Выставка «Волшебный мир стекла Алексея Зеля» трижды побывала в Брянске - в 1993, 2001 и 2015 году. Нас принимал городской краеведческий музей. Интервью Алексея Зеля, которое я публикую ниже, было взято во время монтажа первой экспозиции. Я хорошо помню тот день, хотя с тех пор прошло уже без малого 30 лет.
Для нашей экспозиции прямо в центре третьего этажа сделали так называемую «выгородку». Это когда в зале часть площади вырезают временными перегородками.
Папа сначала растерялся, даже расстроился - как в таких условиях красиво распределить работы? Как подвести электричество? У нас же еще и подсветка, и музыка, а «выгородка» не примыкала ни к одной из стен большого общего зала.
Помню, как мы намучились, затаскивая работы наверх. С первого до второго этажа лестница была хорошая, а на третий – узкая и очень крутая! Чтобы переместить стеклянное произведение в транспортной упаковке нужно два человека. Отец был в паре с мамой, а я с нашим помощником - Борисом Петровичем. Нести ящик следовало аккуратно, строго вертикально, не наклоняя, да присматривая, чтобы не задеть уголком об ступеньку.
Дело продвигалось медленно, лестница отняла у нас гораздо больше времени, чем мы предполагали. Обычно на сборку выставки закладывали 2 дня, тут же только на одно перемещение ушло несколько бесценных часов. Затем долго решали вопрос с проводкой электричества. Эти музейные электрики… отдельная история.
К распаковке стекла приступили только на второй день. Алексей Зеля никому не доверял касаться своих произведений руками. Он разворачивает, а мы «на подхвате». Пока отец высвобождал очередной стеклянный шедевр из упаковки, мы протирали прозрачный экспозиционный куб, собрали выставочный подиум, устанавливали его на предназначенном месте, подводили электричество.
Ближе к вечеру пришла журналистка из газеты. Время поджимало, но папа не мог одновременно работать и давать интервью. Со стеклом нужно соблюдать осторожность – одно неловкое движение руки и все… зацепил лепесток, задел усик насекомого, обломал хрупкий колосок.
Они уединились и начали разговор. А мы с мамой тут же остались без дела. Ждали, когда отец освободится, то с отчаянием посматривая на часы, то пытаясь перехватить его взгляд, знаками показывая, что надо бы поторопиться. Папа не реагировал – вел беседу как всегда ровно, без спешки, с уважением к собеседнице.
Сегодня мне уже не кажутся важными те наши тревоги и переживания, что из-за дотошной корреспондентки мы не успеем подготовить выставку к открытию. Дела давно минувших дней… Главное - интервью вышло хорошее. Теперь оно в нашем архиве. А у поклонников творчества Алексея Зеля есть возможность прочитать слова, сказанные когда-то их любимым мастером.
=====
ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ…
Разговор у «Аллеи Анны Керн»
В историко-краеведческий музей пришла в конце рабочего дня. Алексей Олегович с женой и дочерью начинали монтировать экспозицию. Место, отведенное для нее на третьем этаже, было уставлено коробками, опутано проводами: к каждому произведению подводили локальное освещение. Выбрав место в сторонке, чтобы не мешать, возле распакованной работы под названием «Аллея Анны Керн» повели беседу.
Спустя какое-то время почти физически ощутила на себе действие «Аллеи…», а через час вдруг почувствовала, что совершенно ушла головная боль и усталость, какие обычно одолевают после тяжелого рабочего дня. Состояние было легкое и бодрое, как ранним утром.
Мои «подозрения» подтвердились: Алексей Олегович, рассказывая об отзывах, упомянул письмо, в котором автор написала ему: «Не знаю, говорили вам или нет, но там (на выставке) такая сильная энергетика, что ей можно лечить…»
А на улице Желябова, что в Москве (- в Ленинграде - прим. Анны Зеля) на экспозиции каждый день можно было видеть одних и тех же пожилых женщин, которые, стоя в очереди, объясняли столь частые визиты: «Мы – лечиться».
- Сейчас самое время употребить журналистский штамп: «А все началось с…»
- Стеклодув - профессия по несчастью, которой пришлось учиться на Московском электроламповом заводе, - рассказал А. Зеля. – У меня было совершенно другое призвание: фанатически хотел стать биологом. И дневники наблюдений вел и в кружки ходил… Поступил в Университет на биофак, учился. Но… Как пишут в буклетах, «судьба сложилась иначе»…
Вообще-то судьба действительно сложилась иначе. По большому счету. Но когда видим эту фразу, у нас с женой руки опускаются. Еще пишут другую, которая тоже совершенно неверна. Откуда она взялась, не пойму: «Все началось с маленькой козочки…». А не козочка первой была. Если уж говорить, то паучок. Довольно большой. Я еще тогда учеником работал. Принес паучка домой - гордый такой…
- Почему именно паучок?
- Казалось, что это более или менее элементарное для меня. Всегда ведь начинают с того, что привычно, знакомо. А на следующий день все лапки поотскакивали. Первая работа все-таки: стекло по-настоящему разогреть не умел, спаять – тоже. Не спаял, а прилепил, что называется…
А козочки вообще не было. Если честно, слышать про нее не могу. Козочка романтичнее, да? Потом был петух. Один из таких стоит дома – это из разряда работ, которые мне очень дороги.
