Разберем культурные процессы, происходившие в стране в 18-19 веках, без этого невозможно приступить к описанию жизни дореволюционного крестьянства, с которым связано множество мифов, преувеличений, неясностей и откровенной лжи. Проклятый «крестьянский вопрос» всегда живо обсуждался обществом, как в 19 веке, так и в веке 20-м и даже в 21-м. Меня всегда поражало множество противоречивых мнений, которые при этом подкреплялись фактами. В душе всегда было сомнение, невозможно было определить, как же жила русская деревня – хорошо или плохо? Одни «эксперты» убеждали, что крестьяне прозябали в нищете, рабстве и варварстве, умирали от голода и эпидемий, и только советская власть сумела кардинально изменить их положение. Другие бранили большевиков и восхваляли царя, говоря, что крестьяне не голодали и жили богато, на что первые язвительно вспоминали «хруст французской булки» (в смысле, что каждый крестьянин ел такие булки по утрам). Что и говорить, спор о жизни и судьбе народа в кругах интеллигенции был не менее ожесточенным и в 19 веке.
Из-за этой вечной перебранки, которую начал еще Радищев в 1790 году, я очень хотел бы, насколько это возможно неравнодушному обывателю, без эмоций наиболее объективно и обоснованно описать жизнь русской деревни. Только на основе подлинных исторических документов 18-19 веков можно с уверенностью судить об этом сложном времени. Тут встает важный вопрос: что из себя представляют эти документы, действительно ли они имеют научную ценность и можно ли на них полагаться? Спросим даже шире: а интересовалась ли вообще наука и общество 18-19 веков русским народом, русской деревней?
Начнем издалека. Как уже говорилось выше, глобальные исторические процессы приводили к различным результатам, как отрицательным, так и положительным. Царствование Петра I было очень неоднозначным. С одной стороны, был совершен огромный технологический рывок, появилась современная армия и флот, страна стала империей. С другой стороны, произошел глобальный культурный разрыв внутри общества, обострились сословные разногласия. Знать перестала идентифицировать себя с народом, с русской культурой, а власть, совершив ряд роковых ошибок, привела империю к глубокому политическому кризису.
Но в данном случае, я хочу упомянуть лишь один аспект петровских реформ: образовательный. Именно с реформ Петра I Россия вступила в эпоху Просвещения. Удивительно, но на протяжении столетий на Руси не существовало ровно никакой системы образования. Можно, конечно ссылаться на монголо-татарское иго, дескать страна боролась за независимость, не до того было. Но и до нашествия, благие начинания Ярослава Мудрого после его смерти стали забываться. Долгое время единственными очагами образования оставались крупные монастыри и города. Исключительной грамотностью отличалось и население Псковской и Новгородской республик. Однако, после захвата Новгорода Москвой и последующего его разорения при Иоанне Грозном, грамотность этого древнего города снизилась до московского уровня. В относительно благополучные 15-16 века Московским княжеством не было открыто ни одного учебного заведения. Только в 1682-87 гг. была основана Славяно-Греко-Латинская академия. Создал ее Симеон Полоцкий, учитель царских детей и выходец с Украины и Литовского княжества, многое перенявший у католической европейской культуры. Первыми преподавателями в академии были иностранцы – греки братья Лихуды. И все же такие скромные по масштабам начинания дали огромные плоды, выходцами академии стали знаменитые ученые, писатели, политические деятели: Михайло Ломоносов, Федор Поликарпов, Антиох Кантемир, Дмитрий Виноградов и др.
Но по-настоящему образованием в России озаботился только Петр. В 1701 году он придал Славяно-Греко-Латинской академии статус государственной, основал школу математических и навигационных наук, морскую академию и множество других учреждений, ввел обязательное образование для дворян и духовенства, утвердил проект положения Академии Наук, основанного в 1725 году уже после его смерти. Все это способствовало развитию образования и науки в стране. Хотя сам процесс просвещения затянулся на многие годы.
