Необходимое предисловие. Ирочка Пошлякова родилась 24 октября 1943 года в самый разгар войны. Воспитывала дочь и ее старшего брата мать, не имея поддержки. Иногда половину заработной платы могли удержать в какой-нибудь благотворительный фонд. Обычная практика тех лет. Мало кого интересовало, как справится мать-одиночка, чем будет кормить детей. Дети росли слабенькими, а поднять их на ноги помогала поддержка соседей или государство. Так что государство и забирало, и частично что-то давало, а приглашение в свою жизнь соседей, было условием выживания.
К описываемым событиям Ирочке исполнилось 10 лет и у нее подозревали туберкулез, а потому отправили поправлять здоровье в Лесную школу. Об условиях жизни на Рабочем поселке можно прочитать здесь https://dzen.ru/a/ZTeeFaweryGSZr_-?share_to=link
Итак, рассказ
Так случилось что учебный 1954 год мы начинали с ним в «Лесной школе», что находились неподалеку от поселка Кашино. Официальное это название или нет, не столь уж и важно. Главное, что «Лесная школа» действительно располагалась на окраине лесного массива. Сразу же за реденьким штакетником школы начиналось подножье горы, покрытой сосновым лесом в центре которой, как пробор на прическе имелась просека. Прогулки на эту гору и обратно входили в лечебный режим школы они оздоравливали мое тело, а заодно и обогащали душу.
Осень вообще удивительное время года, но тогда, в этом самом 1954-ом, я вдруг начала воспринимать все происходящее вокруг иначе, более возвышенно что ли. Именно с тех самых пор стихи А. С. Пушкина
«Октябрь уж наступил,
Уж роща отряхнет, последние листы с нагих своих ветвей,
Дохнул осенний хлад, дорога промерзает
Журча еще бежит за мельницей ручей.
Но пруд уже застыл» получили свои очертания - это окрестности Кашино.
Эти окрестности и лечебный воздух, действительно «поддержали» мое тогдашнее здоровье А вот путевку для этого мне «выделили» так это тогда говорилось и отстаивала ее получение директор школы, в которой училась. Я у нее была на особом счету, так как являлась запевалой школьного хора, все три года, начиная с первою класса. На всех смотрах, какие только тогда проводились, мы были в призерах.
А вот школьная медсестра, осматривая меня всегда сокрушалась «от всего тела только щеки и остались, а голос как у соловушки. Поддержать» ее нужно».
Да, я была худощавой, щекастой, с коротко стриженными, волосами темно-каштанового цвета и смешливой до крайности.
А он, Вася, запомнился мне светловолосым, светлоглазым, худощавым, мы все, наверное, там были худощавые, и веснушчатые. Проживал он с родителями в поселке Елизавет и для меня это звучало, как какая-то «даль морская».
Я училась в 4-ом, а он в 5-ом классе и очень долго не обращала внимания на
его постоянное присутствие где-то рядом, пока подружки не сжалились над ним и не «открыли» мне глаза, подвергнув меня при этом жуткому смущению.
Вот с этого времени покоя в моей душе уже не было . Возможно то, как он всегда смотрел на меня преданно, восторженно и с надеждой на ответное чувство, и тронуло, а затем закружило и понесло. Он стал мне нравиться с каждым днем все больше и больше. Все сразу приобрело особый смысл. Учиться я стала прилежней, интерес ко всякого рода мероприятиям в «Лесной школе» возрос, а уж про игры, которых я всегда сторонилась, и говорить было нечего, везде и всегда и все из-за него и все для него.
Лечебно-оздоровительный курс в «Лесной школе» длился с сентября по конец декабря, так что восхищение природой осенью, плавно перешло и к зиме, но все это многократно усилилось в связи с новыми душевными открытиями.
Все стихи А.С. Пушкина о зиме так же стали для меня очень значительными. Что же касается слов: «... тройка борзая бежит, колокольчик однозвучный утомительно гремит», запало в сердце навсегда. Кони это был основной вид транспорта в то время и колокольчик под дугой мы слышали ежедневно, поскольку на территории школы была своя небольшая конюшня Так вот
«...Что-то слышится родное
В гулких песнях ямщика,
То раздолье удалое, то глубокая тоска...»
всегда наводило на мысли о неизбежном расставании. Становилось как-то грустно, но все это тотчас же и улетучивалось. Не помню, чтобы мне было скучно, все в нашей «Лесной школе» было по режиму, но и это все нравилось, в силу бедности лечащегося контингента, да и всей страны в целом, нас одевали во все «казенное». Я помню, помимо школьной формы, мы девочки имели теплые фланелевые платьица, носили простые чулки, туфли с ремешком на пуговице. А в зимнее время у всех серые валеночки, а для катания с горки мы надевали шаровары из мягкой плотной ткани с резинками внизу, чтобы на валенки натягивать и тем самым не нагребать в них снег. Спали мы в корпусах, разбросанных по всей территории «Лесной школы», основная же жизнь бурлила в Главном корпусе.
Здание Главного корпуса было, в отличие от всех других строений, 2 этажным, классы и игровые комнаты - это верхний этаж, а все остальное, в том числе и раздевалка, внизу. Везде, где было можно, на переменах, в свободное от школы и обязательных прогулок в лес время, мы с Васей оказывались рядом, и этого мне было уже достаточно, чтобы быть счастливой.
Все наши встречи проходили в кругу сверстников, как говорится «на людях», а между тем день отъезда уже приблизился вплотную. И видимо поэтому в кармане моего пальто, висевшего в раздевалке, появилась записка. В ней он приглашал на свидание, вечером, перед ужином, за корпусом.
Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди от волнения в момент чтения этой записки. Надо сказать, что территория нашей «Лесной школы» всегда была хорошо освещена, и за корпусом на столбах горели фонари, как и везде, но там не было крыльца и входа, а от этого и безлюдно.
Мы с Васей гуляли, впервые держались за руки, о чем говорили не помню, но было очень смешно от того, что свидание за корпусом назначили сразу несколько человек и пары наталкивались друг на друга. Гулять долго не пришлось, так как мороз на дворе был зверский и все пары основательно промерзшие вернулись в тепло, «в люди».
После возвращения домой из «Лесной школы» через некоторое время я получила от Васи небольшое письмо и пока собиралась ответить, получила следующее. Письмо было на нескольких страницах, на одном из листков был очень красивый рисунок...
Вот это-то письмо и стало причиной, по которой все и закончилось.
Моя мама показала это письмо своим подружкам, которые очень любили собираться у нас вечерами. Разнообразное мнение маминых подружек, которые вслух высказывались при мне то, что они думают по этому поводу, все перевернуло в моей душе. Они же приготовились наблюдать за продолжением этой истории...
Эта принародность моей тайны заставила меня назло им не отвечать на письмо, никогда и ни за что. Я долго переживала из-за этого, а Вася в свою очередь больше не написал мне ни одного письма.