Когда люди не умели летать, они рассказывали сказки о крыльях, когда не умели лечить -- придумывали страшилки про ведьм, когда разбивали вдребезги любовь -- слагали стихи. Кира с лирикой не дружила, поэтому решила жестоко отомстить за измену.
Ее бывший прямо из Киркиных сладостных объятий нырнул в омут новых отношений, вернее, в коварные сети русалки Ланы, светлоокой и златовласой, томной, губастой и безработной. Кирка же уродилась верткой смуглянкой, быстрой на руку и на язык, хваткой, черноглазой и решительной. Она ни дня не лодырничала, закончила медучилище и тут же устроилась в больницу. Белый колпак ей шел, оттенял высокие скулы и глаза-черносливины, халат подчеркивал тонкую талию. Что еще надо? Чем прельстила Ваньку эта Лана?
Когда молва донесла, что Иван сделал Светлане предложение, Кира сначала не поверила, а потом захотела повеситься. Когда для молодоженов звенели венчальные колокола, она рыдала в общаге раненым слоном и случайно сгрызла весь запас антидепрессантов в хирургическом отделении. Тридцать лет... мужа нет... Мутузя ни в чем не повинную подушку, она признавалась себе, что негодник проделал незаживающую, несовместимую с жизнью рану в ее сердце.
Поползли месяцы. Тоналка замазала синяки под глазами, а оторвать от сердца вероломного Ивана не получалось. Прикипела, уже всю жизнь расчертила под его боком, с детсадом, постирушками, ипотекой, телевизором в рассрочку и дачкой на пенсии. Эх! План роковой мести вынашивался долго. Сначала она задумала разбить окна в съемной квартире изменника, но, поразмыслив, пришла к выводу, что таким макаром нагадит только хозяину, никак не жильцам. Тогда она решила наслать карманников или форточников, но от этой затеи тоже отказалась. Следовало подстрелить сердце молодой семьи, а не кошелек, и без того пустой, так что дыркой меньше или больше -- не так уж важно. Хорошо бы Ваньку турнули с работы, но тут она бессильна. Или отравы подсыпать в вентиляцию, чтобы уж наверняка?
План свалился буквально под ноги спелым яблочком с маминого огорода: она встретила Лану в больничном буфете с обменной картой в руках. Та ее не увидела, да и все равно бы не узнала. Для таких -- томных и счастливых -- весь медперсонал на одно лицо. Кирка спряталась за спинами любителей больничного кофе и проследила за сучкой-везучкой. Точно! Потащилась в женскую консультацию. Беременна! Нутро обожгло острой обидой: теперь все, теперь он -- сто процентов! -- не бросит жену и не вернется к незаслуженно забытой, но настоящей любви. После первого приступа злости пришло равнодушие, а потом и вдохновение: раз его жена встала на учет в этой больнице, выученной назубок от подвала до чердака, от малюсенькой царапинки на полу приемного покоя до матерных автографов на перилах, то здесь Кира точно с ней посчитается. С ней -- ядовитой гадиной, и с ним -- вероломным фашистом.
Пока развивался плод в ненавистной утробе, Кира репетировала акты грандиозного спектакля. Летальный исход пришлось с сожалением отбросить, все-таки родные врачи, любимые стены. И полиция еще не окончательно перешла на службу к олигархам и бандитам. Травмы? А какой с них прок? Ванька ответственный, он еще сильней привяжется к инвалиду-жене или калеке-сыну, и тогда вообще...
Теперь месяцы не ползли, а летели под парусами долгожданной мести. Каждый день добавлял актуальный штришок в сложносочиненный сценарий. Когда Лане пришел срок рожать, Кирка уже завязала крепкую и правильно мотивированную дружбу с родильным отделением. Родилась девочка, очень хорошо. Главное -- не попасться на глаза Ваньке, когда он припрется с букетами-конфетами, пьяный от счастья и любви. На третий день роженице полагался врачебный осмотр. Мстительница знала его точное время. Она белокрылой бабочкой-капустницей впорхнула к сестричкам и жестом опытного картежника раскинула на процедурном столе веер итальянских колготок.
--Девчи, гля! По двести, -- Кира победно улыбнулась.
--Офигеть, -- одна из сестер схватилась руками за толстые щеки.
