Он хотел спросить, помнит ли она, какое в Тынде высокое равнодушное небо, какой осязаемый мороз, тугощекий, проворный. Как умело кружатся снежинки над соснами, дразнят, тревожат? Помнит ли сосну – заблудившуюся красавицу в жемчужном сарафане? Но вместо этого сказал:
– Помнишь, как мы пели комсомольские песни?
Она хотела ответить, что помнит и костер, и стихи, и гитару с несчастными, замученными струнами. Как он читал Высоцкого, а все бросили работу и слушали. Но уронила только короткое:
– Помню.
Они посидели, помолчали, вспоминая, как строили БАМ – никому не нужный дорогостоящий, просверливший барабанные перепонки гремучими лозунгами. Рдели кумачи, звенели продрогшие шпалы. Они – молодые, веселые, пропитанные до корней волос советской идеологией. Кто не с нами – тот против нас. Вера – юная кудрявая смуглянка, Вадим – рассудительный, как ему тогда казалось, инженер с бородкой, Виктор – запевала, анекдотчик и орденоносец, Алиса – загадочная русалка с убегающими глазами. Денег заколачивали все прилично: северные, премии, надбавки. Но им хотелось любви. Это сейчас всем хочется денег, а тогда хотелось любви.
– Ты точно все помнишь? – он вытащил из кармана пластиковый тубус, выудил из него таблетку и метко кинул ее под язык.
Она хотела добавить, что помнит, как расплакалась от непонятного чувства, как будто все важное проносится мимо, а она не успевает догнать, вернуть, ухватиться. А сосна вдумчиво кивала ее слезам, будто оценивала. Но вслух сказала:
– И мы страшно мерзли. Все время.
– А романы наши помнишь? – осторожно, словно наступая на лед несерьезными кроссовками, спросил Вадим.
– Разумеется, помню. Как ты безумно, самоотверженно, до потери пульса был влюблен в Алиску, как бежал за три километра, услышав, что на соседний участок привезли апельсины. Хотел ее порадовать, – Вера поднялась со скамейки, врачи рекомендовали побольше ходить, – пойдем, шагомер не дремлет.
Вадим встал, с трудом разогнул непослушную поясницу:
– Да, чуть пальцы не отморозил. А она попробовала один и сказала, что кислые.
– А я жутко завидовала. Ах, такая любовь!
– А сама-то по ночам плакала в подушку по своему Витюше, – он неуверенно засмеялся, не зная, удобно ли это конкретное воспоминание.
Уютная аллея дразнила январскими розами, они шли, не торопясь, – платиновый мачо в респектабельном пальто и дама с умело прокрашенной фиолетовой укладкой.
– Вы с Виктором были красивой парой, – похвалил Вадим.
Он хотел добавить, что она краснела под нескромными взглядами подруг, и припухшие губы говорили больше, чем следовало.
– Вы с Алисой тоже, – не осталась в долгу Вера, – давай купим апельсинов. В Ницце сладкие.
– А как мы с тобой переживали, когда они закрутили друг с другом? – Вадим придержал спутницу за бежевый рукав, пропуская темнокожего атлета на скейтборде.
– О! Этого не забыть, до сих пор жжет изнутри.
– Неужели до сих пор?
– Ну, немножко. Обидно, когда тебя променяли, – Вера вытащила из сумки сигареты, покрутила в руке и с сожалением отправила назад, в логово шелковой подкладки, в компанию к косметичке, смартфону и недоеденному круассану в хрусткой бумаге.
– Мне тоже было страшно обидно. Хотел набить Витьке морду. Она ведь спала со мной, ты знала?
– Конечно, знала. Все знали.
– Алиска рассказала?
– Нет. Девушка не стала бы такое рассказывать. Просто ты ходил такой счастливый, как будто тебя начальником участка назначили, нет, даже директором Советского Союза.
– А ты тоже с Витькой спала.
– Ха! Если бы не спала, так и не переживала бы, что он меня на Алиску променял.
– Интересно, они нас с тобой обсуждали в своей постели? – Вадим остановился и скорчил смешную рожицу, совсем неподходящую солидному месье.
– Вряд ли. Надеюсь, что нет.
– Да ну, конечно, сплетничали, – он отпустил гримасу, и она улетела с попутными чайками. Пусть повеселит бессонное море.
– Я не была на их свадьбе, а ты?
– И я не был. Звали, но не пошел. Боялся, что отчебучу что-нибудь.
– И я боялась, что разрыдаюсь от вида чужого счастья. А ведь их семья не протянула и двух лет. Развелись, как будто не было той неземной любви.
– А дети есть?
– И детей нет. Алиска потом еще два раза замуж выходила, родила от второго или от третьего. Тоже не ужилась. Кукует одна в старости, вроде, в Челябинской области. Ни деньги не помогли, ни красота ее бесовская.
– Ууу, как заговорила... Красота ее бесовская, – передразнил Вадим.
– И про Витьку слышала, что гулял, с кем-то сходился, расставался. В общем, и у него семья не сложилась. Хорошо, что я тогда все отгоревала, не оказалась с ним повязанной.
– А чем занимается Витек? Он толковым был, работящим.
– Так и пропахал всю жизнь на подъемном кране. Что зарабатывал – пропивал. С матерью живет до сих пор, ждет, когда ему квартира отойдет.
Вадим недовольно покачал головой. Вера решила закруглить тему:
– Мне про них неинтересно. Выплакала всю обиду, – она небрежно махнула морю и повернула назад, – вон мандарины, пойдем, купим.
– Пошли. Домой пора. Завтра у нашей дочери все-таки юбилей, надо выглядеть отдохнувшими.
– Да, уже 35. Как будто вчера только ты нас из роддома забирал, темноволосый, кудрявый, – она засмеялась теплым воспоминаниям.
– Я ей в подарок браслет от Картье купил. Ты же не возражаешь?
– Нет, конечно. Ты с ней шептался, я знаю.
Вадим с досадой крякнул, жалея, что не удалось удивить супругу.
Перед мраморным подъездом элитного дома они остановились. Муж заглянул в черносливовые, совсем не выцветшие глаза благоверной и сказал:
– Ненавижу цитрусовые.
Автор: jboriz
Источник: https://litclubbs.ru/articles/40766-staryi-motiv-zheleznyh-dorog.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: