Тяжело шагать , но надо !

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Итак, несмотря на некоторые колебания Соколовской, шестого июня девяносто первого
года (за два с половиной месяца до начала компутча) в сторожке огородного сторожа
собралось таки человек двенадцать "желающих" прослушать (для начала...) хотя бы
лекцию о методе Бутейко... Кто уж там из этих вольноопределяющихся слушателей
останется после на сами практические занятия о том, пока было только Богу известно.
Но упрямо стремившийся к своей цели Воронцов (хотя и основательно
раздосадованный мизерным процентом откликнувшихся на объявление садоводов) в
глубине души был рад и этим пришельцам. Ему-то ведь нужно было не количество...
Сторожка сторожа это, видимо, было слабовато сказано для их огородного общества.
Большой кирпичный особняк на взгорке имел и магазин и комнату для заседаний
правления. Вот в эту-то комнату (в тенек и от мух) и перешли вскоре собравшиеся по
зову громкоговорителя на завалинке пенсионеры.
Супруга сторожа торжественно усадила Соколовскую за полированный,
размещавшийся у зарешеченного (от ночных грабителей) окна стол председателя.
Остальная публика (в том числе и Воронцов с тетрадью в руках) рассеялась кому где
удобнее за приставным столиком и на стульях просто отдельно стоявших вдоль
холодных совершенно голых стен небольшой (метров на пятнадцать) правленческой
комнатушки.
Уже порядком перенервничавшая (ведь и двенадцать-то человек пришли не сразу:
тянулись по два-три человека более двадцати минут) Людмила бросала на Виктора
Георгиевича красноречивые взгляды. "Говорила, мол, я тебе не собрать здесь народ, а
ты..."
Но Воронцов изо всех сил делал вид, что его такой объем аудитории вполне
устраивает. Ибо минимальный состав слушателей был им заранее запрогнозирован и
технически подготовлен. Из двенадцати присутствовавших "кандидатов" в учебную
группу пятеро являлись его довольно близкими родственниками или давними
знакомыми (материна племянница, ее муж, их дочь, внучка и т.д...).
Шестой была супруга сторожа, еще предварительно изъявившая желание
"прослушать необычные курсы". Остальных шестерых пришедших "на радиозов"
Виктор Георгиевич знал похуже. Трое из них, две мужчин и одна женщина (как это

стало известно из несколько более поздно состоявшегося взаимного представления)
оказались (неисповедимы же пути господни!) Люсиными коллегами, сотрудниками
институтов из Академгородка, гостившими почему-то здесь, за добрую сотню
километров от городка у своих родных и приятелей.
Из трех последних (примостившихся в уголке комнатушки) женщин попозже Виктор
Георгиевич хорошо узнал только одну - служащую одного из городских театров. Две же
других - почтенных пенсионерки после прослушивания лекции ушли и на занятиях
впоследствии не появлялись.
Покуда супруга литератора собиралась с мыслями - как бы хоть этих - откликнувшихся
на приглашение позаковыристей зацепить, Виктор Георгиевич невольно подумал:
сколько людей смертно мучавшихся в этот миг от неизлечимых официальной
медициной недугов наверняка мечтали бы попасть в эту прохладную тесноватую
комнатушку, узнай они о таких показательных, с участием методиста физ-химика
(специально предназначенных для внесения в книгу) да еще и совершенно бесплатных
занятий! Сколько бы их набралось по Союзу, если бы смогли приехать и устроиться с
жильем?!!
Но собрались сюда, однако, в этот теплый июньский полдень лишь те, кто в основном
относился к методу ВЛГД с полудоверием. И особенно-то, конечно, ничем сильно не
мучился. И сюда, в эту комнату отнюдь не рвался, будучи готовым в любой момент уйти
через незапертые на замок двери.
Таковой была, увы, извечная жизненная несправедливость: кому позарез нужно - не
доберется и не узнает. Кому не очень-то вроде бы и надо - у того всегда все под рукой...
- Прежде всего, - решилась, наконец, нарушить затянувшуюся паузу Соколовская, - мне
хотелось бы просто узнать, чисто по человечески, что именно привело вас сюда по
нашему объявлению? - Даже в этой ее (на слух столь вроде бы обычной) фразе Воронцов
мигом уловил определенное отличие от трафарета. Далеко не все методисты начинали
вот эдак-то. Значит важно было Людмиле в первую очередь узнать побудительные
мотивы ее слушателей! Именно ей, методисту физ-химику Соколовской, сие казалось
весьма важным...

