Идут и идут дожди, словно у небесной канцелярии вентиль заклинило. Относительно тепло, а толку-то что? Всё равно не хочется лишний раз на улицу выходить. Прям как в песне: «Вода, вода, кругом вода!».
В один из своих выходных дежурил на областном турнире по карате среди юношей. К счастью, никаких ужасных травм не было, лишь незначительные ушибы и повреждения связок. Когда возвращались на Центр, моё настроение было умиротворённым и светлым. Ещё бы, ведь дежурство закончилось хорошо, оставалось лишь всё сдать и потом домой отчалить. Однако нарушил я свою примету, о которой в прошлом очерке рассказывал. То бишь расслабился раньше времени и получил по заслугам. Когда до Центра оставалось всего ничего, нас тормознули. Оказалось пешехода сбили на нерегулируемом переходе. Выругался я неприлично, но это почему-то не помогло. Самое поганое заключалось в том, что был я один как перст, без помощников. Поэтому сразу стало понятно, что скучать мне не придётся. Прилично одетый мужчина средних лет лежал недвижимо и стонал, едва сдерживаясь, чтоб не перейти на крик. Спасибо добровольцам, которые не тупо глазели на происходящее, а помогли нам с водителем переложить пострадавшего на носилки-каталку. Один из них сообщил нам, что ГИБДД уже вызвали и он обязательно их дождётся, чтоб дать свидетельские показания. К сожалению, такое сейчас нечасто встречается. А вот виновник ДТП сидел, закрывшись в чёрной дорогой иномарке с тонированными стёклами. Ну что ж, не мне его судить. Ладно хоть не скрылся.
Травмы пострадавшего были очень серьёзными. Не стану никого утомлять нудным перечислением диагнозов. Скажу попроще: обе ноги оказались переломанными вдрызг, тазовые кости, скорей всего, тоже не уцелели. Ну и для полного счастья – закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга. Но самое удивительное заключалось в том, что при таких повреждениях пострадавший оставался в сознании.
Первым делом я катетеризировал вену и ввёл наркотический препарат. Главное в таких случаях - как следует обезболить, иначе травматический шок запросто может привести к фатальному исходу. Далее зарядил капельницу с кристаллоидным раствором и в завершение зашинировал обе ноги. Но это лишь рассказывать легко. В действительности напряжение было колоссальным, взмок так, будто душ принял прямо в одежде, да и руки долго дрожали, словно после долгого запоя.
Оказанная помощь дала прекрасные результаты: боль почти сошла на нет, а давление подросло.
– Ну чего, – тихо спросил пострадавший. – Ногам <песец>? Отрежут?
– Я не травматолог и не хирург, выносить такие вердикты не имею права.
– Эх, блин, что за жизнь у меня… Я из <Название соседнего государства, где происходят общеизвестные события> вернулся, на передке был, но только чуток осколками посекло. Радовался, что легко отделался, не думал, что так получится…
Увёз я его в отделение сочетанной травмы областной больницы. К счастью, без приключений. Сказать тут можно лишь одно: нельзя угадать, когда и откуда придёт беда. Берегись-не берегись, но уж если что-то суждено, то непременно случится.
Как только убыл день, так тут же убыло и утреннее настроение. Весной и летом вставал я безо всякого будильника, всегда бодрячком. А теперь приходится раскачиваться и крепким чаем отпаиваться. Ладно хоть нестойкая эта хандра, к приезду на «скорую» улетучивается бесследно.
У крыльца дымил фельдшер из предыдущей смены Антон Куликов.
– Здорова, Антон, как смена? Удалась?
– Да <имел> я такую смену!
– А что так? Заездили вас, что ли?
– Не, просто нам с Юлькой чуть <песец> не настал. Короче, мы утром, в пятом часу, ехали с вызова. Сидим такие, болтаем, прикалываемся, а водитель резко вырубился и на меня завалился! Машина сразу на «встречку» поехала. Блин, хорошо, что в это время дорога была пустая и он не на руль упал. Короче, я малость каскадёром поработал, машину вернул в свою полосу и затормозил. Юльку до сих пор трясёт.
