Илья Дубинский, директор CUSTIS по образовательным продуктам и технологиям, выступил модератором дискуссии «Индивидуализированное обучение: проактивность и самореализация студентов» на Юбилейной конференции EdCrunch в Казахстане.
По словам Ильи Дубинского, дискуссии о проблемах индивидуализации в высшей школе возникают, когда речь заходит о больших университетах или громадных корпорациях, которым нужно переучивать или доучивать десятки тысяч человек. Это вопросы о том, как можно организовать логистику и логику индивидуализированного обучения в организациях, которые занимаются массовым обучением, чем помочь.
- Понятно, что то, что можно сделать руками на группу из 50 человек, на группу из 1000 человек ты руками не сделаешь, - отметил Дубинский. - Есть еще второй вопрос - как индивидуализация помогает научить человека тому, чему вы хотите научить. И чему вы, собственно, хотите научить.
Когда у нас есть один лектор, когда он транслирует какое-то абсолютное знание на группу студентов, когда у студентов нет никакой субъектности, они ничего не выбирают, они просто слушают, поглощают, чему-то обучаются. А потом в конце этого обучения у них спрашивают: хорошо, теперь расскажи, что ты запомнил. Я уверен, что большинство учились в этой академической парадигме, когда знание абсолютно и не зависит от того, кто о нем рассказывает и кому рассказывает. Преподаватель – это лишь человек, который адаптирует знания для студентов. Студенты не имеют субъектности, и главная доблесть – это поглощение знания. Собственно, главными инструментами такого обучения являются лекции, семинары, сократические диалоги, лабораторные под чутким руководством конкретного человека.
Но все больше и больше в нашу жизнь входит слово «компетенции», а компетенции к академическому подходу не имеют никакого отношения. Это другая образовательная философия, в корне другая - так называемая социальная эффективность. И там главная цель – адаптировать человека к обществу, подготовить человека таким образом, чтобы он мог бесшовно войти в общество по выпуску из университета или из ПТУ и дальше мог в нем очень активно и эффективно действовать. Там студент субъектен, студент реально выбирает, чего он хочет делать. Там образование направлено на то, чтобы изменить поведение человека конструктивно, и меряется, естественно, не что он запомнил, а как изменилось его поведение. А преподаватель может быть и не предметником. Если в академической парадигме не существует преподавателя вообще, он обязательно или преподаватель матана, или преподаватель истории партии, то в случае соцэффективности это может быть преподаватель, который структурирует образовательное пространство таким образом, чтобы студент в процессе прохождения этого пространства получил какой-то опыт и в результате изменил свое поведение.
Как считает заместитель директора по проектам развития УрФУ Виола Ларионова, тема ИОТ действительно очень горячая: «У нас есть опыт. Мы попробовали внедрить индивидуальные образовательные траектории в университете. Наш университет состоит из 5,5 тысяч преподавателей и 35 тысяч студентов. В пределе каждый студент учится по своему учебному плану. И каждый студент, соответственно, встречается с коллегами на тех дисциплинах и занятиях, которые они выбрали одновременно. Для того, чтобы такой большой вуз перевести в индивидуализацию, а, самое главное, заложить цели, которые мы закладываем в образовательный процесс, нам пришлось, на самом деле, переструктурировать все. Классическая схема традиционного образовательного процесса понятна: сверху социальный заказ спущен, дальше есть участники образовательного процесса, в частности, преподаватель, который занимает субъектную позицию. И этот преподаватель формирует цели и задачи обучения. Объект обучения - студент. Результаты обучения записываются в его дипломе и после этого он, соответственно, выходит на работу.
Чем плоха эта схема? А плоха она как раз тем, что студент выходит и начинает строить свою профессиональную карьеру, не попробовав на вкус позицию, когда он сам для себя выстраивает свою сначала образовательную траекторию, а потом и профессиональную карьеру. То есть мы его учили в школе и говорили, что делать надо, что надо выбирать, а лучше ничего не выбирать, а просто хорошо учиться. Потом он пришел к нам в вуз и тоже ничего не выбирал. Соответственно, с этой позиции мы не получаем активного человека, который способен выполнять какие-то цельные задачи, соответственно, руководя собой и нацеливаясь на определенный результат.
Мы поиграли, как в детстве, в кубики. И схему перевернули. Теперь в центре стоит студент и он субъект обучения. Он, совместно с преподавателями во время изучения дисциплины, с внешними экспертами во время проектной деятельности, с тьюторами в процессе выбора выбирает свою траекторию, задает себе какой-то путь. И движется, причем у каждого свой бэкграунд, у каждого свои предыдущие знания и навыки, определенный их уровень. И они движутся вместе с тьютором, вместе с преподавателем, с внешним экспертом.
Руководители программы, соответственно, за качество отвечают. Мы полностью перестроили само образовательное пространство, оно нацелено на то, чтобы дать студенту реальный выбор, сформировать вот эту проактивность, субъектность, дать широкие возможности для самореализации.
Образовательное пространство у нас представляет собой набор традиционных курсов, онлайн-курсов, перевернутых классов, сторонних курсов от наших партнеров, от наших бизнес-партнеров. Есть проектное обучение, проблематизирующие мероприятия. Все это работает на то, чтобы позволить студенту достичь его образовательных целей.
Соответственно, у нас есть участники рынка, которые не просто теперь запрос нам передают. Они являются активными участниками процесса, и с ними взаимодействует студент. А университет отвечает за контроль результатов обучения, поскольку это, в общем, функция университета, и за оценку компетенции.
Для чего мы это делаем? Дело в том, что у вас, наверное, есть опыт, и вы помните, как росли ваши дети. Когда маленький ребенок делает то, что он хочет, его это увлекает, его это мотивирует. Он это быстро достигает и никогда не забывает. Соответственно, когда сейчас со студентами работают преподаватели, они понимают, что как только студенту даже в процессе занятия даешь какую-то задачу высокой степени неопределенности, где он сам выбирает путь достижения цели, либо это проектное задание, либо мастерская какая-то, у него меняется даже взгляд. То есть это действительно существенно воздействует на эффективность обучения, мотивация лежит в основе.
Приняв эту парадигму и поняв, что мы сейчас не сможем активного человека воспитать, не внедрив индивидуализированные образовательные траектории, нам пришлось создать реальный выбор для студентов. У нас сейчас 7 300 студентов, которые одновременно в этом году в сентябре сделали свой выбор и пошли по своему пути. Они выбирают модули и дисциплины ядра образовательной программы. Они выбирают, естественно, в профессиональной части траекторию, определяющее их направление подготовки. Они выбирают элективные модули, майноры, факультатив. Но дополнительно к этому мы им позволили выбрать уровень сложности, есть базовый, есть продвинутый. Если ты выбираешь продвинутый, это открывает дополнительные пути тебе. Они даже могут выбрать преподавателя. Поэтому и студенты, и преподаватели у нас в конкурентной среде.
Первым студентам, у которых самый высокий рейтинг, открывается выбор раньше, за два часа, и они успевают выбрать лучших преподавателей, лучшие спецкурсы, лучших внешних партнеров, лучшие тематики проектных задач. Таким образом, студент вдруг начинает осознавать себя активным человеком, который отвечает за результат обучения. И это тоже очень важно. Он делает осознанный выбор и отвечает. Что делать с теми, кто не отвечает и кто не хочет выбирать. У нас есть для этого ЦУ, когда сначала им рекомендуют, и просто они по остаточному принципу садятся на дисциплины, которые остались. Но потом понимают, что они что-то упускают в этой жизни, по крайней мере, в учебе.
Мы медленно шли по этому пути, но сейчас у нас шесть институтов, 54 образовательные программы, и 7 тысяч студентов в ИОТах. И мы видим, как меняются студенты. Надо сказать, что институт, который самым первым зашел в индивидуальные образовательные траектории, это институт радиоэлектроники и информационных технологий, один из самых крупных институтов. Студенты его поднялись во внутреннем рейтинге университета. И это тоже важный момент. У каждого института из представленных разные цели и задачи. Их специфику накладывают образовательные программы, направления подготовки, и в этом смысле институты вправе выбрать свой путь. Одни просто выполняют госзадание, поскольку есть дефицит студентов, и студенты не идут на эту подготовку, а госзадание все равно есть. И мы повышаем привлекательность образовательной программы, обучаясь на этой программе, он может получить дополнительные квалификации, цифровую компетенцию, пойти в смежные специальности. Кто-то, как институт естественных наук и математики, увеличивает количество талантливых студентов. Но что еще важно, для этих студентов делается определенный Honor Track, который позволяет нам в 35 тысячах студентах воспитать 5 тысяч очень одаренных, очень способных, очень мотивированных студентов, которые потом делают славу нашего университета. А кто-то просто увеличивает стоимость программы и привлекает больше внебюджетных средств в университет. И последнее, это наши долгосрочные эффекты, на которые мы хотим все-таки выйти в будущем. Эффекты для студентов, для университета, для бизнеса и для государства».
Илья Дубинский: Очень интересно, что здесь есть несколько важных моментов, – осознанный выбор студентов, пересборка образовательных программ под новые требования. Да, действительно, поскольку мы понимаем, что никогда нельзя сделать что-то идеально с первого раза, более того, внешние условия тоже меняются, и требования к вашим студентам меняются. Логистика вашего университета или вашей школы должна быть такова, чтобы вы могли действительно, скажем так, раз в год пересобирать практически все ваши образовательные программы. И это не должно стать чем-то чудовищно тяжелым. Иными словами, вся механика, вся рутина должна быть автоматизирована.
И сейчас действительно существует небольшое количество платформ, IT-инструментов, которые помогают это делать.
Улыкбек Мухитден, исполнительный директор Platonus, отметил: «Наша компания занимается автоматизацией бизнес-процессов в университетах более 15 лет. На текущий момент мы имеем очень много платформ для автоматизации бизнес-процессов, таких, как Platonus College, для автоматизации бизнес-процессов в колледжах, Platonus Medical, для автоматизации бизнес-процессов в медицинских университетах, прокторинговая система Aero, и продукт Platonus-6.0, который мы запустили в текущем году для наших университетов. С обновленным дизайном, а также со многими возможностями, в первую очередь, для студентов. И продукт Platonus Academy, запустили платформу именно для онлайн-обучения. В рамках продукта Platonus-6.0 у нас охватывается весь путь студента в университете, то есть от онлайн-поступления в университет, онлайн-подписания договора, онлайн-сдача вступительных экзаменов, онлайн-подача заявления на заселение в общежитие. Также студенты могут выбирать собственную траекторию обучения в модулях авторасписания, а также в модулях онлайн-регистрации на дисциплины. Также у студентов есть возможность получения любых справок онлайн, которые можно моментально получать о том, что он учится, с места учебы, либо вытащить транскрипт, они могут моментально получать практически все услуги внутри системы. Кроме этого. есть доступ к электронному журналу, к библиотечной системе, ведению практики, сдаче экзаменов, тестов с применением прокторинга. Сдача на проверку «Антиплагиат», письменная работа, контроль выполнения выпускных работ. Сдача итоговых государственных экзаменов и, в конечном итоге, студент получает уже диплом собственного образца и весь этот путь у нас на текущий момент на платформе именно Platonus-6.0 автоматизирован.
Мы в Казахстане в текущем году активно в пилоте именно запускаем интегральное GP. То есть если раньше в вузах, в основном, охватывали академические GP, то сейчас в пилоте мы запускаем на базе двух университетов интегральное GP. Когда студент участвует во внутренних социальных проектах в университете, а также участвует в научных проектах - все эти достижения студентов учитываются, и в конечном итоге это отражается на будущей карьере студента. Это дополнительная информация для работодателей, для университета в будущем. Кроме того, имеется GP-калькулятор, онлайн-опросники. Платформа онлайн-обучения Platonus Academy. В Казахстане в текущем году как раз таки запускается лицензирование на онлайн-обучение. Соответственно, по требованиям Platonus Academy у нас имеются все возможности для преподавателей для создания курсов, конструктор создания курсов, а также для студентов вся необходимая информация там имеется. В рамках Platonus Academy мы в скором времени планируем активно использовать искусственный интеллект для создания онлайн-курсов, текстовых материалов, видеоуроков и так далее. Основная суть, в Казахстане большая проблема качественных курсов, именно на казахском языке. С помощью искусственного интеллекта многие зарубежные курсы мы будем переводить. Кроме этого, будет возможность автопроверки ответов слушателей, анализ и подборка курсов, предпочтения слушателей, то есть по индивидуальным предпочтениям студента. Подбор изображений по запросу. То есть очень-очень много инструментов мы за счет искусственного интеллекта планируем в ближайшее время запустить.
Глобально в Казахстане тенденция идет к онлайн-образованию, гибридному образованию. Идет микроспециализация, дополнительные навыки для студентов, для слушателей. Кроме этого отдельное сейчас направление это применение искусственного интеллекта, ассистент слушателя, ассистент студента, ассистент преподавателя.
Будущее идет за тем, что будет виртуальный учитель, который будет помогать, в первую очередь, слушателю, студенту по выбору направлений траектории, который будет помогать определять темп изучения, выявлять различного характера недочеты в обучении именно студента.
Илья Дубинский: Действительно, когда люди начинают использовать IT для оптимизации процессов, в частности образовательных процессов, то, конечно же, в первую очередь, пытаются оптимизировать внешнюю рамку, чтобы не нужно было от руки заполнять бумажку, а можно было заполнить ее онлайн. Чтобы данные держались в одном месте и можно было отовсюду достать.
Но, чем дальше дело идет, тем больше у людей возникает желания использовать искусственный интеллект. И я хотел бы дальше передать микрофон Андрею Комиссарову, который является одним из основных евангелистов использования машинного обучения. Единственное, что я хотел бы задать еще дополнительный вопрос.
Дело в том, что за предыдущие пару дней у меня было несколько дискуссий, в частности, с одним из основателей одного из крупных нынешних стартап-университетов. И я сказал: «Слушай, все мне нравится в твоем университете, но у тебя очень тяжело учиться студентам, потому что они у тебя заперты перед экраном все время, и у них даже коммуникация друг с другом происходит очень тяжело. Это все логически тяжело, это нагрузка очень большая». Он говорит: «Слушай, если ты хочешь чему-то научиться, то это должно быть тяжело. Если это не тяжело, то ты не научишься». Это первый такой кусочек.
Второй кирпичик, собственно, из моего опыта. А опыт у меня складывался таким образом, что я со временем пришел к тому, что одним из основных обучающих инструментов является возможность дать студенту возможность ошибиться. Иными словами, если ты не даешь студенту возможности ошибиться, а потом поправиться, то студент не научится.
Если ты все время оптимизируешь ему путь таким образом, что он идет максимально эффективно, ты не даешь ему, – не бери этот курс, он тебе не подходит, а этот курс бери, он тебе очень подходит, – даже на этом уровне, а, тем более, внутри курса. Короче говоря, если ты не даешь возможности ошибиться, то ты не научишь человека.
Иными словами, большая часть применения машинного обучения, о которых я до сих пор слышал, она как раз направлена на оптимизацию траектории.
Андрей Комиссаров, методолог образования, педагогический дизайнер, специалист по работе с данными в образовании Университета-2035: «Одним из наиболее современных направлений в образовании, в том числе, высшем, является дизайн образовательного опыта. То есть мы проектируем, что студент будет ощущать, что для него будет ценно, чему он будет радоваться и расстраиваться, с кем он будет взаимодействовать. И когда мы говорим про онлайн, у онлайна есть одна большая проблема, такая же, как у больших городов, - это одиночество в муравейнике. В онлайне студент чувствует себя одиноким, и это плохо.
Я тоже общался с рядом университетов, приезжал, например, в ТюмГУ. Там есть очень такая классная школа – SAS, очень мощное обучение. Но, говорят: знаете, студент должен страдать, потому что иначе он не поймет, ради чего это все. Потом я пошел в Tinkoff-университет, тоже очень интересный новый университет, меня туда приглашали. Они говорят: знаете, нужно всем дать разного уровня матан, независимо от того, гуманитарии они, или, потому что они должны прочувствовать, что такое настоящее образование.
И тут возникает вопрос, а зачем мы вообще учим? В чем цель? Компетенции, я в принципе очень поддерживаю этот подход, на мой взгляд, они являются ответом. То есть мы учим людей, неважно, в вузе, школе или в СПО, для того, чтобы они смогли перейти в социально-востребованную, социально-значимую деятельность, которая сделает их счастливыми. Вот если деятельность их счастливыми не сделает, то зачем мы этим занимаемся? Зачем нам нужно стадо озлобленных, несчастных людей, которые страдали в университете? Или которые не страдали в университете, а страдали онлайн один на один с компьютером, еще хуже, да?
Я бы хотел начать с того, как индивидуализация сейчас развивается. Она бывает декларативной персонализацией. То есть в нашем вузе персонализация есть. Точка. Все. Неважно какая, неважно в чем, главное, есть. Проехали, едем дальше.
Другой вариант. У нас есть персонализация, то есть траектория это такая труба, студент – это шар. Он вкатился в эту трубу и побежал-побежал, и в конце выкатился. Но в нашем университете труб не одна, а три, – вау! Индивидуализация. Ты можешь вначале выбрать, в какую трубу вкатится. Это вот оранжевая.
Желтая. Мы можем сказать, что студент вначале ставит цель. Мы его спрашиваем: «Зачем ты вообще пришел в вуз? Что ты хочешь?» И он говорит: «Я хочу вот это». И тогда, о’кей, у нас есть учебный план, это обычно называется не индивидуальная траектория, а индивидуальный образовательный маршрут. И по этому образовательному маршруту его ведет навигатор. Это, как правило, достаточно дорогие университеты, потому что требуют много человеческого внимания.
Но есть одна проблема. Когда студент пришел в вуз, совершенно не факт, что он может себе поставить цель. Скорее всего, он понятия не имеет, кем он будет работать, когда «вырастет», в кавычках, когда вырастет. Значит, это тоже так себе индивидуализация.
Есть персонализация на диагностике и педагогическом дизайне. Нам неважно кто ты, когда ты к нам пришел. Мы тебя продиагностируем, и поймем, какой у тебя в целом потенциал, как ты мыслишь, как ты себя ведешь, на что ты настроен. И тогда мы будем перестраивать образовательную среду, с точки зрения твоих взаимодействий, и с точки зрения тех педтехнологий, которые мы применяем, так, чтобы она была тебе максимально интересна. Это очень хорошо работает в онлайне, и это тяжело воплотить в офлайне, потому что вам нужно переверстывать весь план, Виола, в частности, об этом говорила. Это такая работа непростая, хотя очень правильная.
И, наконец, есть адаптивная персонализация на основе данных, это как раз то, куда сейчас идет искусственный интеллект. То есть мы постоянно в процессе обучения собираем цифровой след того, что происходит со студентом. И тут я вернусь к тому, что спрашивал Илья, – право на ошибку.
На мой взгляд, ошибка, и, вообще, я бы даже сказал, такое направление, как педагогическая провокация, когда ты специально даешь задачу студенту, с которой он не справится. Правда, ты даешь ему не одному, чтобы он не чувствовал, что меня кинули на ржавые гвозди. А ты даешь это группе студентов. И в этой группе студентов они совместно фрустрируют над этой задачей. Изначально они не могут ее решить, потому что их уровень компетенций не таков. Но они приобретают уникальный эмоциональный опыт, к которому потом они могут отнестись, А в процессе приобретения такого эмоционального опыта у нас лучше формируются нейронные связи.
И получается, что лучший самый подход современной индивидуализации - это когда мы про студента постоянно что-то по чуть-чуть знаем. Общается он с чат-ботом, – чат-бот его диагностирует. Общается он с искусственным интеллектом, – искусственный интеллект про него все собирает.
Когда я работал в «Университете 2035», мы делали очень интересное исследование – выявление индивидуального стиля обучения. Тут по QR-коду можно подробнее. Тут такая общая планочка. В итоге мы поняли, что можно взять диагностику, есть такой множественный интеллект Гарднера, и по этой диагностике можно понять, в какой примерно тип обучения кинуть этого студента, чтобы ему было комфортно. Тут вся большая команда, которая этим занималась. Это один из вариантов, когда ты через RnD к этому подходишь. Ты понял, какая диагностика, и в начале хотя бы у тебя есть гипотеза.
Другой вариант, когда про цели. Цель может быть представлена в рынке труда. Цель, представленная в рынке труда, это компетентностный профиль, в который входят конкретные инструменты, конкретные задачи и конкретные знания. И то же самое, в рамках этого компетентностного профиля мы можем настроить искусственный интеллект, например, для подборки курсов. Вот это конкретное решение, которое здесь вы задаете, вот разработчик машинного обучения, например, и Python. И он выдает курсы из «Нетологии», из вузов, отовсюду. Он их показывает по стоимости, по глубине, по уровню погружения, по длительности. И студент может выбрать сам, в том случае, если у него достаточный уровень осознанности, он может это сделать сам.
