Из писем графа Арсения Андреевича Закревского
14-го сентября 1810 г. (к М. С. Воронцову)
Граф Михаил Семенович. По записке вашей, касательно офицеров, отличившихся своими подвигами при Систове, выполнено точно так, как вы назначили их, только я не поместил двух подпрапорщиков, которых впишу в 26-е число: касательно же Богдановского (Андрей Васильевич) последовал милостивый главнокомандующего отказ, потому что оный давно уже представлен в полковые командиры в Одесский полк, и он думает, что cie утверждено и отдано о сем в Высочайшем приказе, почему и не счел он просить о сем военного министра (здесь Михаил Богданович Барклай де Толли).
Письмо же ваше о сем к военному министру я отправил вчерась вместе с рекомендательным систовским списком, и я думаю, если не вышло, то оно возьмет другой оборот. Письмо из Петербурга вчерась к вам отправил с адъютантом начальника главной армии. Во время бытия моего у вас в Систове, я забыл свою бурку, а на место оной заграбил вашу или графа де Бальмена (Карл Антонович); почему, отправляя оную к вам с сим посланным, покорнейше прошу мою прислать с оным же.
У нас в 9 часов начинаются переговоры с басурманами. Дай Бог, чтобы они сдались: тогда мы покажем дружбу тому, который идет на освобождение Pущука. Марков (Евгений Иванович) прибыл со своим корпусом: Суворов (Аркадий Александрович) летит также сюда. Вот здесь сберется громада нашего войска. Цвиленев (Александр Иванович) занял Неготин.
Имею честь быть с истинным высокопочитанием и глубочайшей преданностью вашего сиятельства всепокорнейший слуга Арсений Закревский.
Ваш Соколовский много спит, то за эту вину ему не дастся по привозе шпага.
22-го апреля 1811 г., Бухарест
Сиятельнейший и почтеннейший граф Михаила Семенович. Каково вы доехали до своего места? Мы же после вашего отъезда весьма в неприятном положении: болезнь графа Николая Михайловича (Каменский) не уменьшилась, но увеличилась. Лекарств ему более не дают, ибо они ему делают боле вреда, нежели добра: он живет одними каплями, вином и едою, вот это одно его поддерживает.
У графа, по удостоверению медиков, чахотка, и одно средство осталось - перемена климата: но и то неверно, почему мы завтрашнего числа выезжаем отсель в Одессу, если дорога и погода благоприятствовать будут.
Какая мудреная жизнь была Суворова (здесь гибель А. А. Суворова)! Вот до чего довела молодость и скорость. Не хочу вам описывать моё смутное положение, и каково мне теперь, вы можете судить. Оканчивая сим мое письмо и поручая себя во всегдашнее ваше ко мне благорасположение, остаюсь навсегда вам душевно преданный и любящий Арсений Закревский.
1-го мая 1811 года, Тирасполь
Почтенный и любезный граф Михаил Семенович! Письмо ваше от 17-го апреля я через Ивана Васильевича (Сабанеев) получил, в коем пеняете мне, что я к вам не писал. Нет, в этом ошиблись: при выезде нашем из Бухареста я к вам писал, что мы отправились в Одессу и завтра, если даст Бог, то прибудем с больным (Каменским) в Одессу: но к несчастью моему, нет вовсе надежды к выздоровлению: он в чахотке, в самом сильном градусе, харкает материей: испражнения его идут точно в таком виде, как он их ест.
После сего можете судить, в каком он положении: памяти у него вовсе нету, и каждую минуту бредит. Можете теперь позавидовать моему положению, а наипаче тогда, когда я лишусь достойного моего благодетеля и отца. После сего не знаю, на что решиться и думаю, как переменить свою жизнь.
На cie я прошу совета вашего, того человека, которого я люблю и почитаю; ваш совет мне будет правилом к перемене службы моей. О сем я говорил и графу Сен-При (Эммануил Францевич), с которым cie письмо я к вам пишу и прошу не оставить меня своим скорым ответом.
Ваш душевно почитающий, любящий и преданный Арсений Закревский.
15 мая 1811 г., Одесса
После потери моего отца и благодетеля (граф Н. М. Каменский скончался в Одессе в ночь с 1-го на 5-е мая 1811) я должен еще в теперешнем моем горестном положении переносить неприятности по доносу адъютанта Храброго.
