Женщина в скромной одежде и мальчик лет восьми-девяти шли по аллее, ведущей к школе. Женщине на вид было лет тридцать, но отсутствие макияжа и весьма неброская одежда делали её практически женщиной без возраста. Мальчик рядом с ней был тоже скромен, опрятен и внутренне сосредоточен. Они шли молча, но это было то молчание, которое обычно говорит о полном взаимопонимании, при котором можно обходиться минимумом слов. Школа, к которой они направлялись, была одной из самых престижных в городе, привыкшая видеть в своих стенах куда более респектабельных учеников. Но женщина с сыном шли уверенно, нисколько не тушуясь перед надвигающимся великолепием элитного учебного комплекса. Именно эта уверенность сбила с толку охранника, уже было собиравшегося окликнуть их и поинтересоваться, а что , собственно, они здесь забыли, но почему-то промолчавшего и лишь недовольно уставившегося на посетителей.
- Здравствуйте, скажите, пожалуйста, как нам пройти к директору?, - тихо, но с большим достоинством спросила у него женщина.
- А Вы по какому, собственно, вопросу?, - весьма холодно поинтересовался тот.
- Мы в этот район недавно переехали, я сына хочу в эту школу перевести, - так же сдержанно продолжила женщина.
- Сюда многие хотят, - охранник многозначительно ухмыльнулся, - Только не у всех получается. Школа-то лучшая в городе. Может, Вам лучше не тратить зря время и сразу обратиться в соседнюю?
- Давайте, я сама попробую решить, куда и в какой последовательности мне лучше обращаться, - ещё больше смягчив интонации голоса, ответила странная посетительница, - Скажите, пожалуйста, где кабинет, наверное, будет не совсем правильно, если мы будем искать его по всей школе, а задерживать нас у Вас нет ни прав, ни оснований.
- Прямо через холл и налево вторая дверь, - процедил сквозь зубы охранник, так и не сумевший найти повод для конфликта, - Если только Вас примут, конечно.
- Спасибо, - пропуская мимо ушей его неприязненный тон, ответила женщина и взяв мальчика за руку, отправилась искать кабинет.
Приёмная директора встретила их кожаным диваном и приоткрытой дверью директорского кабинета, из-за которой раздавались голоса беседующих:
- Алексей Тимофеевич, мы Вам очень благодарны, что Вы взяли в школу нашего Дениса. Учиться у вас – это такой уровень, он теперь один из немногих счастливчиков и я теперь спокоен за его будущее поступление в университет, - басил густой уверенный голос.
- Ну что Вы, до университета ещё много времени, мальчику только восемь. Хотя я уверен, что сын такого отца не посрамит династию, - директор был сама любезность, - Такие дети нам нужны, мы всегда найдём для них место.
После короткого прощания из кабинета вышел ухоженный мужчина в дорогом кожаном пиджаке и женщина с мальчиком вошли в не успевшую закрыться дверь.
Директор коротко взглянул на них, быстрым движением убрал лежащий поверх папок белый конверт и, приняв мгновенно казённый вид, сухо произнёс:
- Я вас слушаю.
- Здравствуйте, - голос посетительницы был про-прежнему тих и мягок, - Мы бы хотели записаться в вашу школу, мы теперь живём в этом микрорайоне.
- Правда?, - удивлённо вскинул брови директор?, - А с чего Вы взяли, что в этой школе есть места?
- Ну Вы же сами только что говорили это предыдущему посетителю, - ответила женщина.
- Да это просто фигура речи, - рассмеялся директор, - Кстати, а кем Вы работаете?
- У меня самая обычная профессия. Я бухгалтер.
- Обычная профессия, обычный ребёнок… У нас, кстати, школа только для одарённых. Сюда, можно сказать, практически конкурс проходят! Я думаю, Вам лучше обратиться в соседнюю школу на Фруктовой, у них как раз недобор учеников, я думаю, вас возьмут.
- Но у меня одарённый ребёнок! У него похвальная грамота за отличную учёбу, и за победу в городских конкурсах на лучший рисунок и лучшее сочинение! Он вполне может быть среди ваших лучших учеников, - голос матери начал неуловимо повышаться и в нём зазвенели гневные нотки.
