С каждым днем Кирилл становился всё беспокойнее. Жена списывала это на перестройку организма. Не так-то просто сходу перепрыгнуть на диетическое питание, когда привык всю жизнь есть жареную на сальце картошечку, шашлыки и прочую неполезную дребедень, которая горами жира отложилась на боках и ляжках Кирилла, так, что он сам стал походить на любимый им свиной окорок.
— Потерпи с месяц, — поучала Аля, — выведутся токсины, шлаки, станет полегче...
— Да что такое эти ваши шлаки? — кричал Кирилл, обиженно дуя губы, — кто-то их хотя бы видел? Слово-то какое — шлаки! Тьфу!
— Вот начнешь худеть, и увидишь все свои шлаки, когда они будут покидать твое пузо! — отрезала жена и ставила перед ним тарелку серой бурды, которую разве что как раствор для шлакоблоков можно было использовать, но никак не есть.
Кирилл долго буравил ненавистным взглядом тарелку, мечтая иметь магическую силу и превращать овсянку на воде в мясное рагу, но магия к нему не приходила.
Тогда он со вздохом хватал ложку и ел. Потому что пузо, черт бы его побрал, просило кушать. А врач настаивал, что надо скинуть вес. Чем больше, тем лучше.
— И спорт! Не забывайте про спорт, движение — жизнь! — радостно вещал врач, будто не видел, с каким трудом Кирилл встает со стула.
Весь спорт за последние пять лет у Кирилла заключался в походах до магазина и перемещениями из кровати до кухни и до компьтера. Удаленка делала свое черное дело, помогая набирать вес и рыхлить мышцы.
— Главное, мотивация! Вот уйдет от вас жена к мускулистому красавцу, если себя в руки не возьмете, — продолжал врач, — а новую с таким весом найти будет трудно!
И хоть в Але Кирилл был уверен, но стал приглядываться к ее поведению, а то вдруг и правда соперник появится.
Мотивации не есть это не прибавило, скорее наоборот, зато беспокойное чувство росло в родном пузе, расходясь бурлящими волнами по организму.
"Карто-о-ошечка! На сальце-е-е!" — услышал на пятнадцатый день диеты Кирилл мужской голос. Он открыл глаза и посмотрел вокруг.
Рядом сопела Аля. Свет фонаря проникал в спальню через незакрытую штору.
"Приснилось," — подумал Кирилл, со вздохом повернулся на другой бок, услышав голодное урчание, и попытался снова уснуть.
Но треклятая картошка так четко нарисовалась перед его внутренним взором, что он даже запах почувствовал.
"Ням-ням! Картошка — наш второй хлеб!" — снова раздался голос.
Кирилл резко открыл глаза и неуклюже сел, с тревогой оглядывая комнату.
Голос прозвучал так явственно, будто говорил прямо на ухо.
— Что такое? — сонно спросила Аля, укутываясь в одеяло.
— Ты не слышала? Про картошку? — шепотом ответил Кирилл.
— Ага, да-да, — причмокнула Аля и снова засопела.
"Иди в магазин, купи картошки и сала!" — голос теперь звучал угрожающе.
Кирилл утер покрытое холодным потом лицо.
— Это шиза! — прошептал в темноту, заткнул уши и пошел на кухню, попить воды.
— Картошкисказалкупи!!!" — заорал голос, когда Кирилл набрал воды в стакан.
Мокрое стекло выскользнуло из рук и грохнулось в раковину.
Кирилл закрутился вокруг, расставив руки и вытаращив глаза.
— Кто здесь? — воззвал он, прекрасно видя, что никого тут нет.
В ответ была лишь тишина.
До утра Кирилл проворочался в кровати, не в силах заснуть. Ему все мерещилась шкворчащая картошка, а на краю сознания безжалостно сверлила мысль, что он, возможно, шизофреник.
Утром, поедая овсянку, приправленную каким-то суперпитательным порошком, он чувствовал вкус заветной картошки и вздрагивал от каждого шороха.
Аля убрала тарелки со стола, взяла сумку и, почему-то виновато спросила:
— Кирюш, я в магазин, тебе какой йогурт купить?
"Сало проси! С картошкой!" — голос завопил так внезапно и пронзительно, что Кирилл подскочил на стуле.
Аля подняла брови и застыла на пороге. Кирилл было обрадовался, что и жена услышала голос, но Аля только спросила:
— С тобой все хорошо?
Издав печальный стон, Кирилл молча ушёл в спальню. Никаких сил ни на что не было. Он пролежал, уткнувшись носом в кровать, до самого вечера, размышляя, стоит ли признаваться Але про голос.
"Даже в мире волшебников слышать голоса — это дурной признак" — вспомнилась фраза из какого-то фильма.
Он не ел весь день, и ночью, когда его живот пел голодную песнь, обеспокоенная Аля робко спросила, щекоча его усами:
— Кирюш, а может, картошечки тебе пожарить? Разочек?
И голос у неё был такой знакомый, мужской, с легким акцентом.
Похолодевший Кирилл медленно повернулся и увидел, что никакой Али в комнате нет.
Зато пахло картошкой. Той самой, жареной на сальце. Запах сочился со стороны кухни и был почти осязаем. Рот мгновенно наполнился слюной, мозг отключился, позабыв про диету и голоса, Кирилл, как мышь, учуявшая сыр, поплыл на кухню.
Тонкая полоска света пробивалась из-под плотно закрытой двери. Когда Кирилл толкнул створку, разум помутился от блаженного запаха. Он почти не заметил замершую над столом Алю, он видел только сковородку с румяными дольками поджаристого картофеля и прозрачными кусочками сала.
Безмолвно он сел на стул и с наслаждением отправил в рот сразу несколько долек,показавшихся ему пищей богов. Прикрыл глаза и с блаженством прожевал.
Когда тарелка опустела, а сытый и довольный Кирилл наконец поднял взгляд, он увидел немного напуганную, но явно желающую что-то высказать, Алю.
— Так, значит? — упреждая наступление, грозно спросил он. — Пока я овсянку ем, ты тут картошечку по ночам жаришь?
Аля вскочила из-за стола и шлепнула перед ним полотенце.
— Это всё ты виноват! Заладил с этой картошкой! Бормочешь целыми днями, и во сне "картошка, картошка", это было невыносимо терпеть! А мне ведь даже худеть не надо!
— Так ты тоже слышала? — обрадовался Кирилл, — значит, я не сошел с ума?
— Ты про что? — Аля насторожилась.
— Про голос! Он мне все твердил про картошку. Знакомый такой, с акцентом немножко, мужской.
В этот момент вдруг включился телевизор и с экрана донесся тот самый голос:
— Кому еще картошки? — Лукашенко угощал гостей на летней веранде. В какой-то момент Кириллу показалось, что президент Белоруссии подмигнул ему, потирая усы, и беззвучно произнёс: "разрешаю!".
Сглотнув, Кирилл выключил телевизор. Отодвинул тарелку и сказал:
— Всё, Аля! Никакой больше картошки! Только полезная еда. И спорт.