Я посылаю завтрашнего числа эстафету к военному министру и прошу наказать виновного по всей силе законов. Почтеннейшее письмо ваше от 8-го марта я получил, за которое приношу мою наичувстительнейшую благодарность, а равно и за все попечения, какие вы обо мне имеете.
Начну описывать мое положение домашнее. Я имею всего 7 душ и 12 т. рублей ассигнациями, и более ничего; да сверх того отец мой еще несколько должен, за которого я теперь должен заплатить. Мое желание по службе нижеследующее: я делами по-прежнему заниматься не имею охоты, в полку не хочу быть: а если можно сделать, то я желал бы быть в свите Государевой, в какой вам угодно и чтобы мне отпускали столовые деньги, дабы я мог чем жить и сколь можно было бы мало занятия или, лучше сказать, в Петербурге никакого, а в армии могут употреблять или куда откомандировать по другим каким либо комиссиям.
Что же касается до Сераскира (Михаил Николаевич Каменский), то я в нем не ищу, да и искать за подлость считаю.
Забыл еще вас уведомить, что покойник мне по духовной отказал 300 душ; не знаю, получу ль я оные. Но должен также вам напомнить, что я такого начальника и такого лестного поста (здесь Закревский был адъютантом Каменского и начальник его походной канцелярии?), который я имел счастье нести в армии, иметь уже не могу, в чем и вы согласитесь; а потому всякий пост, который я на себя приму в сем звании (майор), будет мне нелестен, да и весьма, кажется, неприятен.
Я признаюсь вам, как перед Богом или перед родным, что изо всех в армии генералов я желаю охотно служить с Иваном Васильевичем (Сабанеев), вами (Воронцов) и графом Эммануилом Францевичем (Сен-При), и будьте уверены, что я занимался бы делами точно так, как при покойнике: ибо вы сами трое причиною, что приказали по достоинствам своим мне вас любить и быть преданным навек; а потому сердечно желаю, дабы возвели вас на высшую степень как можно скорее. А затем, не описывая боле ни о чем, можете все узнать от графа Эммануила Францевича.
24-го мая 1811 г.
Почтеннейший и сиятельнейший граф Михаила Семенович. Я получил последний совет от достойного друга Ивана Васильевича на счет будущей моей жизни. Он точно так мне советует, как я вам мысли свои объяснял, о чем долгом моим поставил вас уведомить и всепокорнейше просит взять мою судьбу в совершенное ваше распоряжение с графом Эммануилом Францевичем. Если нельзя сделать так, как я объяснял мысли свои, то делайте надо мною, что вам угодно: ибо у меня защиты и благодетелей нет в Петербурге. Я там не умел нажить, потому что редко бывал, да и потому, что с малолетства таскаюсь по армейщине. На cie я нетерпеливо буду ожидать вашего ответа.
28-го числа будут у нас похороны достойному нашему герою, и я с ним прощаюсь навеки. Сераскир (здесь брат умершего Н. М. Каменского, С. М. Каменский) прибыл в Москву, не знаю, по какому поводу, и шлёт сюда своего адъютанта, не знаю также для чего. Мог ли я когда-нибудь ожидать при моей службе такую неприятность, которая со мной случилась по доносу Храброго? Вообразите себе, теперь одно у меня желание есть, и до тех пор я не могу быть покоен, покамест виновный не будет наказан.
Обо всех сих гнусных происшествиях я донес военному министру и просил виновных предать суду. Если я виноват, то позволяю с собою все делать, что угодно. Вы сами можете судить, что честь, тронутая без всяких причин, не может быть покойна.
Не забывайте вам навек преданного сироту Арсения Закревского.
4 июня 1811 г., Одесса
Государь (Александр Павлович) весьма соболезнует о потере нашего общего героя, что писал ко мне военный министр. Не мудрено, что он о нем жалеет: покойник был во всей мере главнокомандующий и объяснял свои дела в таком виде, как он видит, а не так как другие только потакают.
По донесении моем о гнусности дела Кутузову (Михаил Илларионович), я получил от него копии с бумаг, писанных к Государю и Кобле (Фома Александрович), в копии же при сем приложенные. Из оных увидите правду доноса Храброго и глупость командира, до такой степени происшедшую, что он осмелился спросить у главнокомандующего, что, не имеется ли каких начетов на покойника по армии. Скажите, сходно ли cie с рассудком человека здравомыслящего?