– А водитель-то кто?
– Ежов.
– Ну и что с ним было?
– Геморраш. Мы бригаду на себя вызвали, с ними другой водитель приехал. Ежова в «пятёрку» увезли, а нас вернули на Центр.
Как же досадно от осознания того, что беды чаще всего обрушиваются на хороших людей! А Алексей Борисович Ежов, без сомнений, относится именно к таким. Давно я его знаю, с молодости. Ни разу не замечал в нём ни раздражённости, ни злопыхательства. Всегда спокойный, доброжелательный, понимающий других с полуслова. Не в обиду коллегам скажу, что некоторые из них по своему культурному уровню не дотягивают до простого водителя Алексея Борисовича. В общем, искренне желаю ему скорей пойти на поправку.
Геморраш (мед. сленг) – геморрагический инсульт, проще говоря, кровоизлияние в мозг.
Бригада, которую мы меняем, была на месте и, как всегда, заседала в «телевизионке».
– Приветствую, господа! Как поработали?
– Да вроде ничего, – ответил врач Анцыферов. – Особо не заездили, поспать дали. А, кстати, бабка Мухина померла! Мы её ночью законстатировали.
– А кто вызвал-то? Она же одна жила.
– Её месяц назад парализовало, и сын сиделку нанял. Вот сиделка и вызвала.
– Ну что ж, хоть и нехорошо так говорить, но одним проблемным пациентом стало меньше.
– Не, Иваныч, не меньше. Один уходит, а вместо него сразу другой появляется. Ты у Ильиной ни разу не был?
– Ну я сейчас и не вспомню.
– Значит не был, иначе бы точно запомнил. Она тоже после инсульта, лежачая, но беспределит по страшному. Не бабка, а конь с я***ми! Обычные слова не говорит, а матом кроет, только в путь! Её дочь на к***лол подсадила. Как выпьет, успокаивается, а потом ещё сильней орать начинает, ещё требует.
– А с чем вызывают-то?
– «Плохо парализованной», «Головная боль», «высокое АД». Ну со всякой <фигнёй>, короче. Вообще не знаю, зачем они вызывают. Никакой экстренности там нет. Новый мозг мы ей не вставим, а что ещё делать-то? Каждый день её седировать, что ли? Да ну на х***ен, ей восемьдесят лет с лишним, случись чего, на нас же всех собак и повесят. Дочке все говорили, что нужно к неврологу и психиатру обращаться. А той всё <пофиг>, знай «скорую» дёргает.
Седировать – вводить седативные, т.е. успокаивающие препараты.
Здесь я должен заметить, что некоторые больные после перенесённого инсульта начинают активно использовать в своей речи так называемые «эмболы». Это стереотипные, повторяющиеся звуки, междометья, части слов, полные слова или короткие фразы. Очень часто в качестве эмболов выступает нецензурная брань. Но больные так выражаются не из хулиганских побуждений. Как правило, они пытаются таким образом объясняться с окружающими. Обычные подходящие слова они произнести не могут, а эмболы – пожалуйста.
Как-то давно ездили мы с коллегами проведать старенького доктора, перенесшего инсульт. Из всех слов, он мог чётко и внятно произносить исключительно матерные. Причём это была не бессмысленная ругань, а заменитель разговорной речи. Как сейчас помню, он обратился к своей супруге, кивая на нас и жестикулируя: «Дай ца-ца, эти, вон фи-фи-фи, … твою мать, фи-фи-фи, <распутная женщина>!». Оказалось, что он просил угостить нас чаем с конфетами. Да, повреждённый мозг способен на многие выкрутасы.
Объявили конференцию. Старший врач предыдущей смены озвучила дикое происшествие, случившееся глубокой ночью. Бригада дежурила на пожаре в жилой многоэтажке. Быстро справившись с возгоранием, пожарные обнаружили в квартире тр-пы трёх мужчин с рублеными ранами на головах. По всей видимости, убийца путём поджога пытался избавиться от следов преступления. По словам соседей, эта квартира представляла собой алкопритон, обитатели которого достали всех до печёнок. Ну и понятно, что всё случившееся стало результатом пьяных разборок.