Конечно из многих знакомых Виктору Георгиевичу специалистов по методу кто-
нибудь, да когда-нибудь вероятно и говорил нечто подобное. Но вот первородность и

важность этого вопроса при Воронцове оттенялась впервые.
– В городе все как-то не было возможности, – откликнулась из темного левого угла
пенсионерка с деревянной тросточкой. – А здесь вот... – она посмотрела на свою сразу
же подтверждающе закивавшую под ее взглядом согбенную подружку, – решили
прийти.
На фоне этих престарелых (с испорченной годами и привычкой осанкой) женщин
особенно четко выделялись развернутые плечи методиста. Одетая в свободную белую
блузку Людмила держала голову подчеркнуто прямо – как солдат на плацу. И тем не
менее в этой ее позе не было ни малейшего напряжения. Годы тренировки научили
Соколовскую сохранять превосходную осанку при максимально расслабленной грудной
диафрагме. Эту ненапряженность методиста видели в данный миг наверняка все,
сидевшие в комнате правления, но секрет ее пока знал только один Воронцов...
– А меня сюда направил мой мужской семейный коллектив, – слегка зарделась
крупная женщина в розовом сарафане. На левой руке у нее поблескивало золотое
обручальное кольцо. – Еще два года до пенсии мне в административной части нашего
театра дорабатывать, а у меня вот даже здесь, на даче с утра отхаркивание есть. – Она
поднесла к тонким чувственным губам батистовый платочек. – Я думаю, что сюда
пришли в основном те, у кого хоть что-нибудь да болит, – заключил за всех остальных
театральный работник.