Мы можем работать другим форматом. Когда у нас есть стандартная программа, но в рамках этой программы мы собираем много рефлексии, обратной связи, того, что студент считает, полагает и понимает. Обычно в рефлексии мы задаем три очень простых вопроса. Первое, что тебе понравилось и показалось важным. Второе, что тебе показалось очень сложным и вызвало проблемы, какие проблемы. И третье, что бы ты посоветовал тем, кто будет этот модуль проходить после тебя. Мы получаем такой открытый текст. То есть мы получаем ответы, семантическое ядро.
И на основании анализа этого ядра мы, собственно говоря, и понимаем, насколько, во-первых, студент говорит на том же языке, на котором говорит преподаватель. Во-вторых, что у студента западает в понимании, что он не понял. В-третьих, какую проблематику студент встретил, и что нам нужно поправить. То есть, собирая такой простой цифровой след, а почему простой? Потому что, друзья, это элементарный Telegram чат-бот, который задает три вопроса. То есть никакого здесь спецэффекта нет.
Единственное, что мы, конечно, понимаем, что студенты не любят тексты, они любят голосовые сообщения. Но, мы туда прикрутили нейросеточку Whisper, который из аудио переводит в текст, о’кей, маленький искусственный интеллект.
Но если говорить про аудио, вот тут можно достичь гораздо больше. Мы собрали такой ансамбль алгоритмов, который занимается выявлением специфических особенностей коммуникации. То есть как человек говорит, как он работает с речью. И вот тут мы можем уже рекомендательный движок делать не на основе того, какой тебе курс следующим изучать, или как тебе лучше учиться, или в какой среде, а на основе того, как тебе развивать soft skills. То есть здесь мы уже в индивидуализацию заходим через мета-предметные компетенции, через soft skills, и даем рекомендацию.
Например, мы выяснили, что человеческое мычание, звуки «э-э-э», они помогают нам понять, насколько человек хороший спикер. Чем больше этих звуков речи, тем труднее человеку мыслить, когда он говорит. И это значит, он мало ходил в спортзал для своих лобных долей, то есть мало мыслил в процессе коммуникаций. Вот это очень легко выявить, опять же нейросеткой. Это делает такой сервис.
В итоге из всего этого получается основное направление, это то, над чем работаю я сейчас, это и помощники или тьюторы. В основном, в вузовской части мы выявили здесь две функции, которые такой помощник делает. Это и объяснятор, и экзаменатор. Причем я не говорю, что он полностью заменит преподавателя, речь вообще не об этом. Мы, в основном, тренировались не тех вузах, где были курсы, под которые не было преподавателя.
Но искусственный интеллект, в частности, это GPT, с определенными обвесами, может сейчас нам очень неплохо заменять экзаменатора, причем в речевом формате. Не в формате: дай мне текст и я скажу, что ты понял, потому что этот текст, может, не ты написал, а тот же GPT, а в формате давай порассуждаем. Тот самый сократический диалог, который Илья упоминал. У древних греков вообще был шикарный формат, он назывался агора. И этот формат говорит о том: поразмышляй вместе со мной, а я посмотрю, как у тебя размышлялка работает. И именно это и показывает, как ты говоришь, как ты понимаешь. И мы можем делать это сегодня с искусственным интеллектом.
На мой взгляд, современная индивидуализация в образовании, она идет именно в этом поле. И тоже об этом сегодня уже упоминалось про помощников, индивидуальных тьюторов. Но очень важно, чтобы эти тьюторы работали не только с содержанием образования, но и с тем, что делает человека человеком, то есть с тем, как он проявляет эмоцию, с тем, как он ошибается, с тем, как он взаимодействует, коммуницирует, и с тем, что ему дорого и ценно.
И мы возвращаемся к тому, с чего я начал - это дизайн образовательного опыта. То есть индивидуализация именно через дизайн того, что будет ощущать, чувствовать наш человек. И здесь пример того, как этот работает тьютор. По JavaScript курс, девушка его проходит. Почему нам нужно ее видеть? Потому что здесь элементарный включен прокторинг. Если она смотрит вниз и у нее в речи нет звуков «э-э-э», физитации, то она читает.
Соответственно, мы можем сказать, какая у нее оценка. Мы можем ей дать формирующее оценивание. Но, самое главное, это не формат: «Садись, три, ты закончил. Следующий». А это формат: «Тебе нравится эта оценка? Если не нравится, давай еще раз на другой вопрос попробуем ответить, и ты свою оценку улучшишь». У нас сохранится весь цифровой след. И как она ошибалась, и на какие вопросы она отвечала, и с чем она столкнулась. И это, собственно, позволяет нам такие сложные системы выводить.
На мой взгляд, индивидуализация сейчас, благодаря, в том числе, искусственному интеллекту, и машинному обучению, идет в возвращение к человечности.
Камилла Роллан, ведущий эксперт по инклюзивному образованию Suleyman Demirel университета: «Тема моих исследований - это реформа инклюзивного образования в странах Центральной Азии. На индивидуализацию я смотрю со своей призмы. С одной стороны, индивидуализация – это ответ на меняющийся рынок труда. С другой стороны, индивидуализация – это про актуализацию процесса обучения, чтобы это было нам релевантно, интересно.
Но у меня вот такая призма, призма инклюзивности. Что такое инклюзивность. Инклюзивное образование – это вовлечение всех учащихся, студентов в образовательный процесс с учетом их потребностей, особенностей, способностей, желаний. Инклюзивное образование хочет избежать, на английском называется dropout, выпадение из образовательного процесса учащихся.
Что такое выпадение из образовательного процесса? С одной стороны, это когда студент вообще не поступает в университет. С другой стороны, когда студент поступает в университет, но не заканчивает его. И иногда в университет студент идет, он учится, он получает диплом, но не было этого опыта, о котором говорил мой коллега, не было опыта того, что я получил удовольствие от своего процесса обучение, что это мне было полезно. Я сделал это для галочки, чтобы у меня был диплом, потому что это требование будущего работодателя.
Риску выпадения из образовательного процесса подвержены несколько особо уязвимых групп. Первая группа – это студенты или люди, в целом, граждане, со статусом инвалидности или с особыми потребностями. В Казахстане только 10% людей с инвалидностью получают доступ к высшему образованию. Охват высшим образованием в целом, по стране, является порядка 60%. То есть мы говорим о том, что люди с инвалидностью существенно не представлены в высшем образовании.
Помимо людей с инвалидностью, это группы меньшинств, – идеологические, культурные, гендерные, на ваш вкус и цвет. Но если мы оказываемся в группе меньшинств, у нас есть риск маргинализации, дискриминации и, соответственно, выпадения из образовательного процесса. Это также нейронетипичные люди. Люди, чей процесс мышления вне рамок как бы нашей обычной стандартизированной нормы. Например, люди с синдромом Саванта, иногда бывает, в фильмах Rain Man, когда человек очень-очень умный, или, так скажем, условно, одаренные студенты. Или же люди на аутистическом спектре с синдромом Аспергера. То есть здесь процесс мышления, он отличается.
Вот эти группы людей, студентов, они особенно подвержены риску выпадения из образовательного процесса, поэтому индивидуализация, это, на самом-то деле, единственный способ, как их оставить или сохранить в системе образования.
Стандартизированный процесс обучения не подойдет под их потребности, и у них, либо они не смогут закончить университет, либо не смогут поступить, потому что в России есть ЕГЭ, у нас есть ЕНТ, то есть, начиная с процесса поступления, у нас все в принципе держится на стандартизации. И хотя мы сейчас представляем очень классные проекты по тому, как у нас будет трансформироваться процесс обучения в сторону полной индивидуализации, давайте быть реалистами, пока что особенно в нашем постсоветском пространстве большинство вузов предоставляют процесс обучения в довольно-таки стандартизированной форме. Как в рамках этой стандартизации выжить?