Нужно признать очевидный факт, что убийства в нашей стране стали частью обыденной реальности. По факту, человеческая жизнь утратила свою ценность и неприкосновенность. Нередко убийство животного вызывает больший общественный резонанс, нежели убийство человека. А причина этого, на мой взгляд, заключается в утрате морально-нравственных норм. Ведь именно эти нормы, а не Уголовный кодекс, служат основной преградой на пути к преступлению.
Наказание, пусть даже самое суровое, но оторванное от морали и нравственности, не сможет заставить ценить человеческую жизнь. Да, убийства были, есть и будут в любом обществе и при любой власти. Вряд ли можно рассчитывать на полное искоренение. Однако свести их к ничтожному минимуму, задача вполне реальная. Разумеется, это не просто, тут требуется долгая, упорная, тяжёлая работа, а главное – твёрдая политическая воля. Но вот она-то как раз и отсутствует.
Окончив доклад оперативной обстановки, старший врач сообщила:
– Если честно, я не хотела ничего говорить, думала по-хорошему, своими силами решить проблему. Но ничего не получилось. В общем, фельдшер Журавлёв стал полностью неуправляемым. На всех вызовах чуть ли не по часу заседает, госпитализирует только со скандалом…
– Да чего вы тут ерунду-то городите? – возмутился он. – Где я заседаю? Я что, за пять минут должен управиться?
– Алексей Палыч, погодите, не перебивайте! Выскажетесь после Галины Владимировны! – одёрнула его начмед Надежда Юрьевна.
– Управляться за пять минут никто от вас не требует, – ответила старший врач. Но при повреждении связок голеностопа сидеть аж сорок шесть минут, это уже перебор. Почему вы не хотели везти больного в травмпункт? Почему вы это сделали только после того, как он позвонил мне и начал скандалить?
– Да зачем вы у всех дураков на поводу-то идёте? – вновь стал отбиваться Журавлёв. – Ему наложили фиксирующую повязку, к***рол сделали. Если ему хотелось в травмпункт, то пусть бы вызывал такси и ехал. Можно подумать, что он при смерти был!
– Алексей Палыч, вы о чём говорите-то? – вступил в диалог главный врач. – При чём тут такси? Вы были обязаны отвезти его в травмпункт, безо всяких пререканий. И совсем другое дело, если бы он отказался под роспись.
– Это ещё не всё, – продолжила старший врач. – На инфаркте помощь была оказана не по стандарту. Вместо м***фина сделали а***гин, непонятно зачем пр***золон запузырили, бр***нту не дали. Ну это что такое?
– Так там же сильной боли не было, зачем наркотик-то нужен? А пр***золон сделали из-за низкого давления! Ну ладно, давайте я перепишу эту карту.
– Да что вы там перепишете? – не выдержала Надежда Юрьевна. – Сами подумайте, как вы спишете наркотик без фактического расхода? Ну а потом, помощь надо оказывать по-настоящему, а не только на бумаге.
– Алексей Палыч, сейчас после конференции зайдите ко мне, – попросил главный.
– Да я уж всё понял, – обиженно ответил он. – Напишу заявление и уйду, не переживайте. Не думал я, что стану вам как кость в горле.
Алексею Павловичу чуть за семьдесят, внешность имеет благородную, представительную, можно сказать, профессорскую. На «скорой» отработал всю свою сознательную жизнь и являл собой образец первоклассного специалиста. Но так было до его увольнения в двадцать первом году. В течение двух он пребывал на заслуженном отдыхе, а в начале октября решил вернуться. Благодаря прекрасной репутации и не успевшему просрочиться сертификату, его без лишних вопросов приняли вновь. Вот только неожиданно для всех оказалось, что Алексей Павлович перестал быть настоящим профи. Очень серьёзные выбоины появились в его знаниях, а вдобавок сосредоточенность и внимание снизились. Над ним требовался непрерывный контроль, но ведь не может старший врач лишь одним работником заниматься, забыв про всех остальных. Алексей Павлович мог бы прекрасно трудиться вторым номером, на которого не возложена обязанность по принятию значимых решений. Однако он, всю жизнь работая исключительно первым, даже и слышать не хотел о переходе во вторые. Нет, всё же правильно говорится, что уходить надо вовремя.