Вот поведение Храброго что наделало. Я о сем мерзком происшествие дал знать для сведения и матушке покойника (Анна Павловна Каменская, урожд. Щербатова). Скажите, сходно ль это с человеческим рассудком, и что же он думает? Что я хотел покойника имение похитить, и желательно бы знать, какое именно, тогда когда я сим не заведовал, а занимался должностью, мне порученною, и имел деньги покойника на руках, которые давал кому нужно по надобностям. Вот за это он, скотина, должен разделаться как должно дворянину.
Все таковые происшествия я долгом поставил довести до сведения вашего, любезнейший и достойнейший граф, и прошу покорнейше приложить свое старание и написать в Петербург к вашим знакомым о сем деле, дабы они представили сии дела в таком виде, как они были. Так и не оставьте написать о будущей судьба моей.
28-го числа мы погребли покойника; а 6-го числа июня я еду с телом в Орловскую деревню и прошу покорнейше писать ко мне туда, то есть в Орел по почте страховым письмом, потому дабы Сераскир не распечатал письма по своей привычке.
Предписание М. И. Кутузова г-ну генерал-майору и кавалеру Кобле (№297)
Видев из рапорта вашего превосходительства под № 576, что вы по доносу штабс-капитана Храброго, который после оказался неуважительным, не только к опечатанию, но и к описи оставшегося имения по смерти главнокомандующего генерала графа Каменского 2-го приступили, то и предписываю вам о таковом происшествии представить в своем виде Его Императорскому Величеству.
Сверх того требуете вы, чтобы я прислал кого-нибудь из моих адъютантов в посредство к разобранию бумаг, то на cie вам скажу, что разбирать бумаги, как казенные, так и партикулярные, оставшаяся по смерти его сиятельства, никто права не имеет.
А с сим вместе пишу я к г-ну майору Закревскому, чтобы он некоторые известные мне, хранившиеся по доверенности на руках его, бумаги, оставшиеся после покойного графа Николая Михайловича, всеподданнейше представил бы прямо от себя Государю Императору. Спрашивать же меня, не остается ли на покойном графе какой ответственности по сдаче армии, вы права никакого не имеете и входить в cie не можете, ибо cie уже есть не ваше, а мое дело.
Генерал Голенищев-Кутузов
Мая 25 дня (1811), Бухарест
Копия с рапорта Его Императорскому Величеству от генерала Голенищева-Кутузова
По смерти графа Николая Михайловича Каменского, приключившейся в Одессах, один из бывших его адъютантов, штабс-капитан Храбрый, рапортом Одесского коменданта, генерал-майора Кобле, в предохранение ущерба, как говорил он, казённого интереса и собственного имения покойного, требовал, чтобы всё оставшееся после графа имение у адъютанта его майора Закревского и капитана Гессе (Карл Федорович) было опечатано и потом, отделив собственность первого из рук последних, оною заведывающих, удостовериться тем в бескорыстии сих офицеров.
Комендант к сему приступил и не только опечатал, но и описал все имение покойного главнокомандующего. А из последствия вышло, что Храбрый, движимый личностно против сих офицеров (как заметно по тому случаю, что не был вмещен в известную духовную покойника) подал против их донос, оказавшийся неуважительным. Я препоручил коменданту Кобле, коего по отдаленности в поведении руководствовать не мог, происшествие cie в своем виде представить на Высочайшее усмотрение; а майору Закревскому хранившиеся по доверенности на руках его секретные известные мне бумаги всеподданнейше представить Вашему Императорскому Величеству.
Письмо графа Сергея Михайловича Каменского к А. А. Закревскому (№60)
Мая 23 дня 1811 года, Москва
Милостивый государь мой Арсений Андреевич. Препровождаю к вам при сем копию с Высочайшего повеления, объявленного мне чрез господина военного министра от 19-го числа настоящего месяца под №1326-м. Теперь ожидать буду, по сделанию церемонии погребения в Одессе, перевозку тела покойного брата моего в село Каменское, где я намереваюсь положить его в Божьем храме, где погребен прах отца моего (Михаил Федотович Каменский).
Сожалею, что вы не удостаивали меня извещать в свое время о болезненных припадках покойного брата моего, не смотря, что к другим посторонним о том писали. Знатно, по-вашему мнению вы полагали меня не из ближних родственников и друзей его.