--Да ну? -- вторая подскочила, схватила со стола сразу три упаковки. -- Беру!
--Зови баб. У меня до фига, брательник притаранил.
--Бегу!
Захлопали двери, зашушукались нянечки, замелькали розовые ляжки, кружевные трусы. Отделение закружилось в вальсе дешевого шмотья -- излюбленном танце всех самок, начиная с прародительницы Евы.
Кира потихоньку вышла, прихватив чей-то синий фланелевый халат, в коридоре накинула его на себя, на голову нацепила застиранную косынку вместо строгого колпака. По дороге в нужную палату она мельком глянула в дверное стекло, увидела в отражении замухрышку-нянечку. Нормуль.
Вот и временное жилье Ланы. Тихий чмок двери. Пустая комната. Новорожденная одна в крашенной железной кроватке. Пеленки мокрые, щечки круглые, как у всех малышей. Кира быстро вытащила из-под халата ярко-голубую пеленку, домашнюю, таких в роддоме нет, завернула младенца поверх больничной, серо-буро-малиновой, на головку нацепила кружевной синий чепчик. Все. Готово. Голубой -- цвет мальчиков. Для отвода глаз. Она выдохнула, как перед прыжком в прорубь, и вышла в коридор. Ребенок почти ничего не весил, спал, подрагивая желтенькими ресничками. Краткая пробежка по коридору, бесшумная, она даже дыхание задержала. Так мчится волк с добычей в зубах, торопясь принести волчатам еще горячее, бьющееся в агонии мясо, или пантера, уходя от погони.
Стеклянная дверь родильного отделения печально покачала белыми занавесками, но не настучала на беглянку. Никто не встретился, всем вскружили голову отчаянные колготки. На площадке перед лифтом Кира сдернула с головы косынку и выпустила наружу локоны платинового парика. Сладкое предчувствие победы щекотило нутро, ноги едва не приплясывали. Вот и лифт. Она вышла на втором, юркой ящеркой скользнула в подсобку. Из нянечкиных тазов появились объемный коричневый плащ, специально купленный в секонд-хэнде для этой нетривиальной операции, толстовка под него, чтобы казаться толстухой, широкополая шляпа из той же костюмерной и нарядный конверт для детеныша. Голубой, разумеется, с синей атласной лентой. Девочка не просыпалась, только слегка покряхтела, а Кирке это и требовалось. Значит, все шло по плану, небеса на ее стороне. Она снова вышла к лифту. Первый этаж. Толстая мадам в коричневом балахоне пониже наклонила шляпу, выудила из-за пазухи очки в огромной безобразной оправе, повесила на нос. Хорошо, что стекла без диоптрий, и так песок в глазах от страха. Она даже состроила зверскую гримасу, чтоб не узнали в чужом прикиде, не схватили за руку. Пронесло. У всех свои дела, никому неинтересна счастливая мамаша с голубым свертком.
В такси отпустило. Преступница вгляделась в свою добычу -- девочка сладко причмокивала во сне. Спокойная. Кира давно решила, что назовет ее Вестой -- имя покровительницы семейного очага. Веста Ивановна. Звучит. Документы ей в родной деревне состряпают за бутылку самогона, край -- за две. Скажет, что дома родила, сейчас это модно. И будет у нее лапочка, воспитанная вежливая кошечка, умница и примерная ученица. Будет у нее отдушина, будет, кого любить и от кого ждать тот самый стакан воды. Доченьке своей, Вестушке, она скажет, что папа летчик, сейчас безотцовщины полным-полно, пальцем тыкать не станут. И сложится наконец счастливая семья -- мама и дочка, девочка от любимого мужчины. А Ванька разозлится и разосрется со своей женой-ротозейкой, но Кира все равно ему не признается.
А в роддоме светлокудрая Лана вошла в свою палату. Кроватка пустовала. Мать легла и взяла в руки детектив. Через полчаса заглянул счастливый отец:
--Любовь моя, звезда моя, а где наша дочка?
--Унесли на прививку, любимушка, вечером вернут. Мне сегодня дали отказную девочку покормить, я вернулась с осмотра, а ее нет, -- она села на кровати и развела руками, словно извиняясь, -- так жалко малышку, мать-коза нагуляла и бросила.
Автор: jboriz
Источник: https://litclubbs.ru/articles/40887-vesta-ivanovna.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: