Он был монахом Ордена Иезуитов - ордена мыслителей, просветителей, практических богоугодных деятелей. По вере родителей был англиканином. В октябре 1866 года он осознанно перейдет в католицизм, дав обет монашества, и до последних дней останется уверенным в своем выборе: он верно нашел свое место в мире - среди братьев иезуитов:
«Хочу уйти туда,
Где тихая лазурь
И в гавани зеленая вода
Не помнит бесов бурь».
Быть монахом… «Не стремиться к земным вещам, не искать эфемерной выгоды, избегать мелких почестей, охотно принимать всё презрение мира ради славы небесной, быть полезным для всех, любить оскорбления и никому ими не воздавать, с терпением переносить полученные обиды, всегда искать славы Творца и никогда — своей собственной» (кредо папы Франциска; из 21-й проповеди Беды Достопочтенного (лат. Beda (Baeda, Bedanus) Venerabilis, 672(?) - 735 гг.), англичанин, бенедиктинский монах-мыслитель, один из учителей католической церкви - разработал общую методику определения дат Пасхи, ввёл в употребление летосчисление от Рождества Христова. В 1978 году канонизирован Антонием (Блумом) - Антонием Сурожским - как местночтимый святой Сурожской епархии РПЦ (Великобритания)).
Такой вот обет принял на себя Джерард Хопкинс - «искать славы Творца и никогда — своей собственной». Первые восемь лет монашества он даже не позволял себе записывать стихи в дневник.
Близкие, истинные викторианцы и ревностные англикане, мягко говоря, драматически восприняли переход старшего сына (и брата) в другую конфессию, они пережили по этому поводу не мало. Разрыв с семьей нелегко дался и Джерарду…
Но чтобы найти себя, надо выйти из дома. И у Бога, определенно, был на брата Хопкинса план тоже. Они здесь совпали. Христианство - это Одиссея.
Впечатлительный с детства, аскетичный по своей природе, Джерард решил посвятить жизнь помощи бедным и созерцанию мира, где каждая росинка-травинка - свидетельства присутствия Бога. Ну, а про то, что зло неизбежно рядом, Джерард Хопкинс тоже, разумеется, знал.
Выбирающий сторону Света.
Поэт-метафизик. Радикальный реформатор поэзии XIX века: усталость от ямбов созрела на рубеже веков - это станет ясно всем несколько позже. Поэт «прыгающего» ритма с переменным числом слогов в размере, один из «родителей» современного верлибра. Любимый поэт папы Франциска (папа римский, первый папа-иезуит) - Джерард Мэнли Хопкинс (англ. Gerard Manley Hopkins, 1844, Лондон —1889, Дублин).
Сонет был главной и любимой формой поэзии Хопкинс. При этом он использовал сложный синтаксис, неологизмы и прочие авторские изобретения, не свойственные своему времени. Синтаксис позволял ему добавить в короткие строки экспрессию и восторг. Хопкинс «делал» свою поэзию сознательно трудной. Оттого стихи его при всей метафизической притягательности до сих пор остаются сложными и неподатливыми даже для очень талантливого переводчика. Challenge. Случай, когда перевод редко передает замысел: «Передавать темноту, неоднозначность — труднее всего».
Любопытно, что сам брат Хопкинс в переписке с многочисленными друзьями (у иезуитов было принято часто менять места послушания, чтобы не обрастали монахи корнями и привязанностями) частенько (по их просьбе) прозой объяснял смысл своих поэтических строк - и это-то на языке оригинала! А мы про перевод.
И вообще он считал, что «открывать лишние тайны» (не только в поэзии) не полезно человеческой душе, а любой земной «шедевр» следует изучать для того, чтобы им восхититься и сделать иначе. Вот это его «иначе» и привлекает любителей поэзии по всему миру. Тайна сея есть проста.
Его сонеты - скорее оды, оды Богу и Миру вокруг. В них свет, который манит душу: «На звёзды глянь! Глянь, глянь на небеса! Глянь, огненный народец в воздухе резвится!»
Судьбу своих стихов он вручил Творцу. 8 сентября 1883 года так и записал в дневник: «Во время сегодняшней медитации я горячо просил Господа нашего приглядеть за моими сочинениями… и распорядиться ими по своему усмотрению, как они того заслуживают».
Господь распорядился. Наследие поэтическое Джерарда Хопкинса было опубликовано в 1918 году его ровесником, другом еще по учебе в Оксфорде, ставшим большим английским поэтом Робертом Бриджесом (Robert Bridges; 1844 - 1930). Бриджес собрал разрозненные многолетние послания Хопкинса, отредактировал (не без участия и материальной помощи семьи Хопкинсов, в частности, его сестры Кейт).
Публикации поэзии Хопкинса несколькими помешала Первая мировая. Но, может быть, это и к лучшему - после Первой мировой мир буквально перевернулся - и верлибр в 1918-м уже больше никого не смущал (и не такое появилось в мире).
Но не только верлибром Джерард Хопкинс остался в истории всемирной поэзии - светом и меланхолией, многозначностью и неразгаданной тайной уникального видения мира.
На стихи Хопкинса пишут музыку многие современники. Среди них и наш Леонид Десятников тоже (потрясающе таинственный трек с вокалом - 2011 год, The Leaden Echo).
Хопкинс неожиданно стал элитарным в ХХ веке, веке, ищущем тайны и шифры. Замысел Бога?..
Джерард Хопкинс сжег свои ранние стихи, считая это занятие «недостойным» монаха. При этом он продолжал писать всю жизнь - как способ общения с друзьями, как способ изучения самого себя и прославления Бога - «жизнь моя родилась не рабой».
Ему была не в тягость жизнь монаха-аскета. Он с раннего детства сам, без всякого понуждения извне, стремился к опытам аскезы: к примеру, неделями не пил воду, пока не был «застукан» близкими с уже сине-черным языком; в другой раз он неделю не употреблял соли... Он будто исследовал пределы человеческой жизни на себе или, как он сам писал позднее, «тривиальность человеческого бытия». Тогда, в детстве - бессознательно. Позже - осознанно и последовательно.
***
Хопкинс умер 44-х лет от тифа в Дублине, где он преподавал древние языки в Университете (заражение произошло из-за загрязнения воды в городском водопроводе).
Похоронен на кладбище Glasnevin (район Дублина; кладбище известно как место захоронения ирландских патриотов. Пристанище мятежного духа из Англии здесь исключение).
По собственному признанию поэта, он всю жизнь отличался сплином, вселенской задумчивостью и даже скорбью, что приписывал недостаточной близостью к Богу. А к Богу он искренне и самоотреченно стремился всю жизнь. Мистик. Монах.
Собрат-иезуит, ухаживавший за Джерардом, перед кончиной последнего большую часть бумаг усопшего «безжалостно» сжег, а часть писем, лежавших на столе, отправил адресатам - вот откуда «пойдет» наследие Хопкинса, которым владеет сегодня человечество.
«Безвестная участь лучше известности, лишь в ней мир и святость», — писал поэт-монах другу.
***
Исследователи творчества Хопкинса часто сравнивают его поэзию с другим созерцателем (и не поклонником классической рифмы) - американцем Уолтом Уитменом (эссе на канале). И потому замечание на этот счет самого Джерарда Хопкинса особенно ценно.
«Я всегда в глубине сердца знал, что ум Уолта Уитмена походит на мой более всех других современных умов. Поскольку он — большой негодяй, это не очень-то приятное признание».
Почему «негодяй», отчего «негодяй» - не спрашивайте. No idea… Случай, когда из песни слова не выкинешь. Мы чего-то не знаем об американце?
Однако «сходство стилей» в данном случае, по-моему, чисто внешнее: длинные строки, нерегулярный стих... Верлибр? Но на этом общие черты кончаются.
Похоже, захватывающее разнообразие божьего мира привлекало обоих. В этом и секрет «сходства».