- А потом?
- Не потом – сразу. Заболел стеклом. Стало получаться что-то хорошее, интересное. Заинтересовались: то ударнику труда подарок нужен, то директор в министерство едет – туда презент. И пошло.
Когда закончил Заочный Университет Искусств, стал создавать сложные работы. Их дарили президентам почти всех европейских стран. Даже для госпожи Маркос на Филиппины делал дважды.
- Что если не секрет?
- Первая работа была связана с пшеницей, с Русью. Вторая – куст роз. К сожалению, не осталось даже фотографий этих работ: забирали, как говорится, горячими.
- Знаю наше хрустальное производство. Но никак не могу представить, как вам удается выдувать такое…
- А я и не выдуваю. Это все собрано, спаяно из отдельных частей. Техника, сходная с ювелирной. Например, надо припаивать каждый «пупырышек» на кораллах или на драконе, каждую тычинку в цветке…
- В ваших изделиях – большой цветовой спектр. Наши хрустальщики, кому доведется побывать на выставке, скажут наверняка, что добиться интенсивной окраски хрусталя практически невозможно. Как вам это удается? Какие-то специальные красители?
- Это кварцевое стекло. Хотя внешне оно действительно очень похоже на хрусталь. Кстати, Гусь-Хрустальный работает именно с кварцевым, в отличие от ваших мастеров, которые делают стекло на основе щелочей, соды и прочего.
Экспериментировать стал сразу, как только начал серьезно работать с ним. И сразу «попал» на серебро. Оно дает очень интересный цвет – желто-коричневый, цвет охры. Потом перепробовал всю таблицу Менделеева. Сейчас могу получить практически любой цвет.
Когда задумывал пушкинский цикл – золотого петушка, золотую рыбку, белочку, которая «золотой грызет орех» - освоил золочение.
- Где же вы берете золото?
- Это не золото, к сожалению… Не к сожалению, к счастью. Золочение – это вакуумное покрытие нитридом титана. Плазменное. Очень стойкое покрытие, даже кислота не берет. Практикуется в ортопедии, когда делают зубные протезы «под золото».
- Алексей Олегович, обычно мастера-стеклоделы создают вещи, которым человек мог бы найти применение в быту, - вазы, блюда, графины, фужеры… Ваши произведения, кажется, созданы только для того, чтобы ими любоваться и отдыхать возле них.
- Я хочу делать то, что мне интересно. А блюда и фужеры… Такое ощущение, что все «зациклились» на них. Посмотрите: на любой выставке – вазы, блюда, блюда, вазы… Да, красиво; но, как правило, одни перепевки: ваза нарезана так, ваза нарезана этак. Поэтому наше отечественное стекло не годится никуда.
Часто бывает и так: получилась удачно посуда – мастер ее продал. Пошли заказы. И все. Даже если есть талант, он уже не развивается. Некогда его развивать: впору успеть сделать освоенное – и продать, сделать – продать…
Нередко и такое видел среди стеклоделов: продал – выпил. Это многих сгубило. Я не считаюсь с тем, сколько времени уходит на работу. Знаю: все, что делаю – учусь. Поэтому постоянно придумываю что-то новое. А это очередной качественный рубеж.
- Как долго, кстати, вы «бьетесь» над одной работой? Сколько их всего у вас?
- Не знаю… Где-то больше ста пятидесяти. «Аквариум», например, делал пять лет. А «Белые хризантемы» - три года. Тут вот в чем дело. Очень редко бывает так, что сел и сделал. При таком раскладе на каждую вещь уходило бы месяца два-три. Но получается так: делаю-делаю – отложу. Поэтому в «производстве» у меня одновременно от 8 до 15 работ.
- Вы не жалеете, что «судьба сложилась иначе»?
- Да нет, конечно. Может потому так и задевает эта фраза, что нашел свое дело и нашел себя в этом деле. К тому же сейчас я свободный художник.
А вообще хочется еще многого. С удовольствием поработал бы и в фарфоре, и в бронзе. Но… столько надо сделать своего, что опять учиться чему-то новому просто не могу себе позволить. Была бы еще одна жизнь…
«Иначе сложилась»… А может и для того и живу, чтобы получать, например, такие отзывы: «Уволили по сокращению, а работа была хорошая. Была в полном отчаянии. Походила по выставке и решила: тьфу на эту работу, найду другую!»
- Алексей Олегович, вы мастер уникальный. Вам есть кому передать свои секреты?
- Со мной уже три года работает дочь. Пока она, правда, подмастерье. Но я надеюсь…
Т. Топчилина, газета «Брянский рабочий», 18 мая 1993 г
=====
Понравилась статья? Не забудьте поставить палец вверх, это поможет продвижению моего канала!
Мой отец был уникальным Мастером, создавшим множество прекрасных произведений. Если вы интересуетесь искусством, подпишитесь на телеграм-канал: https://t.me/alexey_zelya - там вы узнаете много интересного о его жизни и творчестве!