Важным аспектом просвещения мне кажется является осознание обществом своей роли в истории человечества. Именно это историческое пробуждение ведет к развитию великой и уникальной культуры. Мне даже кажется, что вся русская культура 19 века – это постоянный поиск России себя, своего места в мире, своей глобальной цивилизационной задачи. В этом поиске рождались великие произведения искусства, сделавшие нашу культуру уникальной и неповторимой. При чем основным источником, вдохновляющим отечественных творцов русской культуры, был русский народ.
Конечно, и без всякого просвещения и образования, Русь много веков сознавала себя целостным и самодостаточным государством. Без этого сознания невозможно было существовать. От всех людей требовался патриотический подвиг, без твердой веры в себя и в свое дело не совершилось бы ни Ледовое побоище, ни Куликовская битва, ни стояние на Угре. Но могло ли средневековое общество заняться изучением собственной культуры? Могло ли оно заглянуть в себя? История говорит, что нет. Эпоха феодальной раздробленности до основания поколебала национальное самосознание. Видимо, то была молодость народа, которая не любит анализировать свои действия. Культура только творилась, она еще не была сформирована окончательно. Наверное, для взгляда на себя нужно было созреть и измениться, чтобы рассмотреть собственную родную культуру со стороны и объективно оценить ее. А такое стало возможно только в 18 веке. Да и то, вдумчивое изучение себя происходило очень долго, не прекратилось даже после революции. Чем больше мы становились другими, тем больше замечали ценного в родной культуре.
Эту культурную метаморфозу с полным отречением от своей самобытности и последующим постепенным приходом к собственной национальной идее можно проследить в отношение к историческим архитектурным памятникам. Кто-то сказал, что Русь – это страна зодчих, варяги называли нашу страну Гардарикой (страной городов). Не буду спорить с этим утверждением, но хочу указать на одну важную особенность. Архитектура выгодно отличается от других видов искусства своей демонстративностью. Памятник зодчества невозможно игнорировать как другие виды искусства: музыку можно не слушать, картину не смотреть, книгу не читать, а вот пройти мимо здания по улице и не заметить его – невозможно. Таким образом, архитектура, имея громадный культурологический потенциал, постоянно воздействовала на психику человека, на нее возлагалась глобальная задача, она выражала общую идею, целое мировоззрение, чувство прекрасного той или иной эпохи.
Сложно сказать бережно ли относились наши предки к архитектурным шедеврам своего времени. Однако, они смогли сохранить для нас великолепные домонгольские храмы Владимирского княжества. Важным фактом, доказывающим заботу об этих храмах, была их последующая роспись. Известно, например, что Успенский собор 12 века, спустя 300 лет расписывали лучшие художники того времени – Андрей Рублев и Даниил Черный. Правда, известны примеры и серьезных перестроек и даже сноса исторических памятников в то время. Здесь можно вспомнить царствование Ивана III, при котором весь кремлевский архитектурный комплекс был полностью перестроен. Отметим при этом, что власть не заботилась о сохранении особого «русского архитектурного стиля». В Москву приглашались итальянские и византийские зодчие, Новгород чаще нанимал немцев. Конечно, создавались новые шедевры архитектуры, но за образцы часто брались заграничные памятники. При чем это характерно не только в эпоху возвышения Москвы, но и в самое древнее время, когда Русь активно впитывала в себя Византийскую культуру. Знаменитые владимирские соборы помогали строить немцы. Однако это не значило, что мы слепо копировали «западные» аналоги. Формировался свой национальный стиль, который при этом был очень гибок и разнообразен. В разных регионах были свои архитектурные особенности: новгородский, псковский, московский, владимирский. В течение времени стиль также менялся: например, раннемосковская архитектура сильно отличалась от шатровых церквей 16 века. Последний допетровский стиль, который был успешно воспринят и переработан русскими был –барокко.