Еще в молодые годы Хопкинс записал в дневник: «В поэзии нет царской дороги. Миру следовало бы знать, что единственный способ достичь Парнаса — это взлететь к нему. Тем не менее люди вновь и вновь стараются вскарабкаться на эту гору и либо гибнут в пропасти, размахивая флагами, на которых начертано «Excelsior!» — либо, чего-то достигнув, спускаются вниз с толстыми томами и изнуренными лицами. Старое заблуждение неколебимо». Каково?!
ФОНАРЬ НА ДОРОГЕ
Бывает, ночью привлечет наш взгляд
Фонарь, проплывший по дороге мимо,
И думаешь: какого пилигрима
Обет иль долг в такую тьму манят?
Так проплывают люди — целый ряд
Волшебных лиц — безмолвной пантомимой,
Расплескивая свет неповторимый,
Пока их смерть и даль не поглотят.
Смерть или даль их поглощают. Тщетно
Я вглядываюсь в мглу и ветер. С глаз
Долой, из сердца вон. Роптать — запретно.
Христос о них печется каждый час,
Как страж, вослед ступает незаметно —
Их друг, их выкуп, милосердный Спас.
(Д. Хопкинс)
***
А Джерард Хопкинс был еще и неплохим графиком. Этому искусству был обучен в детстве. В его отчем доме все любили визуальные искусства, поэзию (отец был довольно известным поэтом). В этом доме рано приучали детей к терпению, дисциплине и труду. Викторианцы. Благополучные и благопристойные. Последовательные, как и положено англичанам. Хопкинсы считали, что именно визуализация и графические навыки помогали позднее Джерарду в работе со словом и слогом.
Он любил море и часто рисовал карандашом волны - их образ завораживал его. Его волны были с настроением. Отсюда, возможно, и необычная ритмика его поэзии - «прыгающая», но с рефреном, как в считалочке из народного эпоса.
Ритм монаху жизненно необходим. Рифма не обязательна. «Роптать — запретно».
***
И вот еще штрихи к портрету.
Хопкинс оставил после себя (увы, немногочисленные) прекрасные переводы древнегреческих и римских поэтов (он получил классическое образование в Оксфорде). И вообще, он интересовался искусством с детства. Прерафаэлиты (мои любимые!) были особенно близки ему по духу - новаторство и мистика в сочных красках привлекали его. При этом брат Хопкинс был абсолютно уверен, религия и служение Богу - важнее любого искусства. Его стихи были на службе религии, взывая души к чистоте и горнему потоку.
Инициатором сохранения поэтического наследия Хопкинса выступила его семья. То великое, что сделал Роберт Бриджес, было уже следствием этого решения. Самому же Бриджесу такая работа была в радость: он остался в истории культуры последовательным «защитником» приближения стихового строя к строю разговорной речи. Так что верлибр - и его «фишка».
***
Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя;
В ущелье — камня раздается крик;
Колокола хотят, чтоб за язык
Тянули их, зовя колоколами;
Всяк просит имени и роли в драме,
Красуясь напоказ и напрямик,
И, как разносчик или зеленщик,
Кричит: вот я! вот мой товар пред вами!
Но тот, на ком особый знак Творца,
Молчит; ему не нужно очевидца,
Чтоб быть собой; он ясен до конца:
Христос играет в нем и веселится.
И проступают вдруг черты Отца
Сквозь дни земные и людские лица.
(Д. Хопкинс, Перевод Гр. Кружкова)
***
Метафизические потоки управляют нами - хотим мы этого или нет…
…А англичане называют своего соотечественника монаха-иезуита «поэтом сомнений» (doubt poet). Интересная перекличка с характеристикой, данной Хопкинсом самому себе - “Вселенская скорбь”. Внешний взгляд и внутреннее знание совпали. Гармония, к которой стремится всякий поэт.
«Колокола хотят, чтоб за язык
Тянули их, — зовя колоколами»…
©️ Мила Тонбо 2023
Больше материалов о жизни неординарных людей (и общественных парадоксах) в авторской подборке «Времена не выбирают. Судьбы людские»