предыдущий отрывок https://dzen.ru/a/ZVzclfjfHF5gveO8?referrer_clid=1400&
А ставридки-то в Тихом океане поубавилось. «Черпать штанами» рыбу уже не получалось.
- Выловили всю! А до того угробили половину – как здесь в первые годы по-варварски работали-то!..
Мудрый капитан, спустя две недели промысла, нашел оптимальный вариант. Трал отдавали после ужина, таскали его до одиннадцати (до полуночи, в крайнем случае) и поднимали тогда тонн двадцать пять – тридцать ставриды на борт. Потом пытались поймать еще – с переменным успехом, так что рыба в цеху была ровно половину промысловых суток – с полуночи до полудня. Во второй половине дня (а иногда уж и с утра самого) бесполезно «авоську» не забрасывали, ведя поиск рыбных косяков для вечерней рыбалки. Так что, около двенадцати часов в сутки цех простаивал без рыбы.
Вот, в какой-то час безрыбья сунулся Уздечкин в тамбур первого трюма – законную свою вотчину, загроможденную, впрочем, самодельным стеллажом во всю, почти, длину помещения. Стеллаж был завален коробами с резаной бумагой.
Бумага нужна была для прокладки между рыбными брикетами в коробе. И резали её активно на каждом переходе, пакуя потом в короба и поднимая на тот самый, неизменный на всех судах, стеллаж в тамбуре первого трюма – так уж повелось.
А еще в тамбуре стояла деревянная лавка – чтоб можно было порядком закоченевшему трюмному вылезти, да и посидеть в относительном тепле тамбура – чуть отогреться: температура здесь, из-за открытого лотка для коробов все равно была ощутимо ниже, чем в коридоре или в каютах.
Но сейчас Уздечкин наткнулся на Лёшу – чанового матроса с их бригады.
Лёша строгал стружку с замороженной ставриды.
- Ленятся все строганину делать, - занудливо начал оправдывался тихушник. – Все только есть горазды, а построгать – никого не найдёшь!
Спрятался от товарищей! Скрылся за водонепроницаемой дверью.
Лёша был любером. Белорусским. Когда Уздечкин спросил Лёшу, каким видом спорта тот занимался, чановой не без удовольствия разъяснил:
- Я занимался спортом под названием «уличная драка».
Раз в двое суток Лёша занимался на свободной дневной вахте на верхнем мостике. Делал обязательные растяжки, крутил в руках палку, молотил грушу – рыбацкий буй, налитый водой.
- У Лёхи все по режиму, - заверял Уздечкина живший с ним Витя, - вот, он на этой дневной вахте спит до половины четвёртого, встаёт, забирает полдник в каюту, и – на мостик заниматься.
Режим у Лёши был и в питании. Мяса он не ел вовсе, а вот рыбу, по собственному выражению, «лупашил» - дай дороги! Постоянно солил её в стеклянных банках у себя там, на чанах – в выкроенные от работы минуты. Ну, и строганина, конечно – святое дело!
Надо отметить, что жаден уличный драчун был до безобразия, поэтому и готовил, и ел строганину или солёную рыбу втихаря и в одиночку, не делясь даже с земляком нынешним и соседом по каюте Витей.
Эти двое жили в двухместной каюте, через переборку от них поселился очкарик Саша, прозванный острым на язык, раздававшим меткие клички направо и налево Лёшей «студентом». А в носовой четырёхместке – такой же, в какой жил Уздечкин с товарищами, только по левому борту, поселились Коля Ковбаса, Мишка, что безуспешно пытался в поезде залучить на рюмаху занудного технолога, и Саня Лохматый – которого не щедро покормил Уздечкин в Шереметьево, получивший от сокаютников гордое прозвище «Профессор». Всё оттого, что уснул однажды в своей койке с журналом на носу.
Затесался, правда, к ним в жильцы и вражеский упаковщик – худоба Василий, глава многодетного семейства. Но ничем он из стройных рядов не выбивался, никого своим поведением не коробил: смолил точно также, как все, одну сигарету за другой. И из-за этой постоянной дымовой завесы хохмач Лёха прозвал каюту «Республика Чад».
- Есть такая страна в Африке!
И хоть двери Республики Чад сроду не закрывались, там всегда висели непроходимые клубы табачного дыма. Дымили все вчетвером – вместе и порознь, попирая даже святое морское правило – не курить, если кто-то в каюте спит. Вечный огонёк кто-то на кончике своей сигареты, или папиросы, обязательно поддерживал.
К слову, соседняя четырёхместка с Валерой, Славой и Пулой была зоной, свободной от курения, и с сигаретой сюда даже на порог (комингс, то есть) не пускали. Естественно не курил и Лёша – спортсмен, скаредничал Владимир – студент , хитрован Витя мог побаловаться только «на шару»: мол, за компанию.
Не курил и Уздечкин: «Тоже мне, занятие! Дым без толку пускать, здоровье на том гробить, так еще и платить каждый божий день за это удовольствие – может ли быть большая глупость на свете? И главное – хоть бы какая-то польза от того была! Положим, выпивать тоже вредно, но коль рюмку выпил – кровь сильней забегала, душа чуть подобрела, голова на какой-то миг от суеты прояснилась: хоть какие-то положительные моменты! А тут – сплошная дымовая завеса со всех сторон».
Вся бригада, получалось, жила по левому борту, единственным отщепенцем с борта левого остался Уздечкин.
(продолжение следует)
