она?
— Не заезжала домой. Готовилась к семинару по философии. Сейчас позвоню ей.
Они начали медленно подниматься на третий этаж. Пару отменили (потому что преподаватель умер, — Кира зябко поёжилась), но они всё равно пошли к аудитории, где по средам у переводчиков-лингвистов была Практика устной речи.
Коридор постепенно наполнялся студентами, но даже среди них Кира чувствовала себя одинокой. Она хотела общения, но в то же время, общество Милы тяготило, а шум и суета в коридоре раздражали.
Кира поставила бумажный стакан с капучино на подоконник и достала из сумки айфон. Капли дождя монотонно барабанили по карнизу.
— Я очень беспокоюсь за Анфису, — сказала Мила и сделала глоток из своего стакана, поморщилась и подняла глаза на Киру, — надо было добавить сахара.
— Что с Анфисой?
Но разве Кира не догадывалась, что с Анфисой? Даже не так: разве Кира не знала, что с Анфисой? Знала.
Маша.
— Она очень часто вспоминает о Маше. Говорит, что мы должны извиниться перед ней. Типа из-за нас она так и не обрела покой.
— Потому что…
— Ну, да. Самоубийство, — Мила равнодушно пожала плечами, но Кире показалось, что подружка нервничает. Немного.
— Почему она решила, что Маша не упокоилась? — спросила Кира, положила айфон на подоконник и обхватила стакан с кофе двумя руками, в слабой попытке согреть холодные пальцы.
— Это вообще… — Мила отпила ещё немного, — Анфиса говорит, что ей снится чёрный ворон.
— Ворон? — прошептала Кира, чувствуя, как эта фраза… — обычная фраза, ничего не значащая фраза, — окутывает её липкой, но прочной паутиной страха. Ладонь снова кольнуло несильной, но резкой болью. Кира машинально дёрнула пальцами, как будто хотела сжать их.
— Чёрный ворон. Она говорит, что вороны… — продолжала Мила, не заметив реакцию подруги на свои слова.
— Кто «она»? Маша? — перебила Кира. Имя девушки она произнесла шёпотом.
неужели это сказала я?
— Анфиса. Она говорит, что вороны — это посланники с того света. И ворон, который снится Анфисе, передаёт послание от Маши.
— Какое послание? Мы должны извиниться?
— Да.
— Попросить прощения у мёртвой девушки?
— Да.
Кира подумала о вороне (или о воронах?) которого видела сегодня. Это тоже были посланники? Они тоже хотели ей что-то передать?
Ладонь ныла, и Кира полезла в сумку за обезболивающем. Мила молча наблюдала за ней. Выдавив таблетку на ладонь, Кира какое-то время просто тупо смотрела на неё, как будто не знала, что делать дальше, потом закинула таблетку в рот и сделала глоток капучино. Кто-то говорил ей, что таблетки нужно запивать только водой, но какое значение это имело сейчас?
сейчас, когда Кира встретила посланника с того света
— Мы ничего не сделали, — жёстко сказала Кира, — ни-че-го! Подумаешь, парень изменил. Это не причина для… — она запнулась, — не причина! Нормальный человек не сделал бы этого из-за парня.
— А что причина?
Зазвонил айфон Киры. Она мельком глянула на экран. Номер был незнакомым, и девушка решила не отвечать.
— Понятия не имею. Мила, я понятия не имею, какой может быть причина.
Айфон замолчал.
— И не собираюсь думать об этом. Не собираюсь. Закон Дарвина, слышала об этом? Естественный отбор. Выживают наиболее приспособленные организмы. Сильнейшие.
— Очень цинично, — холодно глядя на подругу, заметила Мила, — обычно ты меня обвиняешь в этом. Не ожидала.
— Да, я виновата. Признаю это. Что теперь? Теперь я должна всю жизнь сожалеть об этом? Как ты сама только что сказала: она умерла, а мы живы.
Она заставила себя думать так, потому что в тот страшный год у Киры был выбор: принять факт случившегося или сойти с ума. Она выбрала первое, а для этого пришлось стать циником.
— Виновата? — повторила Мила.
— Да. Но спиритический сеанс… это уж слишком.
— Но ты согласилась.
— Ради Анфисы.
Снова зазвонил телефон, но на этот раз звонили Миле.
Всё тот же незнакомый номер.
Кира с Милой испуганно посмотрели друг на друга.
— Я не буду отвечать, — прошептала Мила.
— Ответь.
— Я не буду отвечать.
— Ответь, Мила!
Мила машинально нажала на сенсорную кнопку связи.
Кира напряжённо смотрела на подругу.
— Да, — тихо сказала Мила и подняла на подругу глаза. Во взгляде застыло потрясение.
— Да. Я… поняла. Хорошо.
— Что? — прошептала Кира. Рваный порыв ветра швырнул в стекло горсть дождя. Боль в ладони стала просто невыносимой. Кира опустила глаза и только сейчас поняла, что сжимает пальцы. Рука дрожала. Кира медленно разжала ладонь и увидела кровь.
— Анфиса умерла.
Кира молча смотрела на подругу, пытаясь понять, о чём говорит Мила. За окном стало совсем темно, чернота пожирала небо; пожирала день. Пожирала их.
— Умерла?
— Умерла.
— Но…
Кира посмотрела за спину Милы и увидела Вадима. С тех пор, как они виделись последний раз, прошло пять лет, но Кира узнала его.
— Кира! — воскликнула Мила, — Анфиса…
Окружающие её звуки слились в один сплошной гул. Окружающие предметы приобрели гротескную резкость, потом фокус потерялся, и всё поплыло перед глазами. Кира почувствовала, что падает, попыталась схватиться за подоконник, но ладонь тут же отозвалась ошеломляющей болью, которая на пару секунд вырвала девушку из темноты.
— Кира! — закричала Анфиса, — Кира! Помогите…
— Ворон… — пробормотала Кира, — ворон…
— Что? — чей это был голос? Кира не знала.
— Катафалк… ворон там… вода в… могиле.
Темнота…
(продолжение👇)
**********************************************
Ссылка на подбору «Страх: тень прошлого»