- Ну, будет или не будет, это ещё бабушка надвое сказала, - директор выпрямился, давая понимать, что разговор окончен, - Ещё раз настоятельно рекомендую Вам обратиться в соседнюю школу, номер восемь и попрошу Вас покинуть кабинет, у меня ещё много дел.
- Вы отказываете нам безосновательно, - в голосе женщины появились металлические нотки, - И безосновательно дискредитируете моего ребёнка.
Директор, вздохнув, нажал кнопку прямой связи и произнёс:
- Костя, голубчик, мне нужна твоя помощь. Дама категорически отказывается дать мне возможность заняться текущими делами и начинает повышать голос. Я тебя жду.
Поняв, что на пороге кабинета сейчас появится тот самый охранник, который пытался унизить её ещё при входе, женщина гневно сверкнула глазами и, не прощаясь, вышла из кабинета. Столкнувшись уже в приёмной с запыхавшимся охранником, она молча обошла его стороной и направилась к выходу.
- Совсем народец обнаглел, - недовольно резюмировал директор ситуацию, - Мнят себя чуть ли не ломоносовыми, ни больше ни меньше, - и небрежно сунул белоснежный конверт в ящик стола.
Через несколько дней в тишине директорского кабинета раздался звонок. Алексей Тимофеевич снял трубку, и его лицо мгновенно приняло почтительное выражение:
- Да, Анатолий Петрович, я внимательно слушаю.
- Алексей Тимофеевич, к Вам завтра приедет наш меценат Колесникова Алла Васильевна.. Будет курировать все городские школы: спортивные залы с тренажерами, компьютерные классы и прочие современные новации для системы образования. У Вас она будет часов в одиннадцать. Прошу встретить достойно, это наш новый партнёр.
- Лена!, - голос директора зазвучал громко и требовательно, и на зов мгновенно материализовалась молоденькая секретарша, - Звонил лично мэр, завтра в одиннадцать встречаем важную персону по части благотворительной помощи. Всё подготовь в лучшем виде.
На следующий день ровно в одиннадцать секретарь доложила, о приходе Аллы Васильевны и на пороге директорского кабинета возникла молодая женщина в элегантном оливковом костюме и блузе цвета слоновой кости. Идеальные туфли –лодочки, тиснёные под кожу питона и сумка-клатч довершали изысканный облик. Каштановые локоны были убраны в изящную причёску, но глаза смотрели холодно и официально:
- Здравствуйте, Алексей Тимофеевич, к Вам можно?
- Да-да, конечно, привстал из-за стола директор, пристально вглядываясь в гостью и пытаясь сообразить, почему её лицо ему так знакомо.
- Я думаю Вас уже информировали о цели моего визита. Хочу посмотреть материальную базу школы и определить ваши первоочередные потребности. Особое внимание инклюзивной форме обучения. Моя главная позиция - образование должно быть доступным для всех, независимо от состояния здоровья или материальной обеспеченности учащихся. Вы со мной согласны?
Директор молчал. Он наконец-то узнал в этой стильной, одетой со вкусом женщине недавнюю серую мышку, пытавшуюся устроить своего сына в школу.
«Воздух нюхала, зараза», - вертелось в голове: «Ишь чего удумала, с тыла зайти. Можно подумать, я б её отпрыска в школу не взял при такой-то мамаше. Нет, надо было повыпендриваться, подставу сделать. Теперь сидит, изгаляется…»
- Что же Вы не отвечаете, Алексей Тимофеевич? Или Вы уже поняли, что сын мой в этой школе учиться всё-таки будет, только при другом директоре?
Директор школы скрипнул зубами и молча стал собирать бумаги на столе. Женщина смотрела на него прямо и бесстрастно:
- Я видела Ваш послужной список. Там есть сведения о наличии у Вас опыта предпринимательской деятельности. Я думаю, он Вам сейчас вполне пригодится, ибо к детям нужен принципиально иной подход, чем у Вас.
С этими словами Алла Васильевна покинула кабинет, оставив в нём шлейф дорогих духов и чертыхающегося директора.
Уже через пару часов Алла сидела в своём офисе и задумчиво размешивала ложечкой давно остывший кофе. Все визиты и встречи на сегодня окончены, можно поразмыслить и о личных делах. В данный момент самым актуальным личным делом, беспокоящим, словно зубная боль, была намечающаяся встреча бывших выпускников. Идти не очень-то хотелось. Судя по всему, ей по жизни предначертано получать от этой школы не самые лучшие впечатления: мало того, что ей самой пришлось испить чашу унижений, а теперь вот живоглот директор не хотел брать Максима. Неужели она никогда не избавится от своих детских комплексов? Сколько лет прошло, она уже давно состоявшаяся и более, чем обеспеченная женщина, а призраки прошлого нет-нет да и всплывают откуда-то мутной пеной и заявляют о себе категорично и дерзко. Ведь именно они заставили её разыграть весь этот маскарад с поступлением в школу. Не хотелось, чтобы сын попал в среду снобов и сам стал таким же. Явись она как сегодня, Максим был бы зачислен за пару секунд. Но нет, надо было всё выяснить. Если систему нельзя сломать, то надо попытаться выбросить из неё хотя бы маленькое звено. Наверное, кто не пережил, тот не поймёт. Она пережила. Её маленькую жизнь навсегда изломала та многотонная фура, которая, потеряв управление, оказалась орудием смерти в руках пьяного водителя и подмяла под себя её молодых спортивных родителей, ехавших на своих велосипедах по обочине. Отец погиб мгновенно, а мама… Маму собрали, что называется, по частям. Алла уже почти не помнила её настоящего лица, смотревшего со старых фотографий. Помнила то, что потом удалось из этого слепить. И свой первый детский шок, когда вместо её лёгкой сияющей мамы в квартиру въехала почти незнакомая женщина в инвалидной коляске и только голос, незабываемый мамин голос, дал ей узнать в этой женщине свою прежнюю красавицу маму. Потом подступила ещё и слепота. Мама стала беспомощнее её, своей маленькой дочери. Хорошо ещё, что соседка тётя Люся оказалась отзывчивой женщиной и как она сама говорила «взяла их на буксир». А больше брать было некому: мамины родители давно умерли, а папины были совсем старенькие и жили на другом конце страны. В общем, маленькой девочке Алле пришлось взрослеть гораздо раньше своего возраста. Мамочка, больная, несчастная, но не сломленная духом мамочка. Она делала практически невозможное для того, чтобы выжить и доставлять окружающим как можно меньше хлопот: научилась ориентироваться в квартире и делать большинство доступных ей домашних дел наощупь, научилась справляться со своим непослушным и малоподвижным телом и даже заново научилась смеяться и шутить. Правда частенько, не замечая притихшую дочь, она беззвучно плакала, запершись в своей комнате.
Школа… Школа стала ещё одним нешуточным испытанием. Нет, пока они были ещё в начальной школе, было ещё терпимо. Да, никто из детей не понимал, почему Алла не остаётся играть после уроков, а поскорее торопится домой, а потом идёт в магазин или аптеку вместо просмотра мультиков, но до поры до времени её не трогали. Ну не играет, так не играет, может быть, не хочет. Почему никто из учителей не попытался объяснить в классе ситуацию, Алле было до сих пор непонятно. Хотя, что здесь особенно понимать? Этот мир становится всё более эгоистичным, и всё чаще в нём никому нет дела до окружающих. Тем более, девочка Алла прекрасно учится, успевает по всем предметам и не доставляет никаких поводов для учительского беспокойства.
С приближением жёсткого и зачастую беспощадного подросткового возраста ситуация начала накаляться. Умница-отличница, которую учителя ставили всем в пример, и так раздражала своей правильностью и отчуждённостью, а тут ещё начала появляться в откровенно устаревших и затрапезных вещичках. Объяснялось это всё просто: период детства, в котором не были выражены модные тренды, и вещи по причине быстрого роста детей успевали после носки сохранить свой товарный вид, закончился, так что теперь добрые люди отдавали несчастной семье вещей уже меньше и вещи оказывались куда более изношенными. Алла постепенно, но прочно приобрела репутацию «нищенки» со всеми вытекающими последствиями. Тогда ещё не было ни у кого на слуху модное словечко «буллинг», но сути происходящего это не меняло: насмешки, подковырки и обидные прозвища звучали всё чаще и становились всё изощреннее. Особенно, когда одноклассники узнали, что она, Алла, помогает после школы хромому дворнику дяде Арсению. Ах, дядя Сеня, ещё одна добрая душа на её нелёгком пути. Обездоленные люди часто приходят на помощь в трудное время быстрее обеспеченных. Арсений не имевший ни кола, ни двора, ни семьи и с трудом управлявшийся с нелёгкой дворницкой работой по причине увечья, всегда старался помочь хоть чем-нибудь смышлёной девчушке и её больной маме. Просто принимать помощь было неудобно, и Алла стала выходить помогать дяде Сене мести двор. Мужчина сначала пожевал губами и поморщился, а потом заявил, что его задача теперь упрощается, и что за всякий труд полагается зарплата. Заявление было резонным и с тех пор два раза в месяц: в аванс и в получку в маленькой девчачьей ладошке неизменно оказывалось несколько смятых купюр. Одноклассники заметили Аллу за этим занятием не сразу: они все любили поспать, а она выходила на помощь дяде Сене чуть ли не в пять утра. Но в один из дней всё совпало: и она задержалась позднее обычного, собирая в кучи опавшие листья, и Вовкин спаниель как назло попросился на прогулку в несусветную рань. В общем, в тот день классу было не уроков – все упражнялись в остроумии. Алла наслушалась многого: от почти безобидных перспектив «полётов на реактивной метле», до обидного до слёз: «Уйди, нищебродка, от тебя воняет помойкой.» Да, дети бывают очень жестоки. Тогда хотелось реветь громко и в голос, но было нельзя. В школе – чтобы не дать повод для новых насмешек, дома – чтобы не расстраивать маму. Маму от этих своих неприятностей Алла всячески оберегала, рассказывая ей о дружном классе, замечательных сверстниках и безоблачной школьной жизни. Иначе было нельзя. Иначе мама опять будет бессильно плакать, а потом несколько дней отвечать односложно или молчать совсем. Поэтому лучше фантазировать и почти верить в этот момент, что у неё действительно есть эта вторая, безоблачно радостная и такая замечательная школьная жизнь.
Алла пила холодный и ставший уже безвкусным кофе. Картины такого трудного и уже полузабытого детства неожиданно ярко всплывали перед глазами. Юрка… Юрок… Юрочек… Он единственный не побоялся нарушить всеобщий остракизм, когда её, Аллу, не допустили к уроку физкультуры из-за отсутствия спортивной формы. Старая, выросшей за лето девочке, стала уже безнадёжно мала, а на новую удалось накопить только частично: денег, сэкономленных на школьных завтраках и отложенных от скромных вознаграждений дяди Сени, хватило только на кроссовки. Спортивный костюм пришлось заменить джинсами и футболкой. Но не тут то было. Владимир Григорьевич, отставной военный, а ныне учитель физкультуры сохранил трепетное отношение к форме во всех её проявлениях:
- Колесникова, это что за маскарад? - услышала она на первом же уроке.
Пожав плечами, девочка осталась молча стоять в шеренге одноклассников, которые уже привычно над ней смеялись.
- Выйти из строя на два шага, - по-военному скомандовал Владимир Григорьевич.
Алла повиновалась.
- Ну, и объясните мне, Колесникова, где Ваша спортивная форма? - поинтересовался физрук.
- Я кроссовки переобула, - попыталась оправдаться девочка.
- Это замечательно, только как ты в этой робе, - физрук пренебрежительно ткнул пальцем на джинсы, - Как ты в этой дерюге собираешься выполнять прыжки в высоту и упражнения на бревне? Или думаешь на скамейке запасных отсидеться?
- Я всё сделаю, мне ничего не помешает, - вспыхнула тогда Алла.
- Это я буду решать, что мешает делать упражнения, а что нет, - заявил Владимир Григорьевич и безапелляционным тоном припечатал: - Марш с урока, допущу к занятиям, когда придёшь в форме.
