Интервью 2011 года
Шляпа, лихо закрученные усы, неизменная гитара – публика знает Сергея Воронова как колоритного музыканта и плейбоя. Он вроде бы вдалеке от большого шоу-бизнеса играет по клубам блюз, но его все знают, с ним все дружат и уважают как большого мастера своего жанра. De I отправился побеседовать с Вороновым-гедонистом, Вороновым-прожигателем жизни, Вороновым – экс-гитаристом «Неприкасаемых», Вороновым, никогда не отказывающим себе в том, что он любит. И выяснил, что это всего лишь маска. Сергей Воронов знает пять языков, он интеллектуал, глубокий философ, тонкий ценитель искусства и хорошо образованный человек. Просто он старается «умище» скрывать – чтобы не приставали с вопросами и не грузили собственными ответами. Свою разгильдяйскую маску он снимает только для друзей. И для нашего журнала.
Насколько соответствует публичный образ музыканта-гедониста, знающего толк в удовольствиях и берущего от жизни все, твоему внутреннему состоянию?
Вкус к жизни, безусловно, присутствует. Если бы его не было, мы бы сейчас здесь не сидели и не разговаривали. Нехорошо говорить о себе в комплиментарных выражениях, но кроме гедонизма есть и некая внутренняя сила и желание делать то, чем я занимаюсь. А занимаюсь я тем, что я люблю. В основе всего любовь – к жизни, к людям, к своему делу.
То есть наигрывать тебе не приходится?
Нет. Когда мне говорят, что я сменил имидж, поменяв шляпу на кепки, я не опровергаю. Но на самом деле я устал в ветреные дни бегать за шляпами по улице. Это не смена имиджа – я люблю и кепки, и шляпы, коллекционирую их до сих пор.
Почему ты выбрал блюз?
Мы играем не блюз в чистом виде. Я пишу песни, которые можно отнести и к фолку, и к року. Но корни действительно лежат в блюзе. Но это не мой выбор, а наоборот: наверно, я был выбран для этого Вселенной или самим собой, хотя и неосознанно. Никто мне это не навязывал, никто и не запрещал, но с детства мне больше всего нравилась именно эта музыка. Наверно, она дает ту степень свободы, которая мне нужна. В блюзе принято повествование от первого лица, нет этих обобщений от «мы», подразумевающих сразу какую-то социальную позицию. Это рассказ человек о самых обычных вещах: о любви; о том, что радует; о том, что кто-то умер; о том, что сам хочешь умереть, потому что тебе плохо. Блюз – искусство персональное и очень эмоциональное. Для меня как человека экспрессивного это органично.
При этом стилистических рамок ты себе не ставишь?
Рамки очень размытые. Единственное – я не представляю себя исполняющим сделанную на продажу поп-музыку. Многие музыканты, которых я уважаю как людей – больше как людей, чем как музыкантов, – целенаправленно шли в музыку, чтобы заработать денег, не стоя у станка, и привлечь побольше девчонок. У меня цели не было, мне хотелось просто играть музыку.
Но деньги и девчонки все равно появились.
Скажем так: я никогда не был спортсменом. Я не боролся за количество, за результат. У кого-то было пять девушек на неделе, у меня нет: у меня без любви ничего не бывает. У меня по любви и музыка, и общение с женщинами, которых, так получилось, было больше, чем одна. Но я их всех люблю, мы дружим с бывшими женами, они даже знакомы между собой.
У тебя репутация плейбоя, живущего с самыми красивыми женщинами Москвы. Модель традиционной семьи с совместным старением и помиранием в один день не привлекает?
Всегда хотелось. Каждый раз хочется, чтобы это было навсегда, но что поделаешь, если новая любовь настигает. Каждый раз любовь, каждый раз навсегда. Люди ведь изначально не знают, насколько они разные. Пока идет первый период влюбленности, они не обращают внимания на какие-то нюансы в поведении или привычках друг друга. Со временем это начинает бросаться в глаза, раздражать, вызывать непонимание и т.д. Но я не считаю, что расставание должно стать причиной вражды на всю жизнь. Я дружу с бывшими женами. Не со всеми я остался в друзьях, но вариант «раз расстались, я не хочу тебя знать» был буквально два раза, и то по инициативе девушек. А так я до сих пор общаюсь со своей первой любовью из Берлина, мы с ней переписываемся. Так что люди, которых я любил, не исчезают из жизни.
Часто люди, наоборот, предпочитают расковыривать негативные моменты отношений…
Я стараюсь отсеивать все плохое. Могу, если покопаться, вспомнить какие-то неприятные моменты, но смотрю на это как на какую-то фигню, мелочь и глупость, в том числе и свою. Мог бы поступить иначе, но поступил так. Ну дурак, что тут поделаешь.