Ответ: индивидуализация поддержки студента, на примере моей работы. Сейчас я работаю в SDU университете, как специалист по инклюзивному образованию. У нас обучаются студенты с детским церебральным параличом, незрячие, то есть первая группа инвалидности. Также у нас есть студенты, которые о себе сами заявляют, что у них есть депрессия, тяжелая жизненная ситуация, диабет, хронические заболевания и так далее. Все эти личные истории, они создают такой барьер к участию в образовательном процессе. Поэтому моя задача – это создавать систему индивидуализированной поддержки, чтобы при стандартном подходе к обучению, которая в нашем вузе есть, у нас есть стандартные программы, образовательные тесты, студент мог безбарьерно обучаться.
Первая наша мера - это принятие политики по многообразию равенства и инклюзии, это первый раз, чтобы прямо такой нормативный документ был принят университетом, где мы показываем, декларируем свою приверженность принципам инклюзии, не дискриминации, благоприятной среды для всех студентов и сотрудников.
Вторая мера более практичная. Это индивидуальные планы по аккомодациям и модификациям учебного процесса. Проще говоря, индивидуальный план адаптации. Приходит студент, незрячий, например, и мы узнаем всю информацию, которая нам поможет адаптировать ему или ей учебный процесс. Вы пользуетесь шрифтом Брайля или нет? Какую литературу, как потребляете? Как вам удобнее сдавать экзамены? Как у вас лучше каналы восприятия работают? Как вы лучше показываете свои знания. На основе этих данных мы составляем индивидуальные планы поддержки или адаптации для студента.
И за начало нашей работы, буквально через месяц, ко мне подошли мои студенты, с кем я работаю, и дали обратную связь. Как у нас появился этот план, нам стало намного легче обучаться. Примерно такую же обратную связь дают и преподаватели. У них же тоже вопрос, а как нам оценивать этого студента или студентку с инвалидностью? Тут и психологический барьер, тут и стигмы, и вообще, знаете, у нас же стигма, большая проблема. Например, в Таджикистане было исследование, ЮНИСЕФ делал, – 37% людей считают, что инвалидность вызвана божьим наказанием, божья кара, или использование технологий 3G, 5G, или образ жизни матери. Эта стигматизация кошмарная.
Поэтому преподавателя, который рос в такой среде, тоже можно понять. Очень много страхов, когда у тебя появляется студент с инвалидностью. Вместо того, чтобы перекладывать ответственность на преподавателя, называть, условно, морально плохим человеком, мы работаем. Посмотрите, вот план адаптации, на любой ваш вопрос этот план готов ответить. Как оценивать, как лучше преподавать, куда лучше сажать, какие материалы давать. За счет этих индивидуальных планов, которые мы сейчас вводим, мы позволяем студентам учиться в вузе в безбарьерной среде.
А также мы предоставляем сопровождение, это наша третья мера поддержки, которую мы сейчас внедряем. Вот опыт нашего университета. Пока опыт очень позитивный, положительный. Мы не можем предсказать, сколько в следующем году студентов с инвалидностью, с особыми потребностями, нейронетипичных придут к нам. Но мы сейчас можем выстраивать через индивидуализацию систему, которая будет отвечать на потребности любого студента, который к нам придет. Потому что это наше будущее, с которым мы не можем поспорить.
У нас количество студентов с инвалидностью будет только увеличиваться, не потому, что у нас будет больше людей с инвалидностью, а потому, что у нас улучшается ранняя идентификация, раннее вмешательство. Значит, больше детей идут в детские сады, начальные школы, где сейчас пилотируется программа по инклюзивному образованию. Это значит, что потихонечку каждая ступень образования будет реформироваться, и в высшее образование будут приходить студенты с инвалидностью. Это наше будущее.
А также сейчас понимая, что мы живем в мире принятия многообразия, где каждый любит самовыражаться, декларировать, чем мы друг от друга отличаемся. Инклюзивное образование и индивидуализация в рамках инклюзивного образования является необходимой мерой, ответом на вызовы нашего будущего. Будущего с многообразными студентами».
Илья Дубинский в завершение отметил: «Индивидуализация, по-видимому, все-таки это будущее. И вы увидели здесь четыре рассказа про четыре абсолютно разные темы, которые относятся к индивидуализации, – и методическое, педагогическое, и, собственно, инфраструктурное, и применение искусственного интеллекта, и то, зачем это нужно, на самом деле, достаточно экзотическая, но, тем не менее, очень важная тема для нас».