Опустив голову, под хихиканье и насмешки одноклассников Алла вышла из спортзала и уселась на скамейку в вестибюле. Перспектива школьной формы оставалась весьма призрачной. На неё копить придётся как минимум четверть, а получить неуд по физкультуре за прогулы совсем не хотелось. Не находя выхода из сложившейся ситуации, девочка обняла свой школьный рюкзак и заплакала.
- Ну, и чего сырость разводить, пока дождей ещё нету? - услышала она над головой чей-то голос и подняла глаза. Над ней стоял Юрка Чижов, зубоскал и троечник, периодически позволявший себе не обременять молодой организм стопроцентной посещаемостью уроков.
- Григорич выгнал, - всхлипнула Алла, -Сказал без формы вообще не приходить.
- И всё? Ну так чего ноешь? Придёшь в следующий раз в форме, а пока можно за мороженым сбегать.
- За каким мороженым? Какая форма, - у Аллы почему-то уже не получалось быть скрытной, - Где я на это всё деньги возьму? - горькие слёзы полились прежним потоком.
- Так, подруга, - Юркин рюкзак плюхнулся рядом с Аллой на скамейку, - Слезами горю не поможешь. Ну, колись, давай, что совсем дело швах, не справляешься?
- Совсем, - понуро кивнула Алла, - За лето сильно выросла, а купить всё сразу никак не получается.
- Ну, полный прикид я тебе не обещаю, а лосины у сеструхи выцыганю. Она себе новые в институт купила, пусть делится, если хочет, чтобы я предкам не говорил, что она вместо пар на свиданки бегает, - уверенно заявил Юрка и хлопнул Аллу по плечу, - Айда за мороженым, я угощаю.
Так началась их детская дружба, постепенно переросшая в первую любовь. Юрка действительно притащил тогда лосины вместе с кое-какими вещичками из сестринского гардероба и специально явился на физкультуру, чтобы оспорить в случае чего мнение физрука. Но оспаривать ничего не пришлось, лосины физрука вполне устроили и, махнув рукой, он допустил Аллу к прыжкам в высоту. Юрке делать добрые дела, очевидно понравилось, и он взял с этого дня над Аллой негласное шефство: цыкал на не в меру разошедшихся в придирках одноклассников, совал потихоньку в портфель пирожки из школьной столовой и периодически поджидал её в школьном дворе, чтобы вместе идти домой. Юрка оказался довольно интересным собеседником, имеющим на всё свое собственное, далеко не всегда совпадающее с педагогическим мнение, и абсолютно не боявшимся жизненных реалий. С ним Алле стало как-то спокойнее и увереннее, а одноклассники, почуяв его покровительство, резко снизили градус насмешек, перейдя в стадию вялотекущего неприятия.
Постепенно и незаметно подкрался выпускной класс, а с ним и большие переживания. Нет, с оценками по-прежнему было всё хорошо, намечалась даже серебряная медаль, а вот с подготовкой к выпускному балу начались настоящие проблемы. Денег на подарки школе, учителям и праздничный банкет не было по определению. На банкет Алла и не особо стремилась, понимая, что вряд ли кто-то, кроме Юрки будет приглашать её танцевать или будет рад встречать с ней в парке рассвет. Но прийти получать аттестат в нарядном платье очень хотелось. Ну просто как Золушке на первый бал. Но феи крёстной в ближайшем окружении не наблюдалось и даже вечная палочка-выручалочка – Юркина старшая сестра на помощь прийти не могла, она платья не носила вообще, имея в шкафу только арсенал самых разнообразных брюк. А посему в день выпуска Алла потихоньку упросила завуча отдать ей с глазу на глаз аттестат до начала торжества и, придя домой, улеглась на кровать в своей комнате, уткнувшись носом в подушку. Часов в девять вечера плоский камешек упал на подоконник, и, выглянув из окна, она увидела Юрку в светло-сером с отливом костюме со сбившимся на бок пёстрым галстуком.
- Айда рассвет встречать, - без долгих прелюдий предложил он.
- А как же, все? - спросила Алла, уже сообразив, что на банкет Юрка возвращаться не собирается.
- Все уже, так сказать, в брызгах шампанского купаются, как будто это не рядовой выпускной, а последний день Помпеи, -насмешливо ответил Юрка и добавил,- Ветровку возьми, на лодке будем кататься.
