Своё путешествие по Старому Севастопольскому шоссе мы закончили уже на новой трассе — на окраине Ялты в самом верху памятной и неоднократно пройденной нами улицы Кирова — снова, кстати, в закатное время суток. Что ж, да здравствует дорога! Тем более что мы, честно говоря, засиделись в машине. Хотелось размять ноги, и предаться ностальгии, путешествуя по этой весьма старой улице. Жуя на ходу вкуснющую хурму, мы потопали вниз по улице Кирова, а до убийства Сергея Мироновича — Аутской. Аутская улица вела из Ялты в пригородное село Аутку, где Чехов в начале прошлого века отстроил себе не то чтоб дачу, а целую усадьбу. В те времена в Аутке жили в основном крымские татары. И строили тогда кто во что горазд, и где хотел (позже, похоже, тоже). И, в отличие от центральных районов Ялты, здесь просто кладезь старых ялтинских домов: жаль только, состояние их с каждым нашим приездом всё плачевнее…
От солнца на небесах оставалось только бледно-розоватое воспоминание, мир погружался в загадочный, тревожащий душу сумрак. Мы шли знакомыми поворотами, узнавая и не узнавая. И Лена, написавшая несколько картин по фотографиям и воспоминаниям от давнего, такого же позднего спуска по улице Кирова, удивлялась, обнаруживая, насколько придумала себе эти места сама! Как не похожи были эти пыльные невзрачные уголки на те манящие, полные предвкушений и мечты повороты, которые ей представлялись и помнились, и которые сами собой соткались из красочных мазков на холстах!
Картины эти последнее время странствовали по выставкам, и когда — совсем недавно, по окончании очередной — случилась неприятность, и картины сильно пострадали, упав в шахту лифта, Лене почему-то подумалось, что вот реальность, в которую Лена попыталась привнести своё, воспротивилась её своеволию, наказала за попытку создать собственный кусочек мира… Картины, впрочем, сейчас уже отреставрированы, и приобрели ещё несколько мазочков своей своеобразной истории, и даже тем немножко прославились (по крайней мере среди сотрудников художественного музея). Но там, шагая по темнеющей улице Кирова, Лена ещё не знала о грядущих перипетиях, и азартно продолжала искать кусочки «своей» реальности, щёлкая затвором фотоаппарата. Ну как удастся ещё чего-нибудь нафантазировать на этой такой щедрой на неожиданности улице?
А потом и впрямь случилась неожиданность. У ажурного белого заборчика Чеховского дома-музея Андрей посетовал Юле, что вот и снова она не попадает туда, ибо вечер — восемнадцать нуть-нуль! И — о чудо! — тут кто-то из прохожих сообщил в наши спины: «Сегодня четверг. А по четвергам (специально для Юли!) музей работает до восьми!»
И вышло так, что, заглянув в музей — ненадолго, как мы полагали — из цепких объятий его работников мы уже не смогли выбраться.
Посмотрев временную экспозицию, мы были отловлены смотрительницей при попытке уйти («Мне показалось, что вы хотели уйти!»), усажены смотреть фильм про Чехова, и после просмотра сданы старательной девушке-экскурсоводу.
И была экскурсия по ночному саду (в котором уже ничего не было видно, кроме огней Ялты, звёзд, подсвеченной скамейки Горького — и периодически являвшегося из тьмы кота), и долгое-предолгое повествование у фасада дома Чехова. Мы слушали и немного мёрзли и тосковали, обозревая трёхэтажное белое здание — очень уже хотелось внутрь.
Наконец-то! Конечно же, каждая из многочисленных комнат, в полном соответствии с нашими опасениями, не была обойдена вниманием, и каждый предмет интерьера в ней был тщательно нам описан…
Дом скрипел, пах старым деревом, и был наполнен ощущением времени до краёв, и был, конечно же, интересен и атмосферен — но уж слишком дотошным, болезненно подробным был рассказ девушки-экскурсовода, немного нервничавшей отчего-то, и всё время зябко натягивавшей на пальцы рукава кофты…
Когда дом был пройден, экскурсовод вывела нас на крыльцо, и мы мимолётно удивились тому, что поднимались внутри дома по лестницам, а вышли прямо в сад, не спускаясь. Такова уж особенность Ялтинского рельефа…
Мы ещё разок на прощание взглянули на освещённую фонарями стену дома. Над садом всходила тёплого оттенка луна, и звёзд на небе делалось всё больше.
Мы вышли по лесенке за белый заборчик, и снова оказались на улице Кирова. В свете фонарей она сделалась наряднее, да и местность тут начиналась куда более людная и цивилизованная.
Скоро мы дошагали до любимого «греческого» дома — несказанно хорошего при ночном освещении, на фоне звёздчатой россыпи огней города — ничего не скажешь! Как-то зимой мы бродили вокруг этого живописного дома, и пока мы его снимали, нас приметил с другой стороны улицы подвыпивший местный житель. И принялся рассказывать, что в этих местах снимался фильм «Шестой». И что дом этот греческий, принадлежал греку, уехавшему за границу после революции. И что хозяин, очень свой дом любивший, властям новой России долго слал деньги на его содержание. Но куда девались эти деньги — неведомо, а дом содержала на свои средства бывшая горничная грека, проживавшая неподалёку. А когда она умерла, дом был кому-то продан, и теперь там сдаются номера…
Вскоре улица свернула, теперь она шла параллельно набережной. Мы шли, любуясь вечерней Ялтой, не до конца ещё веря, что ещё чуть-чуть, и мы наконец-то окажемся дома. Который этим вечером стал теплее, так как приехал хозяин и включил отопление и подогрев полов. Так что назавтра нас ждало личное знакомство с заслуженным художником России Сереем Бочаровым...
10 октября 2019 г.
Ч И Т А Т Ь П Р О Д О Л Ж Е Н И Е…