Остальная часть аудитории дружно поддержала такое заключение. – Второй к вам ко
всем вопрос, – Людмила левой рукой чуть поправила свои свободно рассыпанные по
плечам слегка вьющиеся темные волосы. – При слове "Бутейко" какая у вас вообще
сразу же возникает ассоциация?
Воронцов тут же записал в тетрадку еще пару строк. "У нее определенно свой
кодовый подход к больным. Вопросы она задает в строго продуманной и выверенной
последовательности" – автоматически отложилось в подсознании литератора.
– Это дыхательная гимнастика, – прямо с места откликнулась миловидная супруга
сторожа. Она уже была на пенсии, но смотрелась моложе своих пятидесяти шести.
– А мы вспоминаем сразу ваши занятия по методу ВЛГД в нашем институте, на
которые все никак не могли выбраться, – за всех троих сидевших слева от методиста за
стойкой академгородковцев ответила чернявая, худенькая очень самоуверенно
державшая себя женщина, на вид которой можно было дать и сорок пять и все пятьдесят
от настроения дающегося.
Теперь Соколовская окончательно узнала все. Все точно! Это была сотрудница их
отдела материально-технического снабжения. Людмила чувствовала, что лица всех
троих (в том числе и двух средних лет мужчин, сидевших рядом с чернявенькой) ей
вроде бы знакомы. Но знакомы как-то весьма отдаленно. Вроде видела где-то. И не раз.
Но личных контактов ни с кем из них у нее не было.
Вероятно сталкивалась с ними иногда в институтских коридорах или в столовой.
Снабженку то она определила более-менее верно. Вспомнила даже двери с табличкой, из
которых та нередко выходила. А вот в каких лабораториях работали мужчины
вспомнить не могла. Пофамильно она их уж наверняка не знала.
– Как же вы здесь оказались? – спросила, чтобы хоть что-то сказать, Людмила.
– Да кто как. У меня вот здесь у сестры участок. Помогаю ей. У ребят, – чернявенькая
кивнула головой на своих соседей тоже, наверное, здесь кто-то из родных. Мы все трое
встретились только здесь – у доски объявлений.
– Так вот по поводу дыхательной гимнастики, – методист строго сверху вниз
посмотрела на собравшихся. – Бутейко резко возражает против такого толкования своего
метода. Это никакая не гимнастика. Это наука о волевом уменьшении глубины вашего
собственного дыхания.
И ей, как и всему на свете, надо учиться. Сначала у Бутейко была жесткая метода,
рассчитанная на волевых людей, – Соколовская выжидающе помолчала. – А сейчас идет
ее некоторое смягчение.
"Еще бы не смягчать – где же сейчас волевых-то больных наберешься", – мелькнула у
Виктора Георгиевича крамольная мыслишка. Ему сразу припомнилось яркое
выступление на одной всесоюзной конференции давней соратницы доктора – Людмилы
Андреевны Ларионовой.
Словно бы поясняя, почему сейчас стало труднее работать с больными, она провела
четкую грань между пациентами конца шестидесятых и недужащими конца
восьмидесятых.
"...Сейчас ведь люди совсем не те стали, что двадцать лет назад, – откидывая со лба
шелковистую прядь волос резюмировала со сцены Ларионова. – Тогда и небольшую
болячку пытались сразу (хоть с помощью метода) залечить. Видимо к большим
свершениям в будущем готовились. Здоровье берегли для великих дел. А сейчас не хотят
потрудиться в методе даже когда дело идет о жизни и смерти! Люди попросту не
хотят долго жить... – удрученно закончила Людмила Андреевна."
Вот что сделали с людьми каких-то три-четыре года перестройки, - мелькнуло тогда у
Виктора Георгиевича. Жить и то народу расхотелось. Вот тебе и Карла Маркса... И
теперь вот другая Людмила говорит о смягчении метода. Станешь смягчать, когда

человек и смерти уж не боится. Попробуй такого заставь поработать на уменьшение
глубины своего же собственного дыхания по настоящему.
– ...Я пришла к Бутейко еще в восемьдесят четвертом году, будучи практически
инвалидом, – большие зеленоватые глаза Соколовской подернулись тоскливым туманом
нелегкого прошлого. – Дочь врача – я болела с седьмого класса. – Людмила как и
Клара Федоровна в этом биографическом пункте придерживалась строгого указания
Константина Павловича: поподробнее рассказать историю своих мытарств по больницам
больным. Чтобы они почувствовали, что пришли к человеку родственной с ними судьбы.
– Как дочь медика я имела все доступные в нашей стране рядовому гражданину
лекарства. Вплоть до кремлевских.
"Ну кремлевские-то, положим, простому смертному недоступны", – бросил мысленно
реплику Воронцов. – Кончилось все мое многолетнее хождение по больницам жгучей
пронизывающей болью от пятки левой ноги до середины спины, – Людмила завела руку
за спину, показывая как далеко когда-то доставал ее огненный болевой шнур.
Степанида Васильевна – сердобольная супруга сторожа – сочувственно охнула.
Спина-то у нее тоже побаливала...
– Толком врачи ничего установить не могли, – продолжила методист. Валили все на
остеохондроз. А когда я пролежала у них в палате все среднестатистические сроки, –
неиспорченные губной помадой губы рассказчицы слегка дрогнули, – меня в два дня
скоренько едва живую и совсем неходячую "выписали на работу!"
По маленькой комнате садового правления пронесся осуждающий "медизвергов"
ропоток.
– Случилось это в пятницу, а я не то что идти – сидеть не могу... – все больше
мрачнела от тяжелых воспоминаний Людмила. – Но врач, не мало не смущаясь, заявила:
"Ну и что особенного. Ведь у вас впереди еще суббота и воскресенье..." Это она мне
намекала, что за два дня дома может произойти то, что они в больнице за два с
половиной месяца добиться не смогли!!!...
Воронцов старательно записывал вслед за методистом. Он хорошо знал, что история
Людмилы уже описана им в первых главах довольно подробно. Но то было авторское
изложение. А это краткий бесхитростный рассказ очевидца.
– Ко мне тогда уже домой мои знакомые привели ученика Бутейко, – кратенько
перемалывала события минувших дней жертва медофициоза.
Он стал со мной заниматься по методу Константина Павловича Бутейко. – И через две
недели после прихода ко мне Бутейковского ученика я пошла на работу. Правда еще на
первых порах с палочкой, но пошла.
– Вот это да! – восхитилась шестидесятипятилетняя племянница матери Воронцова,
сидевшая ближе всех к методисту.
– Может и я сердчишко свое подлечу этим методом?.. А то ведь инфаркт уже был... –
Мария Владимировна бросила быстрый взгляд в сторону Виктора Георгиевича.
Заманивая своих родственников на занятия тот однозначно заверил ее, что при старании
улучшение обязательно наступит.
– Полтора года назад – двадцатого октября восемьдесят девятого я попала в роддом, –
решила пока хоть мельком коснуться своего коронного козыря Соколовская. – Почитав
мою пухлую амбулаторную карточку, тамошние врачи насчитали у меня двадцать пять
неизлечимых их медициной заболеваний!!
Хронический гастрит, хронический пиолонефрит и так далее... – Людмила Валерьевна
перестала загибать пальцы. – Главврач (тоже латентный "француз" – отметил про себя
Воронцов) категорически заявил, что рожать мне ни в коем случае при таком
"букете" нелья!!!
"Но я же все это вылечила у себя методом Бутейко и уринотерапией!" – говорю

главному. А он в ответ (Соколовская даже притопнула ногой, точно также как топал в
роддоме взбешенный ее возражениями медик-администратор) – "Это неизлечимые
заболевания!"
Соколовская вновь приостановила свой рассказ невольно мысленно перенесясь в
свою бывшую родильную палату.
...– Не верил мне на слово главврач . А напрасно, – Людмила Валерьевна погладила
слегка уже загоревшей рукой свою стройную шею. – Ведь на методе Бутейко от
тяжелого состояния до значительного улучшения больной при упорных тренировках
за одну-две недели доходит.
До идеального самочувствия, конечно, путь подольше. Я вот лично пять лет шла, –
уточнила Соколовская.
По образованию я – физхимик. Работаю в институтах академии наук. Мне легче
разобраться в методе, особенно в его теоретическом обосновании. И мне совершенно
(Соколовская живо представила топающего на нее начальническими ногами Главного)
почему(!) наша медицина абсолютно не приемлет метод и Открытие доктора
Бутейко?!
– Действительно. Почему? – по инерции вслед за методистом переспросила
раскрасневшаяся Мария Владимировна.
Но Людмила Валерьевна не торопилась с ответом. Она-то отлично понимала, что в
двух словах тут ничего не объяснишь. Ей важно было расставить сегодня в душах своих
слушателей определенные вехи. Наметить путь следования. А потом уже согласовывать
расписание движения...
– Бутейко, когда искал приемлемые для анализа любым человеком параметры его
собственного родного дыхания знал, конечно, в какой нищей стране мы с вами живем...
– застолбила очередную "вешку" Людмила.
Внимательно слушавшие методиста пенсионеры на секунду пригорюнились.
Утверждение, что их огромная богатейшая (за что боролись?) страна к июню девяносто
первого вдруг превратилась в нищую ни у кого не вызвало возражения.
– ...Знал, что в нищей стране живем, – как ни в чем ни бывало продолжала методист. –
Что приборов у нас даже кухонных-то не хватает, не то, что для определения
содержания углекислого газа в организме. А ведь только по нему и можно с
достаточной точностью судить об истинной глубине вашего дыхания. Ну и изобрел
тогда ученый так называемую контрольную паузу. То есть задержку дыхания на выдохе
до первой, самой маленькой трудности.
Людмила Валерьевна подошла поближе к зарешеченному окну. – По этой самой
контрольной наузе мы и определяем содержание углекислого газа в организме больного
безо всяких приборов. Примерно, конечно же.
...Я вот как-то была на выезде с рекламными занятиями по презентации первого тома
нашей серии "Свой собственный путь к здоровью". Попали на Дальний Восток в
небольшой городок. И там, на рекламных занятиях у меня присутствовала местная
довольно известная в маленьком городке врач-терапевт Вероника Степановна.
О методе она и до нашей книги вроде бы что-то слышала. Якобы даже пыталась его к
себе применить. – Соколовская задумчиво провела пальцем по узорной решеточке.
К ней больные астматики чуть не каждый день валом валят. Ну я у нее и спрашиваю:
"Вероника Степановна, а какая у вас самой-то контрольная пауза и максимальная?"
Людмила Валерьевна невесело усмехнулась.
Она мне отвечает – контрольная шесть секунд, максимальная девять. Это при
норме-то для здорового человека в шестьдесят секунд контрольной паузы!!... Вы
понимаете к какому глубоко больному врачу идут астматики за исцелением. Как вы

думаете – может такой медик дать хоть кому-либо здоровье?!
Троица из академгородка начала иронически подхихикивать.
И вот эта самая врачиха в стационарных условиях, пользуясь всеми доступными ей
приборами и бронхолитиками при огромных естественно денежных затратах(!) (к ней
ведь не один больной приходит) снимает астматический приступ за два дня. И то далеко
не всегда и не у всех.
Соколовская дала аудитории возможность осмыслить сказанное. – Я же на

рекламных занятиях на глазах этой самой врачихи снимала такие приступы за три-
четыре минуты. Были случаи, когда и за две минуты или чуть более того.

– И она не повесилась от зависти? – едко бросил один слушатель из сидевшей в
затемненном углу "научной" троицы.
– Нет, не повесилась, – оценив по достоинству академгородковский юмор,
откликнулась методист.
Более того – терапевтша заявила, что я же, мол, для снятия приступа якобы еще и
методику Джуны использую... – Соколовская отчаянно тряхнула головой, еще сильнее
рассыпав по плечам густые темные волосы.
Это я-то, ученица Бутейко, который считает Джуну "черной целительницей"! –
Людмила искренне рассмеялась. – Да по одной этой реплике видно было, что Вероника
Степановна не только метода Бутейко, но и естественно и методики Джуны абсолютно
не знала. Иначе бы она не имела контрольную паузу в шесть секунд.
Какими только гормонами ей не приходилось ежедневно пичкать своих больных. А
они ведь в больших количествах здорово разрушают надпочечники.
И это в то время, когда у Бутейко давно имеется определенная, хорошо разработанная
и проверенная на практике методика фактически полного ухода от применения
гормональных препаратов!
– Да что же они тогда людей гробят! – не выдержала импульсивная и
непосредственная в общении супруга сторожа.
Так вот в итоге, после просмотра моих почти мгновенных снятий приступов,
проходив в группу почти все десять дней, Вероника Степановна изрекла: "Я даже
кажется начинаю вам верить..." Чувствуете – "кажется начинает..." – Соколовская
подняла кверху указательный палец.
"Но у меня, – говорит, – на столе лежит должностная инструкция, согласно которой я
не имею права использовать ни один другой метод, кроме указанных в инструкции..."
Соколовская недобро прищурилась. Чувствуете, как веет заботой государства о
больных. Лечить только по инструкции, заведомо зная, что обозначенные в ней
средства и приемы большинство современных наиболее распространенных заболеваний
вовсе не излечивают.
А ведь Вероника Степановна сама по себе неплохой человек. И ко мне она не
относилась враждебно. Скорее наоборот.
Почему мне удавалось так быстро ликвидировать астматические приступы, как
впрочем и приступы сердечные, у своих пациентов? – сочла нужным заострить внимание
аудитории Людмила Валерьевна. – Да потому что бронхоспазм или, например, спазм
коронарных сосудов на методе образно говоря "обращается в бегство". Проходит сам
собой в результате накопления СО2.
Нельзя ведь вылечить чуму, не зная причину возникновения этой болезни! Вот
Бутейко и открыл главную причину возникновения более ста пятидесяти наиболее
распространенных современных заболеваний. Ей оказалось глубокое дыхание