Если бы я вас лично не знал, то признаюсь, полагать должен бы был, что вы старались удалять покойного брата моего при последних днях его жизни от ближних его. Но время все докажет, а я за долг себе поставляю довести до сведения Монаршего обо всех поступках и деяниях приближенных чиновников, бывших при покойном брате моем, и признаюсь чистосердечно, что я лично Императору жаловался на вас, что вы меня не удостаивали ни о чем извещать, касающемся до больного брата моего, и для того ехал было сам я в Одессу с Высочайшей воли Государя для приведения всех дел и обстоятельств в порядок: но в самую минуту прибытия моего в Москву узнал я чрез Никонова, что уже брата не было на свете, зачем я здесь и остановился.
Я посылаю сию эстафету с тем намерением, чтобы вы Арсений Андреевич, благоволили, по окончании печальной церемонии в Одессе, о коей вы писали к матушке моей и на которое не она, а я сам ответствую, перевезти тело покойного начальника вашего в село Каменское и во что все cie станет, я, а не кто другой имеет сочесться с вами.
Обоз же, оставшийся брата моего отправьте наипоспешнейше в село Каменское при ведомости за подпиской вашей, где уже приказано от меня, кому следует, его принять; да я надеюсь и сам лично там быть вскоре, если обстоятельства мня то дозволят.
Я оставляю времени и удостоверение, что я не премину отдать должное должному и что я пребываю навсегда готовый к вашим услугам.
Граф Сергей Каменский 1-й
Ответ А. А. Закревского графу С. М. Каменскому
Мая 31-го дня 1811 года, Одесса
Милостивый государь граф Сергей Михайлович! Письмо ваше от 23-го мая за №60 сего числа от коменданта Одесского имел честь я получить с приложением при оном в копии повеления военного министра относительно всевысочайшего позволения о препровождении тела покойного графа Николая Михайловича Орловской губернии в село Каменское, на которое вашему сиятельству долгом поставляю уведомить, что по окончании в городе Одессах (sic) 28-го мая погребальной церемонии, приличной званию и достоинствам покойного графа Николая Михайловича, тело его отсель будет отправлено в препровождении моем и прочих свиты чиновников 5-го июня по почте.
Обоз же отправится завтрашнего числа при унтер-офицере Архангелогородского пехотного полка Степанове с данным от меня ему наставлением следовать с оным в село Каменское и на нужные в пути расходы снабжен деньгами.
Ваше сиятельство заключать изволите (если бы лично я известен вам не был), что якобы я полагал вас не из ближних родственников и друзей его: то могла ли когда либо таковая мысль во мне родиться после тех убеждений и доказательств, которые я имею и был личным свидетелем дружеской связи и общей доверенности вашего сиятельства с покойным графом Николаем Михайловичем?
При всем том, покойный граф, никогда столь слаб не был, чтобы мог следовать несправедливым каким либо моим представлениям или словам, да и возможно ли было мне поступить на таковую дерзость, чтобы удалять его от ближних его? Cie ни с рассудком, ни с характером моим никак несходственно, и я понять не могу, каковые поступки и деяния мои и приближенных чиновников, бывших при покойном графе, ваше сиятельство предположили довести до сведения Монаршего?
Я уверен, что время и обстоятельства оправдают меня и прочих чиновников не только пред вашим сиятельством, но и везде, как в нелицемерной преданности к покойному графу Николаю Михайловичу, так и в честности служения нашего под его начальством; а при том и служба моя может оправдаться в Молдавской армии чинами, составлявшими оную.
На донесение мое графине Анне Павловне о кончине покойного графа, удостоясь получить вашего сиятельства вышеозначенное письмо, хотя оное есть для меня самое прискорбное: но я обязанностью моею поставляю себе принесть вашему сиятельству за откровенное изъяснение чувствительнейшую благодарность мою.
При сем случае долгом моим поставляю уведомить вашего сиятельства, что я, по недостатку денег на погребение, занял у отставного штабс-капитана Шостака 20 т. рублей ассигнациями: с данного же по сему предмету заёмного письма копию при сем прилагаю. Взял смелость всепокорнейше просить вашего сиятельства засвидетельствовать мое всенижайшее почтение графине Анне Павловне и Марье Михайловне. Имею честь быть и пр.
Арсений Закревский