О последних днях жизни Петра Аркадьевича рассказал в статье «Убийство в антракте» кандидат исторических наук Вадим Эрлихман.
«В течение семи лет на Петра Столыпина было совершено одиннадцать покушений, последнее из которых стало роковым».
1 сентября 1911 года в Киев прибыл император Николай II. Цель визита была значительной – открытие памятника Александру IIпо случаю 50-летия отмены крепостного права. Вместе с императором прибыла свита и все значительные лица государства, включая, разумеется, и премьер-министра. Охрана царственных особ и государственных чинов была организована на высшем уровне: более тысячи жандармов и тайных агентов в штатском были расставлены на каждом шагу, полиция задерживала всех подозрительных.
Император пожелал увидеть оперу Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане», приближенные и члены правительства обязаны были присутствовать на представлении. Столыпин слушал оперу в первом ряду партера. Перед вторым антрактом он отправил своего единственного охранника капитана Владимира Есаулова к подъезду, чтобы тот вовремя подогнал экипаж. Во втором антракте к Столыпину, стоявшему у оркестровой ямы и занятому беседой с министром императорского двора Фредериксом и графом Потоцким, подошел молодой человек с театральной программкой в руках. Приблизившись на расстояние трех шагов, он отбросил программку, под которой прятал браунинг, и два раза выстрелил в Столыпина. Одна пуля попала в руку, другая, рикошетом от орденского креста, в живот, и задела печень. Столыпин некоторое время стоял у барьера, глядя, как расплывается кровавое пятно по его белому летнему мундиру, затем грузно опустился в кресло со словами: «Счастлив умереть за царя».
Убийцу схватили зрители и подбежавшие жандармы. Убийца не сопротивлялся. Столыпина отвезли в частную хирургическую больницу Игнатия Маковского, где он и скончался 5 сентября. Похоронен в соответствии с его волей, «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют», в Киево-Печерской лавре.
«Убийцей оказался 24-летний Дмитрий Богров из состоятельной еврейской семьи, сын адвоката, владельца нескольких доходных домов. В 1906 году он начал учебу на юрфаке Киевского университета и тогда же вступил в местную группу анархо-коммунистов. Очень скоро юноша разочаровался в новых товарищах, действия которых напоминали не борьбу за народное счастье, а простой бандитизм, и предложил свои услуги Охранному отделению, на которое работал под кличкой Аленский. За четыре года он выдал полиции десятки анархистов и эсеров, из которых большинство были повешены. За это агент получал 150 рублей в месяц, но деньги для него, и так привыкшего к достатку, были неважны. Скорее всего, он щекотал себе нервы, сталкивая друг с другом одинаково презираемых им жандармов и террористов и играя их судьбами».
Пропуск в театр ему подписал начальник Киевского охранного отделения подполковник Николай Кулябко, которому Богров пообещал лично опознать проникшего в театр террориста, замышлявшего убийство премьер-министра. На входе в театр Богрова не обыскали. Дальнейшее было делом техники. В сущности, местные полицейские чины расстелили перед Богровым красную дорожку: стреляй мол, милый, наше дело сторона.
Причины покушения остались до конца невыясненными. Из переписки Богров предстает нервным молодым человеком, совершенно «потерявшим берега» и обуреваемым мыслью «красиво» уйти из жизни, хлопнув дверью, «выкинуть что-нибудь экстравагантное». К мысли, что для достижения этой мечты неплохо бы убить какое-нибудь значительное лицо, например, царя, он пришел в конце 1910 года. Так по крайней мере утверждает автор статьи. Но по здравом размышлении Богров отказался от этой идеи – слишком сложной показалась задача преодоления охраны государя-императора. Тогда он решил переключиться на премьер-министра. Как говориться, ничего личного, просто Столыпину не повезло. Но и с премьером дело заладилось не сразу – того тоже неплохо охраняли. Помог счастливый случай в виде посещения театра всем придворным бомондом, включая и премьера, во главе с императором.
Возникает вопрос: что помешало Богрову застрелить императора? Очевидно, какая-то нервозная зафлюгированность, как говорят летчики. Увидев Столыпина, он уже больше ничего не видел. Возможно, окажись император на месте своего премьера, то и история России-матушки покатилась бы по другим рельсам. Вот от каких случайностей могут зависеть грандиозные последствия.
Правда, император слушал оперу из ложи, а вход в ложу охраняли жандармы. С другой стороны, нам известно, что для совершения покушения на сидящего в ложе человека совершенно не обязательно в нее проникать. Хотя, опять-таки, с другой стороны, уже с третьей, что ли, Богров мог быть никудышным стрелком.
Все это праздные домыслы, за которые прошу меня извинить, сам этого не люблю. У других.
В подтверждение версии об убийце, как о человеке, не дорожащем жизнью, пошедшем на преступление по причинам, здравому смыслу не поддающимся, служит свидетельство писателя Константина Паустовского, учившегося с будущим террористом в одной гимназии. Якобы на суде тот сказал: «Мне совершенно все равно, съем ли я еще две тысячи котлет в своей жизни или не съем».
В подтверждение версии, что местные власти как минимум не проявили должной бдительности и расторопности в деле охраны второго лица государства, служит поспешное проведение следствия и суда по «ускоренной процедуре», в результате чего уже 11 сентября убийцу приговорили к смертной казни через повешение и утром следующего дня привели приговор в исполнение. И концы в воду.
О том как лечили раненого Столыпина читайте в статье «Упущенный шанс?» доктора медицинских наук Михаила Козовенко.
«От рокового выстрела до доставки Столыпина в лечебное учреждение прошло менее 20 минут. В тот момент у врачей не было сомнений, что рана премьера не смертельна и его можно вылечить».
При такой скорой доставке раненого у хирургов сохраняется возможность проведения экстренной хирургической операции.
Не будучи медиком и не обременяя читателей подробным описанием процесса лечения, повторю за автором статьи: вместо проведения операции консилиум лучших киевских хирургов во главе с профессором хирургии Киевского университета Николаем Волковичем принял решение прибегнуть к консервативно-выжидательному лечению, что и стало, по всей вероятности, «причиной печального исхода».
Автор статьи сообщает также, что при подобных ранениях, то есть при огнестрельных поражениях печени, тогда же успешно проводились в России хирургические операции, спасавшие жизнь тяжелораненым.
Что же получается? Не хватило гражданского мужества киевским хирургам? Умер, и умер, и никто не виноват. А если бы умер во время операции, то виноватых бы нашли. Или профессионализм подвел киевских хирургов? И так, и так нехорошо. Скверно.
Вот от каких случайностей могут зависеть грандиозные последствия. Но, кажется, я об этом уже упоминал.
Уходя от конспирологических теорий, говоря объективно, можно вслед за Львом Тихомировым повторить следующее: «Были лица более глубокие в смысле философии государственности, более, конечно, твердого характера, более, конечно, обширных знаний и, конечно, – более определенного миросозерцания. Но правителя, соединяющего такую совокупность блестящих качеств, необходимых в то время, когда одному приходилось заменять собою десятерых, правителя такого самоотвержения, такой напряженной сердечной любви к России – я не видал. У Петра Аркадьевича были внутренние опоры, которых в такой степени, мне кажется, не обнаруживалось у других. Это – вера в Бога и в Россию».