По менталитету ты русский или космополит?
У меня сложное смешение кровей – русская, осетинская и немецкая. Долгое время я думал, что это латышская, а не немецкая, но потом, покопавшись в семейном древе, мы выяснили, что бабушка моей бабушки была немкой. Отец русский, мама наполовину осетинка. Осетинская кровь дает вспыльчивость и экспрессивность, русская – раздолбайство и любовь к людям, немецкая – тоже чего-то дает, я думаю. Иногда нужно стопорнуться в своей необузданности, и тут вступает в силу немецкая кровь. Тем более что я вырос в Германии, еще не зная, что у меня немецкая кровь. Что касается менталитета… Я себя везде чувствую хорошо. Там, где есть друзья, я чувствую себя как дома.
Ты принадлежал к золотой молодежи?
Кто-то, наверно, считал меня золотой молодежью, ибо некоторые формальные признаки присутствовали: родители за границей, иняз, квартира на улице Горького. Но сам я считал золотой молодежью немного других ребят. Меня родители не баловали, у меня не было машины, которые были у многих сверстников, чьи родители имели отношение к торговле. У них в 80-м году были видеомагнитофоны. При этом они тоже были нормальными людьми, я с ними общался, мы слушали одну и ту же музыку. Гораздо меньше мне нравилась та часть «мажоров», которая целенаправленно делала карьеру. Особенно много таких было по соседству с инязом в МГИМО. Очень мало кто из «мгимошников» имел смелость прийти в корпус Г (так называли пивнушку рядом с институтом) выпить пива. Они ходили в институт в пиджаках и галстуках, старались не появляться в сомнительных тусовках – в общем, боялись испортить себе блестящую дипломатическую карьеру. Я же ходил в джинсах и сапогах, а с военной кафедры меня постоянно гоняли стричься. Волосы не должны были падать на воротник, поэтому приходилось вытягивать шею. Все равно выгоняли в парикмахерскую – она, кстати, до сих пор работает напротив иняза. Помимо институтской, у нас была своя тусовка, центром которой был Сергей Мнацаканов. Он жил на проспекте Мира, там рядом был ДК завода «Калибр». Он познакомился с директрисой и сказал, что хочет сделать в ДК клуб любителей современной музыки. Она взяла и разрешила. Я был ди-джеем и ведущим, крутил виниловые диски, разыгрывал призы: первый – грампластинка, второй – бутылка шампанского, третий – бутылка пива. Все это прямо там и выпивалось вместе с портвейном. Прикрыли клуб после драки: пришел какой-то чужой, не понял, что происходит, кто-то из «своих» на него наехал, и понеслось… Хорошее было время.
Для тебя имеет значение политическая ситуация в стране? Или твой блюз не зависит от того, кто там сейчас работает президентом?
Я всегда к политике относился и отношусь как к грязной игре, поэтому мне все равно, кто там стоит. От этого немного зависит.
Они тебе не мешают?
Мешают еще как, и всегда мешали. Но когда не трогаешь, они особо не воняют. С другой стороны обламывает мысль о том, что страна задыхается в нищете при таком количестве природных богатств, при росте добычи нефти и национального дохода. По конституции недра принадлежат всему народу, а на деле только тем, кто стоит у трубы. Это, конечно, раздражает и бесит. При Брежневе меня бесило, что я не могу спеть ту песню, которую я хочу. Для меня всегда очень важной была возможность путешествовать. Когда появился Горбачев, и мы со Стасом Наминым поехали на гастроли в Америку, мне казалось: вот оно, пришло время, о котором мы мечтали. По тогдашнему первому каналу показывали блюз, крутили Deep Purple и Rolling Stones - для меня это было очень важно и серьезно. Разрешили играть концерты. Словом, дверь открыли, а потом постепенно закрыли обратно, и мы опять остались на своей кухне. Вышли на какое-то время в гостиную, посмотрели – вроде неплохо, и места больше, и его всем хватает, можно обмениваться культурой, энергетикой. А затем ребята, которые торговали аппаратурой, стали продюсерами радиостанций и уже в этом качестве продолжили зарабатывать деньги. У нас в стране зарабатывание денег на музыке подразумевает мгновенную отдачу: не вложить во что-то, что может стать культурной ценностью и принести почет и деньги в перспективе, а взять мальчика с улицы, снять им клип, прокатить их по огромной стране, собрав бабла немерено, а потом взять других под тем же названием. Циничная система, которая не подразумевает какого-то культурного развития.
Есть вещи, которые способны заставить тебя принять участие в политических акциях, митингах-концертах?
Да, я никогда и не отказывался от участия в таких акциях. Химкинский лес спасать не приглашали – я не очень на слуху, поэтому и не зовут. Не то что бы я переживаю по этому поводу… Но мне кажется, что иногда мне есть что сказать по делу. Хотя ни в оппозиции, ни тем более во власти я не вижу персонажей, внушающих доверие.
Насколько вообще тебе интересны люди?
Я всю жизнь с людьми, я люблю их. Мне интересны люди, которые живут какими-то эмоциями, живут честно, свободны от общепринятых стандартов. Я не имею в виду мораль: понятно, что я против насилия, воровства и т.д. Я имею в виду людей, которые не идут в общем потоке. Поэтому с политиками мне вряд ли было интересно.
А те, кто идет в общем потоке, думают о карьере, много суетятся – они у тебя вызывают сожаление?
Ты знаешь, у меня есть такие друзья и знакомые. Если он мой друг, я не перестану с ним дружить из-за того, что он суетится. Я же понимаю, что ему надо зарабатывать деньги, ради чего приходится вставать в семь утра и возвращаться домой не раньше десяти вечера.
Что вызывает у тебя ненависть?
Когда обманывают людей, устраивают войны, убивают. Особенно если это делается хитро, из-за спины. Когда подставляют людей.
Какие блоки ты ставишь от нежелательных знакомств, ненужного общения?
Блоки есть, конечно. Самый глобальный – я уже лет 15 не езжу в метро. Как-то раз, лет в 28, меня там приплющило, думал, что помру, вызвали скорую. Это был всего лишь первый приступ вегето-сосудистой дистонии, врачи сказали: фигня, нужно правильно питаться и соблюдать режим дня. Это, конечно, совсем не получается, но в метро я ездить бросил, как-то неуютно мне там стало. Не всегда получается оградить себя от людей. Больше всего мне не нравятся те, кто начинает грузить. Я тогда беру телефон, делаю вид, что мне звонят, и отхожу как бы поговорить. Есть несколько человек, обозначенных в телефоне как «дост», «дост1», «дост2»: это которые достают. Они могут быть чудесными людьми, но грузят. Позвонят узнать, как дела, и начинается: а вот ты слышал? А вот ты знаешь? А вот на этот концерт пойдешь? А кстати, ты был там-то? Им почему-то кажется, что я обязан поговорить с ними на эти темы. Если времени на это нет, я просто не беру трубку.
Как складываются нынче твои отношения с алкоголем?
В прошлом году я месяцев семь не пил вообще ничего, даже пива. Решил попробовать годик просушиться. Получилось семь месяцев. Что ж, в этом были и свои плюсы. А основные минусы в том, что тяжело без алкоголя сбрасывать с себя моральный перегруз. В ноябре я позволил себе отпраздновать день рождения. Пришли хорошие друзья, и через два дня празднования мы с ними оказались в Израиле. Каким-то образом возникла такая мысль, нашлись билеты, и мы три дня путешествовали по Иерусалиму и Тель-Авиву. После этого я опять решил немного тормознуться. Недавно с любимой девушкой мы на неделю ездили на Кипр: много гуляли, рано вставали, я заходил в барчики, выпивал кружечки по три пива в день, а вечерком анисовой водки. Нормально, никаких запоев.
Это когда-нибудь было проблемой?
Конечно, концерты срывал, гитарами кидался. Помню, приехали в город Брянск на какой-то фестиваль, и к моменту выхода на сцены я был в кондиции. Первое, что я сказал, выйдя к публике: «Hallo Manchester!». В Питере, по-моему, мне не понравилось, что сыграл наш барабанщик Саша Торопкин: я взял гитару и в него бросил. Были случаи, много случаев. В 90-х в неком заведении на Раушской набережной мне поставили два барных стула, на которые я весь концерт опирался, чтобы не упасть. Сейчас весело вспомнить об этом.
Говорят, ты классно рисуешь?
Я рисовал карикатуры, но с тех пор, как подружился с Алексеем Мериновым, стараюсь этого не делать. Что я буду конкурировать с настоящим мастером?
То есть персональных выставок мы от тебя не дождемся?
Мне не хватает на все энергии, я очень плохой менеджер собственного времени. Мог бы, конечно, больше успевать. Одно время я каждую пятницу ходил заниматься рисованием. Теперь не могу, потому что по пятницам обычно концерты, и с нашими пробками нереально успеть на саундчек. Очень жалею.
У тебя есть еще нереализованные творческие проекты?