Наших предшественников больше никуда не вызвали, поэтому они отправились переодеваться, а я – получать наркотики.
Побездельничали мы до начала десятого и вызов получили: травма руки у мужчины сорока двух лет.
У калитки частного дома нас встречали двое мужчин средних лет. Было заметно, что уже с утра они успели неплохо причаститься шайтан-водой. Но несмотря на это, они ничуть не походили на асоциалов-алкашей.
– Здравствуйте! У нас тут неприятность случилась, – сказал один из них. – Товарищ руку то ли сломал, то ли вывихнул.
Пострадавший, тоже поддатый, но вид имевший вполне пристойный, сидел на кухне и стонал от боли, держась за плечо.
– Здравствуйте, что приключилось-то?
– Я хотел «вертушку» сделать, удар ногой с разворота, и грохнулся.
– Так у вас тут драка была, что ли?
– Нет, нет, никаких драк. Просто решили боевые приёмы вспомнить. Эх, блин, завтра жена приедет, секир башка сделает!
– У него жена уехала в Питер, а мы вчера мальчишник устроили, – пояснил один из друзей.
– Ну тогда можно считать, что мальчишник удался! – ответил я.
– А что у меня такое? Вывих?
– Да, классический вывих плечевого сустава. Собирайтесь, поедем в травмпункт.
– Не, а давайте без травмпункта? Вправьте прямо здесь, я вам заплачу!
– Нет, не имеем права. Сначала нужно сделать рентген, вдруг там ещё и перелом? Ну а потом, после вправления нужно гипс накладывать.
– Гииипс? – ошарашенно переспросил пострадавший.
– Конечно, сустав же нужно обездвижить, покой обеспечить.
– Ну всё, завтра Танька приедет и мне капец настанет.
– Ну вы же не преступление совершили, за что капец-то устраивать?
– Ооо, вы её просто не знаете!
В данном случае нет у меня морального права на осуждение. Ведь сам-то я, мягко скажем, не без греха. В своё время попадал в разные приключения, пользуясь временной безнадзорностью со стороны супруги. Так что нет у меня желания лицемерить.
После освобождения поехали на склад стройматериалов к мужчине сорока пяти лет, которому было плохо. И при этом имелось весьма интригующее пояснение: «катается по земле».
Искать никого не пришлось. Местом действия был КПП сразу на въезде. Там находились трое мужчин, один из которых, одетый в форму охранника, сидел за столом, зажав руками уши и зажмурив глаза.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.
– Да вон, Генаха чего-то расчудился! – ответил мужчина в рабочей одежде, показав на охранника. – Вышел вон туда, к воротам, и давай по земле кататься из стороны в сторону. Мы подбежали, чего с тобой, спрашиваем. А он: «Я электричеством управляю!». Ну мы его подняли, привели и вас вызвали.
– Ясно. Геннадий, вас как по отчеству? – обратился я громким голосом.
– … Сергеич, – не сразу ответил он.
– Геннадий Сергеич, паспорт, полис при вас?
– Да, вот, держите.
– Что с вами случилось? Зачем по земле-то катались?
– Вы очень многого не понимаете…
– А вы объясните, и мы всё поймём.
– Я системой энергетики управляю…
– Извините, перебью. Какой, здешней?
– Нет, вообще всей. Энергия проводов через меня проходит.
– То есть, к вам подключены электропровода?
– Я же сказал, что не провода, а энергия через меня идёт.
– Получается, что вы своего рода энергоноситель?
– Ещё раз говорю, я управляю всей энергетикой, полностью всей.