В 17 веке, как я уже говорил, Россия подверглась не только серьезному военно-политическому воздействию европейских стран, но и культурному. В этом плане мы тесно взаимодействовали с нашим основным соперником и врагом – Речью Посполитой. За долго до Петра, еще при его отце Россия стала активно перенимать польскую латинскую культуру. Заслуга Петра I в том, что он изменил направление культурной экспансии, взяв за основу наиболее прогрессивную протестантскую культуру северной Европы. Думаю, что это было меньшее зло. Агрессивная политика Польши и в целом всего католичества много веков угрожала нашей стране. Иезуитская прелесть, внешние компромиссы могли склонить нашу знать к принятию униатства, тем более что такие прецеденты уже случались с русскими княжествами: Галицко-Волынским, Литовским, на какой-то срок Риму поддалась даже Византия.
Протестантизм же не преследовал таких глобалистских целей, «схизматики» (Православные) были не врагами, а безмерно далекими варварами. Возможно империалистическим амбициям мешала разрозненность протестантских церквей. В любом случае наиболее могущественные протестантские государства порабощали Новый свет прежде всего экономически, а не культурно, религиозные вопросы отходили на второй план. Угроза униатства здесь не стояла, слишком далеко протестанты отошли от Православия.
И все же такое «крутое» навязывание европейской культуры стало настоящей национальной трагедией. Критиковали царя не за цели, а за средства их достижения. Отныне дворянство потеряло свою национальную идентичность. Быть русским – стало значить быть варваром. Прозападные идеи надолго определили вектор политического и культурного развития страны. Сразу же поменялось отношение и к архитектуре, стали строиться именно «аналоги», копии европейских религиозных и гражданских зданий, прежняя архитектура стала презираться. Сам Петр принимал в этом активное участие. Он решил навсегда покинуть Москву и построить себе новую столицу по голландскому образцу. Вплоть до середины 19 века Санкт-Петербург был прекрасным, но типичным европейским городом-портом.
Последующие императоры продолжили дело Петра. Каждой эпохе присущ был свой архитектурный стиль, но все это были европейские стили, русское своеобразие было надолго забыто. При Елизавете началась галломания (подражание всему французскому), любимым стилем был Рококо, при Екатерине и ее внуке Александре – классицизм и ампир, при Павле – неоготика и т.д.
Раньше мне казалось, что все дореволюционное – это все старина, и что там все гармонично и стройно, а уничтожением памятников архитектуры занимались исключительно большевики. Но это оказалось не так. Старинную архитектуру стали разрушать гораздо раньше. Наибольшим вандализмом в 18 веке отличилась Екатерина II. С немецкой педантичностью и циничным хладнокровием были перестроены целые города. Великие древние города Руси безжалостно «европеизировались», улицы спрямлялись, формировались прямоугольные и веерные кварталы, все «лишнее» сносилось. Был утерян уникальный облик древнерусского Новгорода, Костромы, Пскова, Твери, Владимира и т.д. Под угрозой оказался храм Покрова на Нерли, игумен Боголюбского монастыря собирался разобрать его на строительный материал, но из-за отсутствия денег идея не была воплощена [58]. Однако храм все-таки смогли испортить последующим поновлением: в 1803 году на старом каменном куполе была сооружена луковичная глава с железным покрытием, а в 1877 году все фрески внутри были уничтожены [59]. В Переславле-Залесском во время реставрации Преображенского собора 12 века в 1893-94 гг. древние фрески были сняты мелкими кусками, уложены в ящики и укрыты в холодном сарае в беспорядке. В 1895 году Археологическая комиссия признала фрески незаслуживающими дальнейшего сохранения [60]. В Москве в Спасо-Андрониковым монастыре Спасский собор, древнейший храм за пределами кремля, был также подвергнут некачественной реставрации. Поврежденный еще в 1812 году, он требовал срочного восстановления. В 1846-50 гг., по проекту архитектора П. Герасимова, были перестроены паперти, устроены два придела с севера и юга от собора, устроен шатровый верх над ним и произведены значительные переделки внутри здания. Архитектурная ценность этого редкого для Москвы памятника 15 века была признана только после тщательного обследования и обмера в 1934 году. Первоначальные формы собору были возвращены лишь после реконструкции 1959-60 гг. Примеры неудачных «реставраций» и поновлений можно найти практически в любом древнем городе Руси.
Продолжение следует.
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.