В живописи да. Я надеюсь в скором времени переехать в один из московских переулочков, по соседству с которым находится мастерская Андрея Шарова. Он давно зовет вместе картины писать, но было далековато ездить, а теперь надеюсь, что все-таки получится заняться этим.
Многие твои коллеги, повзрослев и обуржуазившись, переехали в загородные дома.
Пока мне все-таки больше нравится центр Москвы. Я могу провести у друзей на даче дня два-три, но потом тянет обратно в город. В общем, я пока не готов переезжать за город, в том числе и материально.
Являешься ли ты авторитетом для собственного сына?
Надеюсь, да. Я ему дал много творческого начала: он делает музыку, такой современный драм-н-бейс, а также снимает и монтирует видео. Причем тоже самоучка, во ВГИКе не учился. Он подолгу жил у меня, мы с ним дружим. Мы с ним даже пытались что-то записывать вместе, но к музыке он пока относится менее серьезно, чем к видео.
Формулу «блюз – это когда хорошему человеку плохо» ты считаешь банальностью?
В блюзе всё есть, и это тоже. Просто люди любят клише – им так легче ориентироваться. Людей отучили самостоятельно думать, они запрограммированы, им по телевизору говорят, что хорошо, а что плохо. Что касается этой фразы, то в фильме «Crossrouds» она звучит по-другому: «Блюз – это когда хорошему парню плохо после того, как от него ушла девушка». То есть никакой глобальности и пафоса, которых придали этой фразе в итоге, там нету. Да, это часть правды, но есть очень много мажорных жизнерадостных блюзов, в которых человек радуется, что от него ушла девчонка, что он себе найдет другую.
Религии тоже дают человеку некие правила, помогающие ему ориентироваться в жизни. Для тебя имеет какое-то значение вера?
Это очень сложный вопрос. Безусловно, есть Бог. Мне всегда нравился Иисус Христос, но ровно так же, как Че Гевара или Джими Хендрикс. Мне нравился его образ с детства, хотя я не был крещен и крестился позже, уже взрослым. Но чем больше я читал и думал на эту тему, тем скорее приходил к выводу, что Бог это нечто большее, чем человек, которого распяли. Бог – это всё, это всеобъемлющая любовь. А это ведь главное чувство, которое позволило миру до сих пор не рассыпаться к чертовой матери. Это то, что людей сближает, а не разделяет. А разные религии как раз разделяют людей: значит, что-то в них не так.
Что, помимо музыки, повлияло на формирование твоей личности?
Не думаю, что чтение определенных книг повлияло на формирование моей личности. Если она уже сформирована, в чем я не уверен (улыбается). Но много разного – начиная от сюрреалистического «Бибигона» Чуковского, которого папа читал мне на ночь, до Стейнбека, которого я прочитал в оригинале, лежа в больнице с аппендицитом. Кафка, «Степной волк», Набоков… Много разного кино: еще в Германии я пересмотрел кучу вестернов, но при этом не стал убийцей. Это к вопросу о воспитательной функции телевидения: еще в детстве я посмотрел «Дракул», «Франкенштейнов», в 11 лет «Psycho» Хичкока, но не стал маньяком. Среди любимых фильмов – «Король-рыбак», «Покидая Лас-Вегас», комедии Гайдая, нравятся почти все Коэны, Джармуш, был период Феллини, период Пазолини. Меня совершенно не потрясают фильмы, сделанные по последнему слову техники: Джармуш и Гиллиам впечатляют меня сильнее, чем компьютерные эффекты. Подружившись с актерами «Современника», я в 80-е ходил на все спектакли. Видел, как ставит Роман Виктюк, был на прогонах, хотел даже быть актером. Получается такой мультикультурный салат. Важно, чтобы произведения искусства как-то пересекались с твоей жизнью. Если вещь затрагивает тебя лично, перекликается с твоими переживаниями, можно обмануться и посчитать ее гениальной, даже когда она таковой не является. Из живописи мне по-прежнему близок Винсент Ван Гог, обожаю Климта, Дали, Серова. Айвазовского не очень люблю – воды много.
Какой юмор тебе ближе?
Прежде всего талантливый. Вообще это принципиальная вещь: с человеком без чувства юмора я не смогу общаться. Мне юмор очень помогает в жизни – я не могу не шутить. Иногда получается цинично, но до «монтипайтоновского» цинизма мне далеко. С другой стороны, они же тоже не со зла. Абсурд мне нравится, как и здоровый маразм. Но больше всего я люблю играть на гитаре. Это даже не часть жизни, а вся жизнь. Я был бы счастлив, если бы мне не надо было заниматься больше ничем. Чем больше разнообразной живой музыки будет в мире, тем больше будет любви.
Алексей Мажаев, журнал Dе I, февраль 2011