– Вас сейчас что-нибудь беспокоит?
– Мозги жжёт и электричество в ушах сильно трещит. Что-то никак не сбавлю…
– Геннадий Сергеич, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Да, уж вроде пятый год, в больнице не один раз лежал.
– А по какому поводу?
– Мне там заглушки ставят, и ток отключается.
– Как вы считаете, эта способность управлять энергетикой, от болезни?
– Нет у меня никакой болезни. Просто это такой дар, и я с ним живу.
– И теперь самый интересный вопрос. Кто же вас допустил к работе охранником?
– Я неофициально тут работаю, никто никаких справок не требует.
– Ладно, Геннадий Сергеич, давайте собирайтесь и поедем опять ставить заглушки.
– А можно я завтра сам приду? У меня же ничего с собой нет и переодеться не во что.
– К сожалению, нельзя. Вам кто-нибудь может всё привезти?
– Да, придётся тёте Нине звонить.
– Ну и прекрасно. Сейчас приедем, вам скажут в какое отделение положат, позвоните и обо всём договоритесь.
По всей видимости, Геннадий Сергеевич болен шизофренией. В частности, на это указывали слуховые псевдогаллюцинации в виде электрического треска, а также почти полное отсутствие эмоциональности как в речи, так и в мимике.
Но применительно к данному случаю, меня больше тревожит другая проблема. Ведь неофициально принимая на работу непроверенного человека, руководитель взваливает на себя и окружающих риск опасных последствий. В большинстве случаев, психические заболевания в глаза не бросаются. Не нужно думать, что душевнобольные всегда ведут себя неадекватно. У находящихся в полной ремиссии поведение всегда нормальное, упорядоченное. И при этом невозможно точно спрогнозировать возвращение болезни. Психоз может обрушиться внезапно и какими последствиями он обернётся, предугадать так же нельзя. Таким образом руководитель не только нарушает закон, но и сам под себя подкладывает бомбу, готовую взорваться в любой момент.
Далее поехали мы к женщине тридцати лет, у которой тоже психоз приключился. Написано, что вызвала полиция. Что ж, значит болезная не на шутку расколбасилась.
Когда мы вошли в незапертую дверь, тут же из комнаты вышла женщина с растрёпанными волосами и вывела нас на лестничную площадку для разговора.
– Она меня чуть не убииила! – сдавленно сказала она и тут же разразилась громким безудержным плачем.
– Так, всё-всё-всё, успокойтесь, пожалуйста. Давайте по порядочку рассказывайте, что случилось?
– У меня дочь – инвалид детства. Шизофрения у неё. Ой, не могу, меня всю трясёт… Она в последнее время какая-то упрямая стала, старается мне всё назло делать, не слушается. Ко мне теперь обращается не «мама», а <самка собаки>. А сегодня ни с того ни с сего на меня налетела и начала за волосы таскать и вон, видите, все руки искусала. Так она и с полицейскими начала драться, они её еле утихомирили.
– А лечение она получает?
– Вот в том-то и дело, что нет. Раньше в диспансер без проблем ходила, а теперь я не смогла заставить. Она упёрлась, не пойду и всё! А я что могла сделать? Силой же её не потащу.
– Не надо никакой силы. Просто вызвали бы на дом участкового психиатра, чтоб осмотрел и дал направление в стационар. Ведь она же не первичная больная, никаких проблем бы не было. А вы дотянули до того, что она совсем в разнос пошла.
– Да, понятно…
Больная, чуть полноватая, круглолицая, с короткой стрижкой «под мальчика», сидела в кресле под бдительным надзором двух полицейских. Лицо её искажалось непонятными гримасами, которые сменялись нелепыми улыбками. Обернувшись на мать, она закричала:
– <Самка собаки>, иди сюда, <самка собаки, распутная женщина!>. Чё ты там стоишь?
– Лена, а ну-ка успокойся! – велел я. – Что случилось, рассказывай!
– Нет! Нееет! Мне Бутин всё сказал и этой <самке собаки> <песец> настанет! Бутин на мне женится!