страдающих этими недугами!! А среди них основные болезни цивилизации. Сердечно-
сосудистые заболевания. Заболевания головного мозга. Всевозможные аллергии.

Теперь вот еще СПИД объявился. Ну я думаю нам-то он (Людмила скользнула
взглядом по дружному ряду пенсионеров) вообще-то не очень угрожает... И тем не менее

для сведения хочу заметить, что киевский врач доктор Новосельцев с помощью метода
ВЛГД очень эффективно борется с этим карающим бичом человечества. –
Пенсионерка за стойкой что-то пометила у себя в блокнотике.
...Итак Первое открытие, которое прежде всего сделал доктор Бутейко и в этом его
огромная заслуга – эмпирически установил и во всеуслышание объявил о вреде
глубокого дыхания!!! Тем самым фактически подтвердив и поддержав многие как из
теоретических, так и из практических разработок английских ученых Холдена и
Пристли, немало посвятивших труда изучению действия гипервентиляции на организм
человека.
Затем последовали годы научных лабораторных исследований, подкрепивших
неопровержимыми экспериментальными доказательствами правоту нашего
неординарного ученого.
В результате этой почти десятилетней кропотливой работы были собраны уникальные
данные. Но саму лабораторию противники неглубокого дыхания в шестьдесят восьмом
году все ж таки прихлопнули! А почти полсотни ее самоотверженных сотрудников
пустили по миру. Чтобы другим неповадно было...
Соколовская краешком глаза отметила, как быстро бегает перо в руках Виктора
Георгиевича.
Парадокс! Закрывали единственную в стране лабораторию, где действительно
лечили астматиков!! Это в то самое время, когда ведущий профессор главного
противоастматического учреждения страны сам страдал так и неизлеченной при помощи
всего арсенала имевшихся у него якобы "мощных" профилактических средств тяжелой
формой бронхиальной астмы. И вынужден был постоянно держать у себя в
"предбаннике" медсестру со шприцем наготове, которая уколами на некоторое время
слегка приглушала у него сильнейшие астматические приступы.
Каково?! – Соколовская вскинула голову кверху. – А ведь еще в средние века
заболевших врачей забивали камнями.
– Сейчас не забьешь. Сейчас к таким врачам очередь в драку по талонам выстаивают,
– высокомерно процедила сквозь зубы чернявенькая коллега Соколовской по научному
институту.
– Вот-вот, – подхватила обрадованная поддержкой методист. – У врачихи у самой
голова раскалывается от мучительной боли, а мы, положив талон ей на стол,
спрашиваем ее как же нам все-таки избавиться от головных болей!!!...
Да ведь помимо талона каждый из нас, даже не подозревая об этом, платил со
всякими там профвзносами и налогами не менее пятисот шестидесяти рублей в год на
медицину, не считая затрат на лекарства. Это при максимальной-то сто тридцати
рублевой пенсии в стране и среднем заработке в сто пятьдесят рублей.
Платил за тем, чтобы потом в случае нужды попасть на прием к подобным
"высококвалифицированным" эскулапам...
– Драли и дерут с нашего брата, где только могут, – вызывающе хлопнула себя по
колену родственница матери Воронцова.
– Были бы бараны, а кому с них шерсть состричь всегда найдутся, – откликнулся до сих
пор помалкивавший ее семидесятипятилетний супруг. В комнате ненадолго повисла
раздумчивая тишина.