Когда я только приехал в Китай и работал в Пекине, то на первых же школьных каникулах, разумеется, захотел увидать Великую Стену. От всяких «экскурсионных туров» сразу же отказался: какая радость ехать в автобусе, набитом иностранцами (теми же «канадонами», например) и после ходить в толпе, слушая их трёп? Поэтому решил поехать сам, «дикарём». В тот первый год «Китай как он есть» был для меня интереснее любых древних чудес. Притягивало всё: как китайцы учатся в школе, как они общаются, как проводят досуг... Было очень странно: вот, с одной стороны, передо мной совершенно новый, диковинный мир – где и пишут, и едят, и одеваются совсем не так, как у нас. Но с другой стороны, не покидало ощущение, будто я вернулся лет на 40-45 назад в своё харьковское детство – всё вокруг казалось каким-то ... узнаваемым. И сосредоточенность детей во всём, что касалось учёбы, и улыбки уборщиц, и то, как старики сидят на улице и играют в настольные игры, и то, как люди повсюду гуляют вместе со своими детьми, и особая, подчёркнутая вежливость... И даже своеобразный свод негласных правил о том ... как нарушать правила – наблюдая детей в школе, часто вспоминал, что и у нас было в своё время что-то схожее. В первую свою китайскую весну, в мае, я однажды бродил по Пекину и вдруг разразилась сильная непогода. Хлещущий мокрый снег после того, как отцвели магнолии, выглядел странно даже для меня, северянина – а уж сами китайцы были к такому явно непривычны и казались напуганными. Я шёл с поднятым капюшоном, а мимо меня проходили двое парней под одним зонтом на двоих. Поровнявшись со мной, они остановились (вид у меня, наверное, был достаточно ... байроновский) и начали приглашать меня жестами присоединиться к ним в роли третьего под одним на всех зонтом. При этом повторяли одно лишь известное им английское слово: «Please!» Господи, как я был тронут! Потому что ТАКОГО уже не встретить нигде: на Западе от подобного предложения всякий человек испугается и убежит, а в России (где когда-то так «было можно») уже давно от этого отвыкли. В Китае же это выглядело абсолютно естественно!
Словом, мне захотелось впервые выехать за пределы Пекина на обычном автобусе, да ещё и с пересадкой в маленьком городке под названием Хайроу (Huairou), дабы попасть на Стену около деревушки Мутяньюй. Дело было в феврале, но до китайского Нового Года ещё оставалось дней 10 – народ всё больше сидел по домам, сберегая силы для традиционных новогодних путешествий. В Пекине было сухо и относительно холодно (утром могло быть и минус 14, но днём всегда теплело на солнце) – а на Стене, как мне рассказывали, должно быть ещё холоднее. Поэтому я на всякий случай оделся достаточно по-зимнему – включая пушистую огромную шапку из Сибири (которую потом весь день пришлось таскать в рюкзаке, т.к. было солнечно и довольно тепло - или ноль, или несколько градусов мороза). И вот через перу часов я в Хайроу, где жду пересадки на автобусной остановке. А рядом со мной стайка молоденьких девушек, они оживлённо шушукаются, явно обсуждая меня. Потом одна из них, самая смелая, подходит ко мне и при помощи смеси жестов и английских слов просит разрешения ... потрогать мою меховую шапку (таких диковинок там не видали!). Меня это позабавило: всякий раз радуюсь, когда границы между людьми оказываются совсем «не западными». Чем ближе подъезжали к конечной точке, тем чаще на остановках в автобус входили какие-то местные «разводилы», замечали меня и начинали убеждать, что автобус завезёт меня не туда, что попасть на Стену можно только с ними и т.п. Я мотал головой и отвечал «No» - а пассажиры и кондуктор одобрительно кивали мне.
И вот я наконец-то в Мутяньюй, откуда начинается подъём на гребень, по которому тянется Стена.
Поднявшись, я понял, что мне очень повезло: людей было мало.
Сначала попадаешь на восстановленный и открытый для туристов участок. Да, там очень красиво. Неприятно поражает обилие граффити на древних камнях (хотя чему тут, строго говоря, поражаться...). Они на разных языках, попадаются и на русском (гордости это не вызывает «от слова совсем»). Отчаявшись бороться с этим безобразием, власти выделили ... специальные участки на Стене, где обезьяны могут самовыражаться легально. Мне отчего-то вспомнилась фраза из книги одного хасидского религиозного деятеля: он убеждал, что «всякое зло есть заблудившееся добро». Неужели же и вправду именно осознание конечности своего бытия и тоска по бессмертию проявляются ... вот так странно?
Но большинство туристов всегда и везде бродят своими «муравьиными тропами». Наверное, это многие наблюдали в знаменитых городах: по одним и тем же улицам ходят толпы увешанных фотоаппаратами людей – а на соседней улице, не менее интересной и красивой, нет никого. Вот и на Стене что-то похожее: пусть «улица» тут только одна (кстати, можно и без кавычек написать: помимо фортификационных нужд, Стена обеспечивала быструю переброску военных отрядов в условиях крайне пересечённой местности, выполняла функции горной дороги), но за пределы «открытого для туристов» участка мало кто суётся.
Между тем, как мне показалось, самое интересное находится именно на «закрытой» части Стены! Чтобы туда попасть, нужно просто пролезть по камням вверх в одном месте.
Так я оказался уже не просто в малолюдном, но вообще в совершенно пустынном участке.
Когда со Стеной остаёшься наедине, то ощущения потрясающие! И красота окружающих гор, и загадочное «анизотропное шоссе» под ногами...
Вообще Стена – тот редкостный случай, когда человеку удалось улучшить горы – сделать их ещё величественнее и прекраснее, прорисовав в них тонкие и бесконечные линии.
Там, в самом начале «закрытой части» я нагнал молодого китайского парня с рюкзаком – он был туристом-одиночкой, планировавшим пройти по Стене несколько дней с ночёвками.
Я вспомнил наши МИТХТянские «дикие загороды» и пожалел, что ТАКОЙ возможности у нас не было... «Путешествие по Китайской Стене II категории сложности!» (Кстати, вполне реально – кто его знает, что ещё откроется, если идти по ней много дней...)
Несколько часов мы с ним прошли вместе, он слегка говорил на английском. И по моей просьбе несколько раз заснял меня.
С тех пор пойти на Стену с рюкзаком и переночевать на ней (зимой, когда не жарко) стало моей мечтой...
Затем солнце стало садится - стало быть, мне пора назад.
На обратном пути вдруг увидал дикий ячмень. И вспомнил "Письма династии Мин":
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя.
Вот уж не думал никогда, что доведётся вспомнить Бродского, стоя на Стене...
А потом... Всякие горы всегда заканчиваются спуском вниз, увы. Спускался я уже изрядно вечером, до автобуса добрёл в сумерках.
Михаил Шатурин