– Это он сам тебе сказал?
– Идите все <на фиг>! Идите <на фиг>! Аааа! – завопила она так, что аж в ушах зазвенело.
– Лена, скажи спокойно, что тебя беспокоит? Есть какие-то жалобы?
– Я у него в Кремле живу, зачем куда-то поворачивать? Не надо мне мозги <иметь>! Два йогурта, розовое платье вот здесь, и я буду душить эту <самку собаки>!
– Всё понятно. Поехали, Елена, в больницу!
– Аааа, <самка собаки>, ааа!
В машину Елену повели полицейские. Несмотря на наручники, она вырывалась, извивалась и кусалась. Кое-как заведя в салон, сняли с неё наручники и вязками прификсировали к носилкам. Когда приехали в больницу, физически она уже не сопротивлялась, только кричать продолжила. Но это всё мелочи и не такое слышать приходилось.
Замечу, что активное противодействие, а также, по словам матери, упрямство и стремление поступать назло, есть не что иное, как ярко выраженный негативизм. Это один из симптомов шизофрении, выражающийся в немотивированном противодействии другим людям.
К огромному сожалению, болезнь Елены имеет злокачественное течение и не оставляет ни единого шанса на восстановление психики. Шизофренический дефект исковеркал и разрушил систему личности. И в такой ситуации лучшим вариантом было бы помещение больной в психоневрологический интернат.
Пора бы уже и пообедать, но, как всегда, всучили вызов: травма руки с кровотечением у женщины сорока семи лет.
За дверью квартиры слышались мужские и женские крики. Хоть и было не заперто, но при таких обстоятельствах резко входить нельзя. Иначе неизвестно на что можно нарваться. В ответ на громкий стук, нам открыл весьма тщедушный мужичонка с исцарапанной физиономией и свежеподбитым глазом.
– Чего стучите-то, заходите быстрей! – раздражённо сказал он. – У неё кровища течёт!
Обстановка в квартире была такая, словно здесь уже свершилось форменное смертоубийство. Под ногами осколки стекла и кровь. Виновница торжества, несмотря на толсто замотанную тряпкой руку, больше напоминала разъярённую фурию, нежели несчастную пострадавшую. Её пергидрольные волосы были всклокочены и глаза бешено таращились.
– <Фигли> ты смотришь, па*аль <пользованная>? – заорала она на мужичонку. – Ты м*азь, дешёвка, ты в одну харю выжрал, крыса, <распутная женщина>!
– А ну, утихла быстро! – рявкнул фельдшер Герман. – А ты уйди с глаз, чтоб она не бесилась!
Мужичонка тут же послушно вышел из комнаты, а дама сурово сказала:
– Я с ним один <фиг> разберусь, вот честно вам говорю!
– Разбирайтесь, но только без нас, – сказал я. – Что случилось-то?
– Пока я в магазин ходила, он в одну харю два пузырька спирта выжрал! Это же крыса по жизни!
– А с рукой что?
– Порезала. Этот козёл на кухне закрылся, а я в двери стекло выбила. Боюсь развязывать-то, сейчас опять польётся…
Рана на левом предплечье была весьма глубокой и сильно кровоточила, словно из крана текло. Простая давящая повязка тут бы не помогла, а потому медбрат Виталий наложил жгут. Удивительно, что при такой кровопотере, давление держалось на вполне приемлемых цифрах. Судя по давним шрамам на запястьях, этой даме не впервой было резаться.
Когда мы привезли пострадавшую в приёмник, вид её перестал быть боевым. Она побледнела и стала пошатываться. Оказалось, что давление упало до девяноста на сорок. Понятно, что защитные силы организма иссякли и кровопотеря всё равно взяла своё.
Вряд ли отсюда можно сделать какой-то глубокомысленный вывод. Просто в очередной раз было подтверждено, что алкогольная зависимость напрочь уничтожает высшие качества личности.
После этого вызова нас, наконец-то, обедать позвали.
Только прибыв на Центр и едва переступив порог, я сразу же был вызван в диспетчерскую. Оказалось, что и в планшете, и в одной из карточек неправильное время проставил. Как выражается молодёжь, заглючило меня и понаписал какую-то абракадабру. Короче говоря, опять я сам у себя время украл.
Приятное безделье, как всегда, долго не продлилось. А если сказать точнее, то не успел я чай допить, как вызов пульнули: психоз у женщины шестидесяти трёх лет.
У частного дома нас встречал мужчина средних лет.
– Здравствуйте, это я вас вызвал, – сказал мужчина. – Мне соседка её позвонила, сказала, что моя мать к ней ломилась и стекло разбила. Я сразу приехалиэ, а она вообще безумная, ничего не соображает, на кого-то орёт, кого-то выгоняет, угрожает. Походу белка у неё.
– А она у вас пьющая, что ли?
– Да, ещё как пьющая! Но раньше она так себя не вела. Как выпьет, весёлая становится, разговорчивая. Но в последнее время пьёт до полного отрубона, день с ночью путает. Я её сейчас запер, чтоб никуда не убежала. Пойдёмте.
Изнутри в дверь сильно стучали и можно было подумать, что это некий здоровенный амбал. Но когда открыли, пред нами предстала невысокая женщина в расстёгнутом халате, надетом на голое тело.
– Выходи! Выходи отсюда сейчас же! – закричала она кому-то. – Иди <на фиг> отсюда, ты не понимаешь, что ли? Я сейчас ментов вызову!
– Пойдёмте, пойдёмте в дом! – сказал Герман и мягко, но решительно её развернул.
Она хоть и пошла в комнату, но ругаться не перестала.
– Анна Николаевна, присядьте, давайте поговорим спокойно, – обратился я к ней.
– Да не могу, я вся на нервах! Вы смотрите, что тут творится-то!
– А что именно здесь творится?
– Так вон, уроды какие-то ко мне залезли! <Фигли> ты смотришь-то, м*азь? – крикнула она в дверной проём. – У меня чего тут, гостиница, что ли? Чегооо? <Фиг> тебе по всей морде, а не дом!
– Вы сейчас с кем разговариваете? – поинтересовался я.
– С кем? Смотрите, разуйте глаза-то! Они от Вальки пришли, от соседки! Я уж поняла, что она мою половину хочет заграбастать! А меня куда? Убить и закопать, что ли?
– Анна Николаевна, вы когда последний раз выпивали?
– А это что за вопросы? Вы мне наливали?
– Анна Николаевна, успокойтесь, мы вам ничего плохого не делаем. Ещё раз спрашиваю: когда выпивали?
– Ну позавчера две стопки выпила. И что дальше?
– А дальше поедем в больницу. Давайте переодевайтесь и собирайтесь.
– Куда? В какую больницу? Вы уж вконец <офигели>, что ли? Вы вон их заберите! Почему вы их не трогаете, а до меня <докопались>?
– За ними мы отдельно приедем. Всё-всё, одевайтесь, не тяните время!
– Да щас, ага! Я у себя дома, вообще-то! Всё, я ментов вызываю! – сказав это, она взяла со стола пачку сигарет и потыкав в неё пальцем, приложила к уху.
Поскольку этот концерт с кордебалетом обещал быть бесконечным, мы решили везти её в чём есть, а одежду взять с собой. Сперва пришлось на неё надевать вязки. Процесс этот был не из лёгких, но моим парням повезло остаться не искусанными и не пораненными. Ну а далее свезли мы её в отделение острых психозов наркологического диспансера.
В этот раз не торопился я освобождаться. Всё, что нужно отписал, размялся и подымил с парнями. Но долго валять дурака было нельзя, а потому всё-таки пришлось заявить об освобождении. Вызов прилетел сразу: неадекватно себя ведёт мужчина семидесяти четырёх лет.
Открывшая нам супруга больного выглядела до крайности испуганной и растерянной:
- Никак не пойму, что с ним такое! Всё было хорошо и вдруг стал ненормальный какой-то. Начал по квартире ходить, чего-то искать. Вытащил ящик с инструментами и стал батарею ковырять. Я перепугалась, думаю сейчас оторвёт её, так сразу всех затопит. Я его давай успокаивать, говорю, Вова, Вова, перестань, пойдём на кровать. Он послушался, лёг и смотрю вроде задремал, успокоился. Что это с ним такое? Неужели он теперь таким будет?
– Пока не знаем, сейчас посмотрим.
Больной, смуглолицый, весьма ещё крепкий мужчина, лежал на боку, лицом к нам. Дыхание было шумным и при каждом выдохе он губами издавал звук «Пффф». Аккуратно потормошил я его, окликнул, но никакой реакции не последовало. Так что это был явно не сон.
– Сахарный диабет у него есть? – спросил я у супруги.
– Нет.
– А вообще какие хронические болезни?
– Гипертония, чего ещё… Аденома простаты. Ну и всё, больше ничего нет.
Первым делом измерили глюкозу, но уровень её был нормальным. На ЭКГ ничего криминального не наблюдалось. А вот давление было высоковато, сто семьдесят на девяносто.
– Инсульт, это стопудово, – констатировал Герман.
– Геморраш, – добавил Виталий.
– Да, согласен, – ответил я.
И доказательства этому были: зрачки разной величины; правый угол рта значительно опущен; чувствительность правых конечностей отсутствовала, в то же время при покалывании левой кисти и стопы, они слега подёргивались.
– Так его парализовало, что ли? – в ужасе спросила супруга.
– Инсульт у него.
– Ой, господи, Володя, да как же так получилось-то? – запричитала она. – Он выживет ли?
– К сожалению, пока ничего сказать нельзя. Сначала нужно видеть каков объём кровоизлияния и где именно оно находится.
Сделали больному предусмотренные стандартом нейропротекторы, а вот давление снижать не стали. Повторю неоднократно сказанное, что высокое давление при инсульте идёт на пользу, поскольку обеспечивает адекватное мозговое кровообращение. После оказания помощи, благополучно увезли больного в нейрососудистое отделение.
Следующий вызов был к женщине сорока под вопросом лет, находившейся без сознания на парковке у супермаркета. Вызов был, что называется, двойной срочности: во-первых, уличный, а во-вторых, и повод серьёзный. Поэтому поехали со светомузыкой, благо, недалеко было место.
Женщина, одетая в светлое болоньевое пальто, без головного убора, лежала лицом вниз. Было непонятно жива ли она, но выяснять это на виду у посторонних, совершенно недопустимо. Поэтому быстренько загрузили её в машину. После осмотра я грязно выругался, поскольку уже были в наличии достоверные признаки биологической смерти. Получилось, что мы взяли заведомый тр-п, а в придачу к нему, ещё и проблемы. Ведь увозить тр-пы мы вправе только если смерть наступила в машине. Но, что сделано, то сделано, обратно же не вынесешь, мол, вот, возвращаем, ошибочка вышла. В общем для того, чтобы обосновать появление в машине тр-па, пришлось расписывать реанимационные мероприятия, проведённые якобы ещё живой пациентке.
Очевидец случившегося, молодой человек лет двадцати, сказал, что женщина вышла из машины, прошла буквально пару метров и упала. Вот только он категорически отказался называть свои данные и поскорей ушёл. Ну а что делать, мы же не полиция, задерживать не имеем права. У покойной при себе оказались водительские права и паспорт, так что неизвестной она не осталась. Выставил я смерть по неизвестным причинам, после чего, тело увезли в судебный морг.
После этого нас пригласили на Центр. Там я передал сообщение в полицию, кое-что доделал и затем спокойно досидел до окончания рабочего времени.
Да, нескучной выдалась смена. Почему-то в этот раз именно женщины разбушеваться изволили. И тут был уже закон не парных, а прям тройных случаев.
А на следующий день никуда я не поехал. Какой интерес под дождём-то мокнуть? Но и без похода в лес, выходные всё равно получились позитивными.
Все имена и фамилии изменены