Жил один разведенец по фамилии Козликов. И был он довольно обычный человек - с головой и ушами. Но однажды открылся у него чудесный дар. Начал герой этот вдруг мысли женские читать. И только этих мыслей дар его касался. Мужских размышлений не воспринимал категорически.
А дар у человека на ровном месте никогда не появляется. Для этого событие неожиданное с человеком приключиться должно. Молнией, к примеру, ударяет его несильно. Или еще чем-то прикладывает судьба.
Козликова приложил развод. Развод, как правило, не праздник. Но в целом справляются как-то люди, очухиваются. А у Козликова зачем-то открылся дар.
Видит он теперь, допустим, женщину постороннюю на улице. И сразу мысли ее читает. Будто открытую книгу. И все там какая-то чепуха. Все женщина эта про помады шестеренки в голове ворочает. Или про покупки шубок из беличьих хвостов. Но чаще всего, конечно, про деньги она думает. А больше ни про что. Изредка про мужчин раздумывать начнет. Но только лишь в разрезе денег. Как у мужчины побольше их отжать.
Эх, женщины! И ни единой мысли про глобальное. Про политику, к примеру, или общее мироустройство. Прямо даже ни одной подобной мыслишки. А только: помада, шубка, денег дай, еще дай денег, и еще, а мало дал, давай ещё.
Испугался Козликов таких откровенных женских мыслей. “Это же как их, тудыть и растудыть, - пугался он, - этак жить им можно? И Дуська в точности такая ведь была. И лучше бы подальше впредь держаться".
Но по весне природа затребовала от Козликова свое. И решил он с какой-нибудь женщиной все же поближе ознакомиться. Хоть и разум его сопротивлялся отчаянно. “Врага, - решил он, - надо в лицо знать. А то как с Дуськой развелся, так уж и забывать вражеский этот оскал начал. Познакомлюсь немного. Чисто со стороны на тетку эту погляжу. Привязываться душевно не стану. И брошу без сожалений”.
И познакомился по объявлению.
Женщина внешне нормальная на свидание пришла. На Дуську похожая. С укладкой и в очках. Но формы у нее четвертого размера имеются, а на шее бусы. У Дуськи второй размер форм был, и курам он на смех.
Уселась с Козликовым в парке на скамейке, в руках сирень теребит.
- Я, - женщина сказала, - Ольга. И ищу только серьезных отношений. Меня интрижки не волнуют.
А Козликов на Ольгу смотрит и все ее мысли, конечно, насквозь прямо видит.
А мысли там самые обычные. “На шею хочу, а потом жилплощадь твою делить. Падкая я на чужие финансы до ужаса. Женись давай, чего уставился”. Так ему мысли послышались.
- С достойным, так сказать, мужчиной, - Ольга продолжает, - хочу жизнь свою связать. И чтобы души наши пели в унисон.
“Чтобы денег у мужика побольше, а сам он подкаблучный. В глаза мне бы заглядывал и прощения всегда просил. И к маме моей ездил полки колотить”. Это дар Козликову мысли шепчет.
- Уже, - женщина рассказывает, - я в том возрасте, когда хочется спокойных отношений. Без бурь и треволнений. Размениваться не хочу.
“Ага, - Козликов слышит, - желаю на старости лет покорнейшего слугу заиметь. Чтобы под козырек брал на все мои указания. И пикнуть не смел. Пищать тут буду я”.
- Чтобы доверие еще царило, - все Оля не унимается, - и забота. Вранья чтоб не было меж нас.
“Заначки от меня не спрячешь, - мысли переводит Козликов, - я искать умею. И заботиться станешь. Как миленький. Иначе запищу Джельсоминой. И пеняй на себя".
- А это все понятно, - отвечает Козликов Ольге с милой улыбкой, - и я стремлюсь к такому же. К серьезным отношениям, без всяких треволнений и вранья.
- А мы похожи в главном, - женщина радуется, - одинаково на семью смотрим. Такое нынче редкость, Геннадий.
“Женись давай. И лапшу с ушей не снимай - фотогенично с ней смотришься”.
- А что же, - Козликов интересуется, - предыдущие ваши отношения? Распались? Какая же причина? Вы, вижу, довольно цельная женщина. И здраво размышляете.
- А мне попался, - грустно Ольга делится, - решительно не мой мужчина. Я с ним, спустя пятнадцать брачных лет, вдруг перестала женщину в себе чувствовать. Романтика пропала напрочь. И жили будто брат с сестрой. Взаимно, то есть, охладились. И все кончается однажды, к сожаленью.
“Бывшему моему оклад урезали. И на педикюры мне выдавать не смог. И шубу из белки не подарил. Тьфу на него. Обиделась и любовника прекрасного завела. И женщиной себя с ним почуяла. Но он, любовник, не женился. Теперь ты, Гена, женись. Буду доить тебя будто Буренку молочную. Пока и тебе оклада не урежут. Все кончается однажды, к сожаленью”.
- И что же, - Козликов не сдержался, - завели любовника?
- Ах, нет, - женщина смутилась, - какой любовник. Я человек честнейших правил. И измены для себя не представляю ни на миг.
“Как оклад обрезали - завела двух, - явственно Козликов уловил, - или даже трех. Но отлично их скрывала от обнищавшего супруга. И от тебя я спрячу наш дружный хоровод. В таких делах большая мастерица. Лапшу снимать не вздумай”.
- А я и вижу, - Геннадий тепло сообщает, - что у вас правдивые глаза.
А Оля еще больше смутилась.
- Так что же, - спрашивает, - коли мы такие схожие, быть может, посетим театр? В ближайший выходной? Комедию дают.
“Проверю-ка - насколько ты не жмот. В буфете закажу шампанского. И посмотрю на тень печали на твоем лице”.
- А с бывшим-то, - Козликов про театр отвечает, - отношения, небось, поддерживаете? Собачитесь? Обиды там, дележка вилок?
- Поддерживаю изредка, - Ольга признается, - ведь не чужие мы люди за столько лет. С именинами поздравляем друг дружку. Маме его приветы передаю.
“Ежели с тобой не выйдет - вернусь к бывшему. Он хоть и нищий, но терпел меня пятнадцать лет. И мать его не сильно доставала. А страшно в старости одной! И хоровод жениться не спешит. Давай хоть ты женись”.
- С удовольствием, - Козликов говорит, - посещу театр с вами, Оля. Вы добрый человек. Комедии, к тому же, обожаю.
- А вы, - Ольга краснеет, - такой воспитанный мужчина. И с лобызанием на первой встрече не суетесь. И намеков гнусного характера не совершаете. Очень вы мне, Геннадий, понравились. Такое мое впечатление.
“Нашла я олуха очередного, ура. Поженимся после театра. Квартиру загребу и парочку рогов оставлю напоследок”.
С тем и разошлись они в тот вечер. И в ближайший выходной в театр засобирались.
Дар Козликову, конечно, шептал воздержаться от шага рокового. Но и природа требовала своего.
"А ежели решусь, - Гена переживал о свидании, - то от буфета отбрехусь. И про оклад заранее скажу. Что он смешнее Дуськиной груди. Посмотрим на лицо. И как прекрасно мне теперь живется - с даром. И вот бы каждому мужчине на земле так подвезло однажды с ним. Глаза он открывает в полный рост".
Но зря он так переживал. Ольга с сиренью на второе свидание не сподобилась. По телефону сообщила, что видит всех мужчин насквозь. Как развелась с супругом. Такой вот дар образовался. И то, что видит, не фонтан в саду. И лучше быть одной, чем вместе с Геной.