Это была незабываемая ночь. Сначала они гуляли по набережной, потом целовались в полуразрушенной беседке, а под утро Юрка, растолкав сонного сторожа на лодочной станции ,упросил за умеренную плату дать им в неурочное время лодку и рассвет они встретили посреди реки, сидя в лодке прижавшись, друг к другу и наблюдая как первые розоватые лучи уверенно разрезают сумрак уходящей ночи.
Она тогда была на седьмом небе от счастья. Да разве мог бы быть у неё такой выпускной, окажись она в общей массе, в банкетном зале, среди людской толпы? Как хорошо, что у неё не оказалось платья, но оказался Юрка и вот эта удивительная летняя ночь и рассвет в слегка покачивающейся лодке. Тогда казалось, что всё самое трудное уже позади. Она пойдёт работать, у неё будет Юра, в доме наконец-то появятся деньги и может быть, даже удастся поступить на заочный. Но у жизни на Аллу были другие планы. Сначала вроде бы шло всё гладко: Юрка был рядом, нашлась весьма приличная работа секретаря в крепко стоящей на ногах фирме, мама повеселела, но продолжалась безоблачная полоса не очень долго: любимого призвали в армию, а Алла обнаружила, что беременна. Это было как гром среди ясного неба: неожиданно и оглушающе. В военную часть полетело залитое слезами письмо с вестью о предстоящем отцовстве, а через некоторое время пришёл ответ и денежный перевод. В ответе было написано, что ребёнок – это, конечно, замечательно, но в сложившейся ситуации, когда отец служит, а мать не имеет никаких средств к существованию, появление на свет нового человечка – явление преждевременное и крайне легкомысленное. А посему перевод предусматривал оплату операции по прерыванию беременности. Письмо жгло руки, глаза отказывались верить написанному, а мозг отказывался всё это воспринимать. Убить ребёнка? Её и Юркину кровь? В чём он провинился? Что они оба молоды и неопытны? А если у неё после этого вообще не будет детей? Воспитанная строгой и верующей матерью Алла категорически не могла сделать такой выбор и лихорадочно пыталась придумать хоть что-нибудь, позволяющее выжить в сложившейся ситуации.
В этой прострации и обнаружил её шеф, вернувшийся в офис за забытым мобильником. Потрясённый убитым видом своего секретаря, он подошёл потихоньку к её столу и желая привлечь внимание глядящей пустыми глазами куда-то в пространство девушки, осторожно постучал ложечкой по краю стоявшей на столе чашки. Алла вздрогнула, а шеф поинтересовался:
- У нас намечается война или конец света? - и видя, что Алла его совершенно не понимает, пояснил, - Только в таких случаях оправдано подобное выражение лица у юной и прелестной девушки.
Алла тогда с размаху выпалила, что никакая она не юная девушка, а уже вполне себе беременная женщина, которая станет скоро совсем не такой уже прелестной и что, вообще, Евгению Александровичу пора подыскивать себе нового секретаря, потому что она, Алла, в скором времени станет для выполнения этих обязанностей непригодна. Вырвавшиеся эмоции открыли шлюз и гневный крик перешёл в отчаянную истерику. Евгений Александрович, оказался не робкого десятка, сначала дал поплакать, потом, видя, что ситуация усугубляется, отхлестал по щекам и вылил полграфина холодной воды на бьющуюся в рыданиях и неестественном хохоте девушку.
«Женя, Женечка, милость Господня ко мне. Как же ты вовремя тогда вернулся в офис», - Алла в порыве эмоций так сжала кофейную ложечку, что та согнулась. Воспоминания о покойном муже отозвались колющей болью в сердце. Вся она, настоящая, - это плод Жениной любви, понимания и титанического труда. Это он тогда подставил ей плечо, повысив зарплату и подбрасывая премии. Это он возил её по врачам и стоял под окнами роддома, когда появился на свет Максимка, это он потом приезжал навещать её и безапелляционно перевёз в свой дом после смерти мамы. Учиться на заочном её тоже заставил Женя и потихоньку посвящал в нюансы своего дела, словно предчувствуя скорый уход. И как ей удалось выстоять тогда, когда неизвестная машина ударила сбоку Женин автомобиль и уехала себе восвояси, оставив Женю катиться с обрыва в пылающей машине? Бизнес – жестокая вещь. Конкурентам действительно удалось выхватить большой проект ценой Жениной жизни, но в остальном она устояла, помощники мужа оказались верными людьми. Кстати, Женя её нынешнюю рефлексию бы не одобрил. В самом деле, не для того же он вложил в неё столько сил, чтобы она осталась в душе по-прежнему запуганной девочкой, стесняющейся своей бедности.
Согнутая ложечка легла на стол. Решение было принято. Алла нашла контакты ресторана и сделала звонок:
- Алло, это ресторан «Монако»? Скажите, пожалуйста, у Вас уже внесен аванс за банкет на двадцать пятое число? Нет? Пришлите мне реквизиты и сумму, пожалуйста. Да, и окончательный расчёт я тоже оплачу. Спасибо, жду.
Ну вот, первая часть плана окончена пора браться за самую интересную. Сюрпризы на праздниках никто не отменял. Интересно, а кому вообще пришла мысль пригласить на встречу её, бывшего изгоя? Не иначе как Юрка Чижов там будет…
В назначенное число в зале фешенебельного ресторана весело переговаривались между собой бывшие выпускники, а ныне уже кое-чего добившиеся мужчины и женщины. Разговоры были оживлёнными, взгляды оценивающими: всем было интересно узнать, кто чего достиг за прошедшие годы и посмотреть, насколько возмужали мальчики и не подурнели ли девочки. К началу банкета Аллы ещё не было. Правда, это никого особенно не волновало, разве что молодого светловолосого мужчину в твидовом пиджаке, то и дело поглядывающего мельком на дверь, но тщательно скрывающего это от окружающих. В самом разгаре дискуссии, кто же этот меценат-благодетель, оплативший им встречу в столь недешёвом ресторане, вдруг за окном послышался странный рокот, всё приближающийся и нарастающий. Заинтересованные одноклассники ринулись к окнам и увидели вертолёт, собирающийся совершить посадку на оборудованную площадку для вип-пресон.
- Так, кажется, сейчас мы все узнаем, кто этот Монте-Кристо, - произнесла Светка, главная школьная заводила и, соответственно, одна из главных притеснительниц и задир.
Вертолёт аккуратно приземлился, открылась дверь и оттуда вышла миниатюрная женщина с каштановыми волосами. Незнакомка направилась к входу в банкетный зал, и любопытные взгляды смогли рассмотреть её высокую причёску с небрежно выбивающимися прядями, изысканное платье цвета пыльной розы со струящимися понизу воланами и мелькающие из-под платья изящные туфли на тонкой шпильке.
- Это ещё кто? - удивлённо произнесла Светка, не замечая, что давняя её симпатия, Юрка Чижов, смотрит во все глаза на незнакомку, с трудом сглатывая ставшую внезапно вязкой слюну.
Тем временем красивая женщина вошла в зал и, подойдя к одноклассникам, протянула к ним руки:
- Ну, здравствуйте, друзья! Неужели вы меня не узнаёте?
В зале повисла напряжённая тишина. Кто-то по-прежнему не узнавал и вглядывался, кто-то уже догадался и пытался осмыслить
- Колесникова…, - первой нашлась заводила Светка, - Тебе что, удалось банк грабануть?
- Ну, тогда я бы скорее ударилась в бега, а не светилась бы на встрече одноклассников, - непринуждённо засмеялась Алла, - А почему вы все стоите? Стол уже полностью накрыт.
Притихшая толпа начала постепенно рассасываться по местам, пытаясь переварить шокирующее событие. Банкет продолжился в полной тишине, никто не знал, как теперь продолжить застолье. Рассказы о собственных достижениях на фоне феерического превращения нищебродки Колесниковой в светскую даму казались абсолютно неуместными, так же, как и вертящиеся на языке вопросы. Затянувшееся молчание решила разрядить сама Алла. Она подняла бокал и попросила слово для тоста.
- Я очень сожалею, что не успела к самому началу встречи и не слышала, что говорили вы о своих десяти годах, прошедших после школы, но я надеюсь это ещё услышать. На правах опоздавшей я расскажу о себе сама. Во-первых, я совершенно искренне хочу поблагодарить всех вас за ту довольно жёсткую школу жизни, которую мне пришлось пройти в детстве. Именно она дала мне твёрдость и силу духа выдержать после смерти мужа происки конкурентов, достойно справиться со своим горем, не возроптать, не опустить руки, не растеряться, а стойко и упрямо продолжать начатое им дело и даже в этом деле преуспеть. Да, я сейчас вдова, но у меня есть чудесный сын, который тоже теперь перейдёт в нашу школу, у меня есть возможность помочь и нашей школе, и многим другим хотя бы теми небольшими средствами, которые я имею. Любой опыт бесценен, даже отрицательный и я благодарю вас за то, что вы были моими учителями, сами о том не ведая. Я хочу поздравить всех вас с этой встречей и пожелать не гладкой жизни, нет, это, к сожалению невозможно, а силы духа и устремлённости при достижении цели. И пусть цели ваши всегда будут важными, достойными и делающими этот мир немного лучше.
Алла пригубила бокал и в мёртвой тишине вдруг раздались отдельные робкие хлопки, потом их подхватили и вот уже такой чужой и недружелюбный ранее класс аплодировал хрупкой женщине в платье цвета пыльной розы, по-прежнему растерянно и смущённо держащей бокал. Атмосфера разрядилась, снова начались разговоры и воспоминания, а Алла, допив шампанское и откинувшись в кресле поняла, что она взяла и эту, такую сложную для неё высоту.
Заиграла музыка и перед её столиком вырос как из-под земли Юрка, приглашая на медленный танец. «Ещё один раунд», -пронеслось в голове у Аллы и она пошла танцевать. Вынырнувший откуда-то из далёкого прошлого голос Сальваторе Адамо обволакивал, убаюкивал и позволял спасительно молчать. Первым не выдержал Юрий:
- Сколько лет твоему сыну?
- Восемь с поливной, - не стала лгать бывшему возлюбленному Алла.
- Значит, ты не прервала тогда беременность. Почему?
- Ну, как тебе сказать… В моём доме не любили убивать даже мух, не то, что детей. Мы с мамой просто делали очень сильный сквозняк и они улетали с ним сами. Как можно убить часть себя, я честно говоря, не очень понимаю до сих пор, хотя навидалась в жизни всякого. Кстати, я тебе тоже очень благодарна за то письмо с переводом. Если бы не оно, я бы так никогда и не узнала, что рядом может быть очень сильный и очень любящий настоящий мужчина. И хоть мы прожили вместе недолго, я на всю жизнь сохраню эту память как самое светлое и дорогое, что было в моей жизни.
-Я бы хотел увидеть... своего сына, - Юрий смотрел в пол, не решаясь поднять глаза на Аллу.
- Зачем? Он любит и помнит своего отца и твоё появление в этом ничего не изменит. Дети не склонны к компромиссам, он, в отличие от меня, не простит тебя, узнав правду. Ты хочешь научить его ненависти? Я тебе этого позволить не могу. Ты свой выбор сделал ещё тогда. За любой выбор приходится отвечать.
- Алла, я ведь так и не смог забыть тебя, - голос Юры был хриплым, подсевшим, - Это я разыскал тебя, чтобы позвать на встречу.
- Да я поняла, Юр, - Алла внезапно почувствовала, как она устала и насколько лишним, и ненужным оказывается этот разговор и запоздалое раскаяние, - Только ты понимаешь, в одну и ту же реку действительно нельзя войти дважды. Перегорело во мне что-то тогда вместе с твоим письмом. Как дверь бронированная закрылась. Ты не сердись, я, пожалуй, домой пойду. Ресторан оплачен, веселитесь, пока не надоест. А мне завтра по школам опять надо ехать, а потом в мэрию. Прощай, Юра.
И с этими словами Алла лёгкой походкой направилась к выходу. «С этим раундом я тоже справилась», - сказала она себе, выйдя на улицу и подставляя лицо освежающему вечернему ветру.